Скрывали, да еще как скрывали. Подписывали секретные соглашения с союзниками и в ту же минуту не просто нарушали их — поступали в корне противоположным образом. Лгали, говоря попросту. Деловито и цинично.
Иван Александрович Серов, генерал. Фото: Wikipedia
Могущественный генерал Серов (заместитель Берии) докладывал из Германии Сталину:
«29 апреля (1946 г.) на заседании Союзного Контрольного Совета в Берлине по предложению Главнокомандующего американскими войсками в Германии генерала Макнерни был принят и подписан четырьмя Главнокомандующими: английским фельдмаршалом Монтгомери, американским генералом Макнерни, генералом армии Соколовским и французским генералом Кельцем закон № 25 «О контроле над научными исследованиями», согласно которому все военные исследовательские организации должны быть распущены, а постройки военного характера должны быть уничтожены или вывезены.
В приложении «а» к этому закону перечислены «запрещенные прикладные научно-исследовательские работы», в числе которых в параграфе 3 перечислены «ракетные двигатели, пульсирующие двигатели и газовые турбины».
В связи с проводимыми в Германии мероприятиями, согласно постановлению Совета Министров, этот закон может вызвать для нас дополнительные трудности…»
Несмотря на все меры конспирации, о существовании авиационных ОКБ стало известно на Западе. По сообщению того же Серова, в июне 1946 года заместитель Главнокомандующего американскими войсками в Германии генерал Клей в беседе с Соколовским «поднял вопрос о том, что необходимо принять решение в Контрольном Совете о посылке специальной комиссии во все зоны оккупации Германии для контроля над военным производством. При этом он заявил, что у него имеются данные, что, например, французы восстановили немецкий авиационный завод и выпускают на нем моторы, а затем добавил, что «в русской зоне оккупации Германии занимаются производством реактивной техники…»
Обеспечить секретность исследований в глубине российских просторов было намного проще, чем вблизи группировок англо-американских войск союзников, а теперь, с наступлением эпохи «холодной войны», — потенциальных противников.
Приказ министра авиационной промышленности СССР Хруничева № 228 сс «Об использовании немецкой реактивной техники и немецких специалистов в СССР» определял в том числе «план перемещения специалистов, места их новой дислокации», численный состав (1400 инженеров и рабочих, а вместе с семьями до 3500 человек), время и способ переезда. Согласно приказу, завод № 145 им. Кирова, расположенный под Куйбышевом (поселок Управленческий), был переименован в «Опытный завод № 2».
О том, как проходила отправка немецких специалистов из Германии, профессор Хайнц Хартлепп рассказывал: «Вечером 21 октября (1946 г.) я со своей подругой Ренни совершал еще одну большую прогулку вдоль реки Боде… Однако мы не знали, что немецкая дежурная, обслуживающая телетайп, была в этот день арестована после того, как она получила телеграмму из Москвы, в которой был приказ об отправке в Россию. Об этом предварительно не могли оповестить никого. На следующий день дама была освобождена из-под стражи, когда все специалисты были посажены в эшелоны. 22 октября 1946 г. началось насильственное перемещение выбранных специалистов».
Переезд в СССР стал полной неожиданностью для немцев. Все произошло очень быстро.
Ранним утром 22 октября 1946 г. к домам, где жили немецкие специалисты, подъехали армейские грузовики. Офицер контрразведки, сопровождаемый переводчицей и группой солдат, зачитывал поднятым с постелей немцам приказ о немедленной их отправке в Советский Союз для продолжения работы. В это время на вокзалах уже стояли готовые к погрузке железнодорожные составы. Каждому немцу был выделен продовольственный паек и денежное пособие в размере от 3 до 10 тысяч рублей, в зависимости от занимаемого положения.
Перевозка из Германии в СССР семи тысяч немецких специалистов различного профиля была проведена четко и оперативно (пригодился сталинский опыт депортации целых народов).
Уже через две недели после начала операции всех немцев распределили по предприятиям девяти Министерств в различных точках Советского Союза.
