И оба раза разговор начинался одинаково — он меня спрашивал: «Простите, пожалуйста, это ничего, что я без пиджака?» Чем ставил в тупик перед выбором — то ли попросить члена Совета безопасности привести себя в полный порядок, то ли выразить готовность немедленно снять свой…
В этот момент я вспоминал работников МВД, которые про своего недавнего руководителя в один голос говорили как о человеке крайне невыдержанном и даже грубоватом. «Строитель…» — вздыхали работники, которые, тем не менее, относились к дилетанту-Бакатину с несвойственной профессионалам симпатией и в один голос подчеркивали куда более редкое качество Вадима Викторовича: умение учиться как раз у тех, у кого учиться стоит.
Вообще-то крупной политической фигурой Вадим Бакатин стал достаточно неожиданно и, если можно так выразиться, одномоментно: в самом начале декабря 1990 года, когда прозвучало сообщение о его отставке с поста министра внутренних дел.
Собственно, так вообще стало вдруг принято в удивительном нашем отечестве — только пройдя сквозь опалу, и можно, оказалось, рассчитывать на серьезный дальнейший взлет.
А так, что ж… Да, рассекретил годами закрытую статистику уголовных преступлений, да, с готовностью шел на контакт с журналистами, говорил легко, без бумажки, что по тем-то временам (еще до трансляции заседаний первого Съезда нардепов) нам было в диковинку. Да, подкупал искренностью, помноженной на ходившие неясные слухи о его, якобы, либерализме, разгадать который, впрочем, за плотными рядами омоновцев на тех же московских митингах было нелегко.
Но омоновцы били митингующих все реже, что было очевидно.
Словом, министр, как министр — из партийных выдвиженцев, которых хоть на внутренние дела поставь, хоть на баню или изящные искусства. Во время своего утверждения в должности Бакатин так и заявил: «Да, конечно, было бы лучше, если бы я был юристом. Но это чисто мое дело, это мешает только мне и больше никому не мешает. Как я отношусь к назначению? С большой ответственностью отношусь, понимая, что это тяжелый, трудный пост и доверие, которое мне оказано, или будет оказано, я обязан оправдать».
Ответ как ответ, таких десятки мы слышали от людей, успешно разваливавших доверенные им отрасли. Но в данном случае было бы несправедливостью не сказать и о том, что, перечитывая сейчас старые стенограммы заседаний Верховного Совета, как-то по-новому оцениваешь, насколько уверенно отвечал Бакатин на вопросы депутатов (20 страниц мелкого шрифта!), как владел информацией, как ориентировался в проблемах. И не случайно против Бакатина проголосовало только 7 человек.
Кстати, тогда единогласных решений депутатский корпус не принимал вообще.
Но общественное мнение Бакатина до поры особенно не выделяло. Демократы в меру поругивали его на своих митингах, он уклончиво (как впоследствии и сменивший его Пуго) отнекивался от претензий с парламентской трибуны. Из ярких поступков можно вспомнить разве что участие в слушаниях на Президиуме Верховного Совета небезукоризненной истории с «дачным эпизодом» Бориса Николаевича Ельцина и его купанием в ночном водоеме. Тогда лавров Бакатин явно не стяжал, и само его выступление было сочтено общественностью прежде всего как лишнее свидетельство организованной травли народного любимца.
Одним словом, имидж Ельцина тогда особенно не пострадал, а вот бакатинская неустоявшаяся репутация в глазах народа сильно пошатнулась.
Ну, и, конечно, привлек внимание эпизод, когда группа «Союз» (тогда только-только появившаяся на политической арене и не успевшая показать зубки) предложила на третьем Съезде кандидатуру Бакатина в президенты СССР (причем почему-то вместе с Николаем Ивановичем Рыжковым — на один-то пост!). Тогда это было воспринято как некий курьез, хотя держался Вадим Викторович вполне достойно. И когда кое-кто попытался превратить избрание президента в клоунаду, предлагая не принимать бакатинского самоотвода, министр остроумно напомнил, что ни в одной стране мира насильно президентом никого не выбирают. И под аплодисменты был с богом отпущен…
Но все-таки какие причудливые сюжеты предлагает нам жизнь. Через год кандидатура Бакатина вновь будет названа уже на выборах первого секретаря Российской компартии, и Бакатин вновь откажется. Через полтора — усилиями именно «Союза», окрепшего и заматеревшего, он будет отставлен от министерства. Через два — вместе с тем же Рыжковым (тоже опальным и вообще пенсионером) начнет кампанию за президентство в России…
Причем имя Бакатина (особенно в конце 1990 года) стало появляться во вполне красноречивой обойме: Яковлев, Шеварднадзе, Шаталин, Петраков, Явлинский… И сам его уход с министерского поста уже воспринимался общественным мнением как результат наступления консервативной реакции, как «откат перестройки».
