7 мая в 02.40 по среднеевропейскому времени в Реймсе подписан Акт капитуляции Германии. Капитуляцию подписали немецкий генерал Альфред Йодль, от лица союзников ее приняли американский генерал Беддел Смит и советский генерал-майор Иван Суслопаров.
В рассветной Москве пока тишина.
Сталин эту дату и капитуляцию не признАет. Маршала Жукова он заставит подписать еще один акт капитуляции, с Кейтелем, на сутки позже.
Помолодевшая, высокая, спортивная (всего месяц назад она отпраздновала свое шестидесятилетие) – Клементина Черчилль легко встает на стул в большом зале посольства с бокалом:
—Пьем за победу! За победу!
Ее слова встречают криками. Люди обнимаются, хохочут, плачут, пьют. Выжили. Пережили. Страшные шесть лет позади.
Москва взорвется ликованием только через сутки.
И все же 8 мая – первый мирный рассвет.
***
8 мая Клементина Черчилль в Москве с двумя очень важными миссиями.
Как глава фонда Красного Креста “Помощь России”, она привезла в Ростов новейшее оборудование для двух госпиталей на 1500 коек каждый. Полностью, под ключ, включая по последней технологии оснащенные операционные, разборные кровати с поднимающимся изголовьем, которые можно превратить в каталки, системы для переливания крови, постельное белье и даже хирургические перчатки.
С сентября 1941 года британцы – всех возрастов- от пенсионеров до школьников, богатые и бедные, независимо от убеждений и отношения к коммунизму и СССР, несли свои пенсы и фунты в “Фонд миссис Черчилль”. Целью фонда было собрать 1 миллион фунтов. Однако британцы собрали 8 миллионов.
Черчилль шутливо жаловался послу СССР в Британии Майскому, что жена стала совершенно одержима этой работой и “вы найдите ей место работы там в каком-нибудь своем совете”.
Вторая ее миссия – посмотреть в глаза Сталину…
…По всей Европе сейчас ликование среди руин. Осознание заплаченной цены еще не пришло. Самое страшное после войн приходит потом. Не только к побежденным, но и к победителям, когда кончаются и адреналин, и наркоз простой и ясной цели победить…
Шесть лет Клементина, Уинстон и их взрослые дети делали для этой победы все, что было в их силах.
После конференции в Ялте Черчилль погружается в свои самые страшные сомнения.
Он начинает сознавать, что ценой победы над Гитлером было закабаление половины Европы, продолжение пресловутой "мировой революции", и именно он, Черчилль, был одним из тех, кто сделал подобное возможным, он был "адвокатом Сталина" перед союзниками, Парламентом, и теперь ответственность лежит и на нем…
Уже очень больной, Рузвельт в конце войны явно симпатизировал Сталину, набравшему беспрецедентный исторический вес. Но мае 1945 года адреналин и иллюзии у Черчилля закончились. Грецию и Турцию удалось "отбить", но Восточная Европа, которую заняла многократно усиленная ленд-лизом Красная армия, оказалась заложником победы…Черчилль имеет все основания считать свою победу пирровой…
Что он – старый, сентиментальный глупец (это он о себе!) – недооценил опасность. И все же он надеется, на то, что Сталин решит не рвать боевое братство…Иначе коричневый кошмар Европы может сменится на красный, одна диктатура на другую, и разницей станет только фасон усов у диктатора.
Шесть лет титанических усилий неостановимого Уинстона (разменявшего седьмой десяток!), шесть лет работы на пределе человеческих возможностей. И все это время его подгоняло четкое осознание своей миссии: это война против мрака диктатуры, за сохранение европейской цивилизации.
Черчилль оставил свое определение цивилизации, к которому пришел во время войны: “Цивилизация предполагает свободу критики правительства, свободу печати и выступлений, свободу религиозных верований, отсутствие расовых преследований, юридическую законность и справедливость”.
***
Его отношение к Сталину в годы войны постоянно менялось. Черчиллю импонировало умение Сталина внушать повиновение, его немногословность, способность моментально ухватить суть вопроса.
Черчилль не совсем четко представлял, какая мощная тираническая машина подавления была подводной частью этого “айсберга”
Сталин умел актерствовать, маккиавелиевски понимал, чем можно эмоционально подкупить человека, если хотел его очаровать. Однажды, во время ужина, Аверелл Гарриман спросил Сталина, постоянно отхлебывавшего из большого стакана, что он пьет: —Водку! – ответил тот. Но Гарриман незаметно понюхал содержимое, это была вода – Сталин врал.
Черчиллю такие маккиавелиевские подходы были совершенно чужды. Он говорил, что словно “существует два Сталина – добрый и злой”. Это шизофреническое восприятие мучало его.
В 1941 году Черчилль, рискуя собственной разведкой, предупреждал его о готовящемся нападении армий вермахта на СССР. Сталин это письмо проигнорировал и даже не ответил. Не поверил Черчиллю? Возможно. Но Черчилль говорил правду, и теперь оба это знали.
В трудном разговоре с Черчиллем в августе 1942 года Сталин был резким и грубым. Упрекнул его в трусости. “Только доблесть Вашей армии заставляет меня простить Вам это обвинение”, – прорычал Черчилль в ответ.