Финский домик в Подберезбзье. В таких домах жили многие немецкие инженеры и рабочие. Фото: Wikipedia
Некоторые специалисты, надо сказать, попали практически в курортные условия. Так, в распоряжение немецких физиков предоставили абхазские санатории «Синоп» и «Агудзеры». Первый стали называть «объектом А», второй — «объектом Г». На этих объектах работали ученые, внесшие выдающийся вклад в создание советской атомной бомбы. Николаус Риль, удостоенный за свою работу звания Героя Социалистического Труда; Макс Фольмер, построивший первую в СССР установку по производству тяжелой воды, а впоследствии возглавивший АН ГДР; Петер Тиссен, бывший советник Гитлера по науке; Макс Штейнбек, сконструировавший центрифугу для разделения урана.
Общее число немцев, прибывших в 1946 году на предприятия Минавиапрома, составляло 3558 человек.
В приказе министра было предусмотрено практически все. Кроме продуктового пайка, немцам платили зарплату. Она была значительно выше, чем у советских инженеров и рабочих. Например, на заводе № 2 немецкий инженер получал в среднем 2300 рублей в месяц, а рабочий — 1460 рублей, тогда как средний месячный оклад советского инженера и рабочего составлял соответственно 1123 и 709 рублей. Оклад немцев — руководителей ОКБ достигал 7 тысяч рублей.
Двухэтажный дом для немецких и советских рабочих. Фото: Wikipedia
Но в 1949 году у немцев отобрали «виды на жительство», после чего они существовали в СССР как «лица без гражданства», были лишены социальных льгот, даже больничный лист им не оплачивали.
Собранные на территориях отдаленных заводов и изолированные от мира, немецкие специалисты могли лишь отдавать накопленный опыт, но новых знаний не приобретали.
Из-за присущей советскому руководству шпиономании их не пускали ни в ЦАГИ, ни в ЛИИ, ни в какие-либо другие научно-конструкторские организации. В результате их научно-технический потенциал так и остался на уровне знаний конца Второй мировой войны.
И все же, если оценивать влияние немецкого опыта на развитие реактивной авиации в Советском Союзе, то, по мнению специалистов, «без освоения в СССР производства немецких ТРД было бы невозможно появление уже в 1946 г. отечественных реактивных самолетов. В 1946–1947 гг. советские заводы выпустили 533 двигателя РД-10 и 1144 РД-20, являвшихся копиями Jumo 004 и BMW 003. Они устанавливались на всех первых советских реактивных истребителях — Як-15, Як-17, МиГ-9, Ла-15».
Сведения о работе немцев в Куйбышеве, на Опытном заводе № 2, приходится собирать по противоречивым крупицам, но как их проверять, как сортировать? К счастью, в тоненькой книжке военного историка Павла Кнышевского «Добыча», необъяснимым для меня образом вышедшей в 1994 году и наполненной документами, ни до, ни после не публиковавшимися, приведена без комментариев и эта огромная записка, адресованная секретарю ВЦСПС Нине Поповой, «завгруппой по работе среди немецких специалистов» из культотдела ВЦСПС, неким Гусинским. Он был командирован в Куйбышев весной 1948 года и провел там 10 дней.
Записка Гусинского
Загадочный, конечно, документ. Прежде всего, кто такой этот Гусинский? Почему он оказался таким решительным? Отчего он, мелкий клерк (причем «профсоюзный» — не самая главная в СССР организация), раздает столь авторитетные оценки не только местным функционерам, но и, скажем, начальнику главка московского министерства?
Докладная записка представителя ВЦСПС в Германии Гусинского председателю ВЦСПС В.В. Кузнецову о деятельности немецких профсоюзов. Источник: РГАСПИ
Не знаю. Но так или иначе, написал Гусинский по итогам поездки среди прочего следующее:
«…Среди немецких специалистов, направленных на завод, насчитывается 173 бывшего члена нацистской партии, в том числе: главные конструкторы Шайбе (ОКБ-1), Престель (ОКБ-2), Лертес (ОКБ-3), награжденные гитлеровскими орденами».