И тем не менее. Это Бакатин пошел на соглашения с прибалтами, освободив их органы внутренних дел от плотной московской опеки (чем и снискал стойкую ненависть тех же «союзников»). Это он на закате своей «милицейской» карьеры стал склоняться к идее департизации на вверенном ему участке (чего, конечно, не смогла простить ему Старая площадь).
Ну, и, конечно, наделали шуму публичные высказывания Бакатина, когда он решительно отмежевался от Вильнюсской «военной операции» (по его мнению, действия ее участников должны были быть расследованы как попытка государственного переворота). Он выразил несогласие со ставшей в высшем эшелоне власти популярной идеей обвинить во всех переживаемых страной трудностях «так называемых демократов».
Более того: он настаивал на том, чтобы центр вернулся к политике, подразумевавшей опору именно на «левое плечо».
И не случайно именно возвращение Бакатина на официальную государственную службу (членом Совета безопасности) стало одним из главных сигналов возвращения Горбачева к прежнему курсу.
В январе 1990 года именно Бакатин первым в «партийном кругу» — на пленуме ЦК КПСС — публично поставил вопрос о необходимости отказаться от пресловутой «6-й статьи» Конституции СССР — о «руководящей роли партии». Очевидцы вспоминают, что топот и улюлюканье в зале были такими, что, казалось, даже договорить Бакатину не дадут. «Но он, — пишет помощник президента СССР Андрей Грачев, — до конца выполнил в присутствии загадочно молчавшего Горбачева свою роль камикадзе: снял табу с доселе запретной темы. Это позволило Генсеку три месяца спустя уже почти безболезненно добиться от того же Пленума покорного «единодушного» признания неотвратимого: обращения к мартовскому Съезду народных депутатов с предложением — изъять…»
Общепризнано, что Бакатин был одним из наиболее радикально настроенных людей в горбачевском окружении. В то же время его личная лояльность президенту не подлежала ни малейшему сомнению, что Вадим Викторович и подтвердил во время апрельского пленума ЦК, на котором партийные фундаменталисты попытались, если и не «скинуть» Горбачева, то хотя бы в очередной раз подвинуть его вправо.
Причем выступление Бакатина показало и то, насколько стремительно отрывается он от партийных структур. Человек, еще три года назад (перед ХIХ партконференцией) выступавший по центральному телевидению в паре с редактором «Советской России» Чикиным и произносивший с ним речи слаженным дуэтом, человек, еще недавно на дух не принимавший самого слова «многопартийность» (и отчаянно отстаивавший тезис о руководящей и направляющей роли КПСС), в мае 1991 года говорил, давая мне интервью для «Известий», что именно «желание сохранить хотя бы видимость приверженности всем старым богам сыграло злую шутку: партия из авангарда перестройки превратилась в ее арьергард. Хотя она могла быть и той силой, которая сумела бы безболезненно осуществить переход к многопартийности. Даже помочь многопартийности, если хотите».
Согласившись участвовать в молниеносной избирательной кампании на пост российского президента, Бакатин, естественно, не мог не понимать: сама ситуация, когда он оказывается между Ельциным и Рыжковым, подразумевает огонь по нему изо всех орудий — и справа, и слева. Хотя, с другой стороны, весьма многозначительным показались мне и слова Ельцина, который, уйдя от ответа на вопрос, как он относится к Рыжкову и его притязаниям, перевел разговор на другого претендента: «У нас любят противопоставлять. Вот один из руководителей Вятского Совета дал статью в местной газете — без моего ведома, конечно, — где стал сравнивать Ельцина с Бакатиным в пользу Ельцина. И сделал это, как у нас часто бывает, в лоб. Ну, а Бакатин там, в Вятке, работал первым секретарем. Недолго, но, тем не менее, его почувствовали. Он человек деловой. И я с большим уважением к нему отношусь. Кстати, он позвонил мне недавно и заверил, что ни в коем случае не будет агитировать против меня, а я говорю: это и мой принцип. Мы друг друга поняли…»
Тем не менее, решение Бакатина включиться в президентский спринт объективно ставило в более тяжелое положение все-таки Ельцина, а не Рыжкова. В общем-то было ясно, что у своего бывшего премьера Бакатин не отберет голосов тех, кто уже пообещал ему свою решительную поддержку: компартия Российской Федерации, военно-промышленный комплекс, депутатская группа «Союз», председатели-латифундисты, ветераны, армия… Бакатин же мог рассчитывать лишь на часть политической территории «слева от центра», где, не имея за собой организованных структур, он и Ельцину конкуренции не составит, и «фронт расколет»…
Даже ему самому было очевидно, что шансов на победу у него практически нет.