Сталин, чтобы разрядить обстановку пригласил своего визави на квартиру в Кремле, “немного выпить”. Это оказался обильный ужин с вином и молочным поросенком. Они говорили обо всем – от герцогов Мальборо до Маркса. Ужин окончился в два часа ночи, и Черчилль улетел на своем тяжелом бомбардировщике “Liberator” в Лондон полностью очарованный, заявив потом Клементине: “Если бы я ужинал со Сталиным раз в неделю, то у нас не было бы никаких проблем”.
В СССР пошла огромная помощь союзников по ленд-лизу (на сумму, составившую к концу войны до 17 миллиардов долларов или на 7 тонн чистого золота). Помощь эта включала все – от танков до самолетов, от продовольствия до химикатов и металлов, без которых немыслимо стратегическое производство).
Все это перевозилось британскими конвоями в неимоверно опасных условиях Арктики, в акваториях, нашпигованных морскими минами и нацистскими субмаринами. Погибло множество британских моряков. В Тегеране, 30 ноября 1943 года Сталин, выступая на торжественном обеде в честь дня рождения Черчилля, отдал должное этой помощи ” Без машин, полученных по ленд-лизу, мы бы проиграли эту войну”.
Черчилль знал за собой один недостаток – он слишком очаровывался людьми и начинал приписывать им воображаемые положительные, качества. Такое бывало не раз. И тогда Уинстон призывал на помощь свою Клемми.
Ее интуитивные суждения о людях, психологические характеристики, которые она давала, всегда поражали его точностью, и не раз, в итоге, его выручали. Он доверял ей как себе, и именно поэтому когда “Фонд помощи России” пригласили в Москву и в шестинедельную поездку по СССР, они вместе решили: она должна ехать! Она должна встретиться со Сталиным. Она должна посмотреть в глаза этому человеку и сказать, чего можно от него ждать.
Баронесса встретилась с генералиссимусом в Москве, передала ему подарок мужа – ручку с золотым пером со словами: “Мой муж надеется, что Вы напишете ему этим пером множество дружественных посланий”. Сталин «приветливо улыбнувшись», ответил, что пишет только карандашом и отложил ручку в сторону.
Дальше путь Клементины лежал на юг – в Ростов, в Одессу, в Крым, в Пятигорск.
Черчилль отправляет ей нетерпеливые послания: “Дорогая Клемми, как твоя встреча со Сталиным? Пожалуйста, напиши обо всех подробностях.” Она отделывается общими фразами.
Черчилль только некоторое время спустя догадался: даже дипломатическую почту его жены могли просматривать, и она это знала.
На всем пути следования поезда, в каждом городе, куда она приезжает, ее встречают толпы людей с цветами, подарками, с искренним теплом и благодарностью. Искалеченные солдаты в госпиталях жмут ей руки, улыбаются из-под своих бинтов. Она перед поездкой немного обучилась русскому, поет с ними “Дубинушку” которая в Англии известна как “Песня Волжского лодочника”. В Сталинграде она видит всю чудовищную степень разрушений и представляет всю бездну пережитого этими людьми! Вернувшись Клементина напишет об этом в небольшой брошюрке, вся выручка от которой пойдет в пользу “Фонда помощи России”.
Но отношение официальных представителей меняется в обратной пропорции к дружелюбию простых людей. Без “империалистических хищников” в качестве врагов рухнет вся система. Система заточена на постоянный конфликт.
В одном из своих писем баронессе Ратборн, занимавшейся в Парламенте проблемой польских беженцев и написавшей Клементине, о том, что творят в Польше советские войска, Клементина пишет: “Мне скорбно видеть, как постепенно ухудшаются отношения между нашими странами. Побывав в России только короткое время, несколько недель, я не могла не влюбиться в этих людей, и мы должны всегда отделять их от их правительства – таинственного, зловещего и очень сильного”.
Клементина прилетела в Лондон 12 июня 1945 года, Уинстон встречал ее на бетоне аэродрома.Ее миссия была завершена.
Мы так никогда не узнаем, что увидела Клементина в глазах Сталина и что рассказала о нем Уинстону. Этого в деталях не сохранили ни ее письма, ни дневники. Слишком уж неприятным было воспоминание? Неизвестно.
Известно только одно. 12 июня 1945 года датируется письмо Черчилля новому президенту США Трумэну, в котором он впервые употребил термин “Железный Занавес” (а вовсе не в Фултонской речи): “An iron curtain is drawn down upon their front. We do not know what is going on behind…”
Думается, Клементина подтвердила: надежды нет. Железный Занавес опустился на много десятилетий.
В 1978 году дочь Клементины и Уинстона Мэри Сомс удивится, что на панихиде Клементины Черчилль в Вестминстерском аббатстве, среди многочисленных международных организаций, которые прислали своих представителей, не было никого из СССР."Неужели они забыли?"Мэри Сомс не могла понять: тоталитаризм это всегда полная монополия и власть над исторической Памятью людей.
/КР:/
К сожалению, так и есть. "Неужели они забыли, что тоталитаризм – это всегда полная монополия и власть над исторической Памятью людей". То, что сегодня происходит в стране царька, как ничто другое подтверждает этот вывод. Социализмы, коммунизмы и путинизмы – это временный провал в истории человечества…/