Очень скоро, докладывает московский ревизор, это привело к тому, что нацистская группа «распоясалась» и прижала всех остальных, всячески их запугивая. Главный конструктор Шайбе (бывший главный конструктор фирмы «Юнкерс») назначил нациста инженера Мааса своим уполномоченным по административным делам, и тот в течение всего 1947 года, почти не занимаясь производственной деятельностью, вел эту работу. Характерно, что многочисленные объявления по различным вопросам Маас подписывал от имени «немецкой администрации», а один раз даже от имени «администрации фирмы «Юнкерс»».
Все это, призывает к бдительности тов. Гусинский, делалось на глазах советской администрации, причем пом. директора завода по делам иноспециалистов Галкин не придумал ничего лучше, чем назначить своим секретарем-переводчиком некоего Фрайгаммера, члена нацистской партии с 1932 года. Этот Фрайгаммер выполнял указания не столько Галкина, сколько «своего нацистского руководства» (Шайбе и его «подручных» — Фойге, Зингера, Поля, Мааса и др.).
«…Неудивительно поэтому, что в мае 1947 г. была создана организация открыто фашистского типа «Совет доверия» (по образцу созданных по приказу Гитлера в 1933 г. в Германии). Во главе «Совета» встал нацист Дикель, семья которого находится в английской зоне, — говорится далее в записке Гусинского. — Только после указания со стороны органов МГБ, (директор завода) тов. Олехнович в июне 1947 г. объявил о роспуске этой организации, однако фактическое выполнение этого приказа не было проверено. Следует отметить, что группа немцев в Куйбышеве (или, как они себя называют, «Общество по защите немецких интересов») имеет своего уполномоченного в г. Дессау (советская зона оккупации Германии), откуда большинство из них прибыло. Этим уполномоченным является инженер Шорлеммер (Дессау, Тельманаллее 74)».
Оказывается, от имени всей группы Шайбе даже объявил ему благодарность за хорошее представительство интересов немцев, живущих в Куйбышеве.
Не получив надлежащего отпора, немцы быстро «перемаскировались» и уже в августе следующего года вместо распущенного «Совета доверия» были созданы, с утверждения директора, пять комиссий (жилищная, огородная, социально-бытовая, культурная и по контролю за магазином), а также третейский суд.
Из записки Гусинского:
«…Характерно, что во главе основных комиссий стоят старые нацисты (культкомиссия — Хайнрих — нацист с 1934 г., социально-бытовая — бывший председатель совета доверия нацист Дикель, третейский суд — нацист Ларенцен)… Третейский суд с утверждения главных конструкторов по ОКБ налагает на немцев денежные штрафы в пользу так называемой товарищеской кассы, средства от которой целиком находились в распоряжении Шайбе и его клики».
«Ужасные вещи» вскрылись во время подписки на «Третий заем восстановления и развития народного хозяйства СССР», в котором должны были, оказывается, принять участие и немцы. Причем многие из них
«просили, чтобы подписка была тайной, а некоторые прямо заявляли, что они опасаются нацистов. Например, немец Кюль, подписавшись на заем, прямо сказал, что ему теперь нечего рассчитывать на пособие из кассы взаимопомощи. Руководители кассы также заявляли, что всех, кто подписался, они рассматривают как состоятельных людей, которым касса взаимопомощи не должна помогать, раз у них есть лишние деньги для того, чтобы дать взаймы советскому государству».
Между прочим, вполне логично.
«Надо сказать, что подписка на заем была организована неправильно. Вместо того чтобы привлечь для организации подписки политически более благонадежных немцев, руководство ею было возложено на немецких конструкторов-нацистов. Именно им было поручено выступать на митинге по случаю выпуска займа.
Не случайно в ОКБ-1 и ОКБ-2, где командуют Шайбе и Престель, подписка составила (по охвату) только 31 и 26 процентов, в то время как в производственных цехах немцы подписывались почти все.
Сам Шайбе, а также инженеры Поль, Клаус и Тойбер сделали приписки на подписном листе: «Моя подписка на заем не означает согласия с насильственным увозом в Советский Союз». Подписка у них не была принята, однако свою роль демонстрации эти приписки сыграли и повлияли на других немцев.
В то же время заводские организации не сумели организовать выступлений немецких рабочих и той части специалистов, которые подписались на заем охотно, на месячный заработок».
Продолжим знакомство с запиской Гусинского.