Нужно ли было при таком раскладе серьезно рисковать своей репутацией? Бакатин решил — нужно, хотя и долго сомневался, выходить ли ему на ринг вообще.
Несколько слов, собственно, о его биографии.
Родился в 1937-м. Первые 13 лет трудовой деятельности делал чисто профессиональную карьеру на строительном участке. Затем на партийной работе. При Андропове новый тогда зав орготделом ЦК Лигачев сформировал из молодых работников группу так называемых инспекторов (11 человек — как раз футбольная команда), которые, пройдя обкатку на Старой площади, стали в 1985 году первыми выдвиженцами перестройки. По-моему, никто из одиннадцати (за исключением Бакатина) в народной памяти не остался.
А Бакатин попал в Киров с напутствием Горбачева: «пока не действует механизм экономический, должен действовать механизм партийный». Так и действовал — согласно существовавшей практике, когда все на свете вопросы решаются в кабинете первого секретаря обкома. И в общем-то, за полтора года оставил о себе память, действительно, неплохую, не случайно так много подписей при выдвижении кандидатом в российские президенты Бакатин получил именно от недолгих своих земляков.
Интересно, что в Кемеровской области, где Бакатин потом около года тоже возглавлял обком, крутой авторитарный стиль хозяина доброй славы ему уже не принес. Изменилось время, а он оставался прежним. И, конечно, это личное его везение, что не доработал в Кемерово до шахтерских забастовок, которые неминуемо опрокинули бы и его карьеру…
После августовского путча Бакатин был назначен (Горбачевым по согласованию с Ельциным) председателем КГБ — и дал публичное обещание разрушить эти колоссальные структуры, оставив лишь необходимое собственно для защиты государственной безопасности. Успел принять в новом кабинете диссидентов Буковского и Абанькина, вывести из своего подчинения знаменитую «Девятку», погранвойска, правительственную связь и внешнюю разведку, а также передать американцам схему подслушивающих устройств в законсервированном (из-за наличия этих устройств) здании посольства США в Москве, чем вызвал нескрываемую ненависть «патриотической» печати.
Буковский в своей книге «Московский процесс» эту встречу описал достаточно иронично, но, в то же время, с очевидной симпатией к собеседнику (крайне редкой под его пером в отношении любых других отечественных чиновников). Во всяком случае, бывший диссидент тоже поверил в искренность нового председателя КГБ с его попытками разрушить свое новое хозяйство. Правда, Буковский заметил: «Да разве этот симпатичный бормотун, который так мило стесняется показывать свои носки телезрителям, может справиться с эдаким монстром? Он и не узнает, что за его спиной делается».
Так и вышло.
Бакатин съехал с Лубянки после беловежского «пикника трех президентов» и упразднения КГБ вместе с Советским Союзом — рубить дрова на подмосковной даче, которую вместе с сыновьями лично достраивал. В «большую политику» не вернулся. И с каждым годом становилось понятнее, насколько велика эта потеря.
И, наконец, последнее, сугубо личное наблюдение. Бакатин был исключительно обаятелен, производил впечатление искреннего и открытого человека (что сослужило ему дурную службу во время скандального интервью Караулову: тот поклялся, что не собирается ничего печатать, не показав, и напечатал (в «Независимой газете») — неправленную стенограмму, со всеми междометиями, вводными словами и лихими оценками.
В свободное время рисовал; я, правда, его картин не видел, но видевшие утверждают — хорошие. К моей просьбе нарисовать кота отнесся с подозрением. Оказывается, в свое время и спец. корр. «Огонька» Георгий Рожнов приставал к нему с таким же вопросом: а кота нарисовать можете, Вадим Викторович?
«Дались вам эти коты», — проворчал Бакатин в ответ на мою просьбу, и, помня о Караулове, не нарисовал.
Но пообещал — как-нибудь потом…
/КР:/
Время меняло людей…
Тогда был такой период в жизни страны, но далеко не всех…
Нынешнее руководство Кремля – это птенцы Дзержинского, реакционеры до мозга костей…/
4