«…С марта 1948 г. помощником директора по вопросам иноспециалистов работает тов. Елизаветин. Он убрал секретаря-переводчика нациста Фрайгаммера, который работает теперь непосредственно в ОКБ, но серьезного изменения в положении не наступило.
До моего приезда (10 мая) никто из заводских работников и не пытался разобраться в том, что происходит среди немцев на заводе. Фрайгаммер продолжает давать указания и вывешивать объявления от имени Шайбе, которые, как правило, не подвергались контролю. В результате были вывешены анонимные объявления — хулиганские десять заповедей, как получить хлеб вне очереди (это было во время вспышки очередей за хлебом), и объявление о том, что, кто будет изучать русский язык, пойдет в Сибирь: отличники пешком, остальные — поездом. Те же, кто не будет изучать русский язык, — скоро вернутся в Германию. Виновники обнаружены не были.
За последнее время на заводе усиленно распространяется лозунг, что, кто будет хорошо работать, тот останется в СССР, а кто не будет особенно стараться — вернется в Германию.
Моя работа по проверке и выявлению действительного положения дел была чрезвычайно затруднена. Парторг ЦК ВКП(б) на заводе тов. Савенков и председатель завкома тов. Ставиский были весьма слабо осведомлены. Помощник директора тов. Елизаветин и пом. директора по кадрам майор Колыненков, имея большой материал (анкеты немцев, присланные из Германии, папку с копиями документов, составленную Фрайгаммером, и т. д.), не изучали его, ссылаясь на незнание языка (на заводе — пять переводчиков)».
Вообще, обстановка на заводе оценивалась резко критически.
«Директор завода тов. Олехнович всячески старался смазать политическое значение вскрытых фактов, чувствуя свою ответственность за них. Олехнович держится вообще на заводе барином, совершенно не считается с заводским комитетом, не работает в контакте с парторгом. Надо сказать, что на первых порах Олехнович пытался вообще обойтись без партийной организации и появление здесь осенью парторга тов. Савенкова встретил весьма недружелюбно…
На деле и до, и после совещания вся политическая работа свелась к нескольким лекциям, показу десятка кинокартин и распределению выписанных ВЦСПС немецких газет и журналов. Что касается вопросов производственного использования немецких специалистов, то проверку этой работы проводил прибывший одновременно со мной начальник Особого управления МАП тов. Гулай».
Однако некоторые вопросы, имеющие существенное значение для политико-морального состояния всей группы немецких специалистов, были Гусинским выявлены. В частности, «вопросы оплаты труда в ряде случаев решены неправильно, причем снова в привилегированном положении оказались нацисты — друзья Шайбе и Престеля».
Например, некий Георг Поль, «нацист, капитан авиации, ближайший подручный Шайбе и резко антисоветски настроенный», числится начальником несуществующего летно-испытательного отдела и получает 4500 руб. в месяц, работая на самом деле переводчиком. Поль отлично владеет русским языком, является адвокатом и ходатаем немцев по всем делам, используя это обстоятельство для самой безудержной антисоветской агитации. Он открыто заявлял, что считает политику Гитлера правильной, за исключением расовой теории (это объясняется тем, что он имел неприятности с гестапо из-за своей неарийской бабушки).
Инженер Вольман, «тоже нацист», числится на выдуманной должности начальника отдела информации, получает 3000 руб. в месяц.
Ученики 9 класса Обнинской средней школы им. С.Т. Шацкого. Дети немецких ученых и специалистов. Фото: архив корпорации Росатом
Но, пожалуй, наиболее показательные факты были выявлены, когда речь коснулась школы.
«…В соответствии с решением ЦК ВКП(б) в заводском поселке организована школа для детей немецких специалистов (1–8 классы), в которой обучается 289 детей.
Только директор школы и заведующий учебной частью советские работники, остальные 16 педагогов — немецкие специалисты и их жены. Это обстоятельство накладывает свой отпечаток на всю деятельность школы, которая, по существу, не является по характеру преподавания советской. Дело еще усугубляется тем, что директор школы и завуч одновременно преподают русский язык, перегружены уроками и не имеют возможности часто контролировать педагогов-немцев.
Среди преподавателей наиболее неподходящими и требующими срочной замены являются преподаватель естествознания, бывший офицер немецкой армии Гергард Швабе и его жена, учительница немецкого языка, Ингрид Швабе, имеющая 10-летний стаж преподавания при нацистах. Оба они пользуются популярностью среди учеников, щедро раздавая отличные оценки. Г. Швабе понятия не имеет о Тимирязеве, а о Павлове отзывался как о «мучителе животных». Поручать ему преподавание основ дарвинизма совершенно невозможно.
На уроках его жены И. Швабе выявлены случаи протаскивания нацистской идеологии, разговоров на тему «Германия превыше всего». Во время подготовки к майским праздникам в классе по заданию Швабе была нарисована картина, изображающая девочку, сидящую на камне перед тюремной дверью. Девочка проливает горькие слезы, которые падают в кувшин и растекаются по камням, где вырастают цветы. Горе девочки означает, по заявлению Швабе, горе немцев в СССР, а цветы — надежду на избавление…
Ввиду отсутствия учителей в школе не преподаются: история народов СССР, Конституция СССР и география.
Министерство просвещения РСФСР школой не занимается, она почти не имеет учебников для старших классов, отсутствует методическое руководство. Парторганизация и завком в работу школы не вникают».
Ясно, что необходимо было принимать самые решительные меры; Гусинский их и принял. В «Записке» с абзаца отмечено, что «во время пребывания на заводе мною были прочитаны две лекции на немецком языке на темы «Международное положение» и «Советские профсоюзы»».
Александр Михайлович Пузанов, первый секретарь Куйбышевского обкома ВКП(б). Источник: Самарский областной государственный архив социально-политической истории
17 мая Гусинский «подробно информировал первого секретаря Куйбышевского обкома ВКП(б) тов. Пузанова А. М. о положении дел с немецкими специалистами на заводе. На беседе присутствовали начальник Особого управления МАП тов. Гулай, директор завода тов. Олехнович, парторг ЦК ВКП(б) завода тов. Савенков, а также зам. секретаря обкома ВКП(б) по машиностроительной политике тов. Бенькович».
Тов. Пузанов дал указания о мерах по обеспечению надлежащей постановки политической работы среди немецких специалистов, решительной перестройки работы немецкой школы и подбора советских педагогов, предложил немедленно подобрать работника на должность инструктора по политической работе с немецкими специалистами, в соответствии с постановлением секретариата ВЦСПС.
«Тов. Пузанов особо подчеркнул недопустимость создавшегося положения, когда руководящую роль в группе немецких специалистов играют нацистские элементы, и предложил обеспечить немедленный роспуск созданных комиссий и третейского суда с тем, чтобы к общественной работе привлечены были другие немцы, которые были членами Социалистической единой партии Германии. Предложено также обеспечить избрание правления кассы взаимопомощи на демократических началах и постоянно контролировать ее деятельность».
19 мая состоялась беседа главных конструкторов ОКБ-1 и 2 Шайбе и Престеля и конструктора Брандера с начальником Особого управления МАП тов. Гулаем.
«Во время беседы выяснилось, что снабжение завода необходимыми материалами не обеспечено, не решены также вопросы рабочей силы, что тормозит выполнение правительственных заданий. Получается, что не представитель Министерства требовал от немцев выполнения заданий, а немцы критиковали МАП за плохое руководство. В ходе беседы главные конструкторы пытались взять под защиту некоторых немцев, привлеченных к административной и судебной ответственности за нарушение порядка на улице, в магазине и т. д. Во время беседы тов. Гулай допустил грубую политическую ошибку, заявив в ответ на вопрос Престеля, что немцы, возможно, будут работать в СССР до тех пор, пока не будет создана советская Германия».
Но закончилось хорошо
Нину Попову, по-видимому, сразила неслыханная дерзость «крепостных» немцев, и она направила копию отчета дальше — в соответствующие инстанции ЦК ВКП(б), а возмущенные адресаты переслали материал выше — секретарю ЦК Суслову с припиской: «Полагаем, что сообщаемые в записке тов. Гусинского факты о неблагополучии в деле использования немецких специалистов требуют проверки со стороны авторитетной комиссии специалистов, которую могли бы возглавить работники Управления кадров ЦК ВКП(б) или Совета Министров СССР».
Я думаю, что все объяснялось в самой большой степени аппаратными интригами: «идеологи» пытались прижать «технарей»; не случайно в обширной «записке» Гусинского ни слова о том, чем, собственно, немцы в Куйбышеве занимались (кроме нацистской пропаганды).
Из книги Кнышевского: «Такого поворота событий не ожидали ни директор опытного завода, ни, тем более, немецкие конструкторы. После «принятых мер» тягу к установлению на предприятии «немецкого порядка» у последних отбило напрочь. Похожую «трепку» задали и другим КБ».
Из других источников можно узнать, что на самих немцев эта «кампания» особого впечатления не произвела.
Уже в следующем году «главный конструктор Бааде в присутствии своего шофера и помощника директора по спецвопросам Смирнова П. П. откровенно восхвалял американские порядки, жизнь, культуру и прочее.
На вопрос тов. Смирнова: «Поехали бы вы сейчас на работу в Америку, если бы вам была предоставлена такая возможность?», Бааде ответил: «Безусловно, поехал бы без промедления. Я там жил с 1929 по 1936 г., принял американское гражданство, получал 700 долларов и имел к себе самое хорошее отношение. В Америке, — продолжал он, — все рабочие живут очень хорошо, и они никогда не захотят строить социализм».
Николай Дмитриевич Кузнецов, советский генеральный конструктор авиационных и ракетных двигателей. Фото: Wikipedia
Но директор Олехнович был (последствия записки?) отозван в Москву, а на завод прибыл из Уфы молодой инженер Николай Дмитриевич Кузнецов, счастливое кадровое решение, будущий дважды Герой Социалистического Труда, человек справедливый и, по отзывам всех его знавших, решительный.
«Николай Дмитриевич сразу поставил перед собой цель — выучить немецкий за полгода на приемлемом уровне. Немецкий инженер Поль, который должен был его учить, вальяжно заявил о том, что это невозможно. Николай тогда строго сказал немцу, что на войне он забыл слово «невозможно», а запомнил слово «надо» и научился действовать через не могу. Побледневший немец взялся за обучение Николая Дмитриевича. И действительно, через полгода Кузнецов стал вполне неплохо говорить по-немецки», — делился воспоминаниями главный конструктор Инженерного центра Генерального конструктора ПАО «Кузнецов» В. Данильченко. Так или иначе, вклад Кузнецова в развитие советского двигателестроения неоспорим и ни с чьим не сравним.
В 2010 году в Самаре тиражом в полтысячи экземпляров вышла толстая книга «Немецкие авиационные специалисты в г. Куйбышеве в первые послевоенные годы (1948–1953)». В ней собраны почти двести уникальных рассекреченных документов, касающихся всех сторон жизни и деятельности недобровольных создателей советской реактивной техники.
В частности, в книге говорится, что в 1950 году Кузнецов выполнил поручение Москвы и написал письмо начальнику 8-го Главного управления МАП М. Степину о включении «в состав основных участников, представленных для присуждения Сталинской премии», группы немецких специалистов. Получили ли они премию — неизвестно. В открытых источниках упоминаний об этом нет.
Но из документов, во всяком случае, следует, что немецкие специалисты помогли не только наладить производство на вывезенных предприятиях, но и разрабатывали новые образцы продукции.
«Так, не менее 800 инженеров и техников компаний «Юнкерс» и BMW, специализировавшихся на проектировании и изготовлении турбореактивных двигателей (004 и 003, соответственно), выпускали их в СССР под марками «РД-10» и «РД-20» на Опытном заводе № 2. Этими же специалистами под руководством А. Шайбе был разработан двигатель НК-12 для стратегического бомбардировщика ТУ-95».
Двигатели же, созданные в том числе немецкими специалистами, постоянно модернизировались и до сегодняшнего дня используются на российских стратегических бомбардировщиках, размещенных на базе в Энгельсе (22-я гвардейская Донбасская тяжелая дальняя бомбардировочная дивизия).
Именно эти самолеты участвовали в бомбардировках Сирии, а потом и Украины.
/КР:/
Этот труд нельзя назвать свободным…
Использовали прежде всего для создания оружия…/
3
