Мама…

Шумели, захламляли тамбур. Путали двери – могли ломиться ночью в нашу, будить Славу. Ярославе поставили диагноз в семь лет. Рабдомиосаркома.

С тех пор мы часто жили в больницах. А когда отдыхали от лечения дома, Дарья постоянно торчала у нас, чем жутко меня раздражала. Я терпела – лишь бы Славочке было хорошо.
Муж пихал меня в бок:
– Натяни хотя бы улыбку-то. Чего с лицом у тебя?
– Не могу. – всхлипывала я. – Наша на волоске висит, угасает с каждым годом. А эта… за что вот им такая? Почему у них здоровый красивый ребёнок?

– Спасибо бы сказала. Она играет с Ярославой. Заботится.
– А если она из своей квартиры заразу какую принесёт? Нашей-то много не надо. – упрямилась я.
Толя махал на меня рукой, и выходил из кухни. Когда Славочка только заболела, нам сразу сказали, что шансов выздороветь у неё ничтожно мало.

Когда Слава засыпала, Даша приходила ко мне в кухню.
– Давайте я помогу вам, тётя Света.
При этом смотрела на меня такими голодными глазами, что я начинала выставлять на стол всё, что было в холодильнике. Даша сначала отнекивалась. Потом ела, как с голодного края приехала. А я ругала себя за то, что не догадалась покормить её раньше.
Когда Ярославе стало совсем худо и никакие варианты лечения больше не помогали, врачи уклончиво сказали, что лучше ей побыть дома, с родными.

– Последние дни? Вы это хотели сказать? – зло спросила я.
– А вот это одному Богу известно!
Но я понимала: чудес не бывает. Это было ещё одной составляющей нашей жизни в последние три года. Я пыталась вымолить у Бога чудо. Исцеление для Ярославы. Не вымолила.
В последнюю ночь Слава сказала:
– Поспи рядом со мной сегодня, мама.
– Конечно, детка!

Я слышала в полуметре от себя её прерывистое дыхание и слёзы катились по моим щекам. Градом. Я долго сдерживала эти слёзы. Обе мы чувствовали, что конец близко. Но я не хотела верить. Даже сейчас не хотела.

– Мам, отпусти меня. Я так измучилась! – вдруг сказала Слава.
– О чем ты, деточка? Врачи сказали, что можно будет сделать ещё операцию. Чуть позже просто.
– Я не хочу ещё операцию. Я просто устала.
Мы помолчали.

– Мам, почему ты Дашку не любишь? Она такая клёвая! Лучшая моя самая подруга. Сестричка моя.
– Бог с тобой, Славочка! Кто тебе сказал, что не люблю?
– Мне так кажется. Она правда очень хорошая. – Ярослава подумала и добавила. – Скажи Даше, что я передам её просьбу.

После этого Слава уснула. Ушла она тихо, во сне. Без криков, без агонии. Утром я долго сидела, держа её холодную руку и глядя в никуда. Слёз больше не было. Я выплакала их ночью.
Даша пришла после школы к нам. Увидела простыню на зеркале и заплакала. Плакала, уткнувшись лбом в косяк.
– Ладно. Я пойду. Извините. – прорыдала она.
– Погоди-ка. Зайди.
Я отвела её в кухню. Непослушными руками сделала бутерброды, чай.

– Она сказала, что передаст твою просьбу. Это о чём?
Даша ахнула и закрыла рот рукой.
– Говори. – велела я.
– Не могу. Мне стыдно!

Но я была непреклонна. И Даша, поминутно каясь, поведала, что когда они с моей дочерью болтали о том, как Ярослава окажется в царствии Божьем, то попросит Бога дать Даше других родителей. Даша в какой-то момент сказала, что хотела бы именно этого.
– Это плохо. Я знаю. Мне стыдно! – талдычила Даша.
Мне стало её ужасно жаль.

– А почему ты попросила о таком? Наверное, злилась за что-то на маму?
Девочка кивнула.
Через пару месяцев к Семёновым по заявлению из школы явилась комиссия из опеки и Дашу забрали. Она не плакала. Видимо, не думала, что там, куда её везут, будет хуже. Толя позвал меня поговорить – он видел всю процедуру.

– Этим вообще плевать. Они даже не чухнулись. Забирают, и ладно.
– Зачем ты мне об этом говоришь? – не поняла я.
– Дашка-то, а? Кремень. Опять не заплакала. Поди раз только и плакала. Когда Ярославы не стало.
– Зачем ты мне напоминаешь?!

Я разревелась. Господи, что им всем от меня надо?!
– Давай возьмём её? Опекунство оформим. Хорошая девчонка.
Я не верила своим ушам. Что он мне предлагает? Мой собственный муж? Взять к нам Дашу?
– Подумай. Чего бы хотела Слава. Подумай!

Я подумала. Он был прав, и я это знала. Но как мне полюбить этого ребёнка? Если она всегда была только раздражителем для меня. Как переломить себя в этой ситуации? Мать у неё пила, была ужасной матерью. Но разве лучше мать, которая не любит? Я посмотрела наверх. Где ты там, Славочка? Смогла ли ты выполнить просьбу своей подруги? И если смогла, то почему так затейливо?
Я думала сутки. Меня мотало из стороны в сторону. Мне не дали толком побыть матерью, свой материнский инстинкт я не реализовала. Рожать своего мне было страшно. Я знала, какая невыносимая боль – терять ребёнка. Да пока об этом и речи не было. Но Даша…

– Ладно. – сказала я мужу в обед следующего дня. – Давай попробуем узнать, что нужно для оформления опеки.
Через несколько месяцев мы продали квартиру и купили другую, подальше от прежнего места жительства. Подальше от Семёновых. Перед переездом я два часа рыдала в Славкиной комнате. Уезжать, вопреки всему, было больно. Больнее, чем видеть комнату дочери каждый день.

Нам удалось стать опекунами Даши. Толя сказал, что в будущем рассчитывает удочерить её. Семёновы продолжали пить, поэтому, я не исключала такого варианта. Я старалась быть для Даши хорошей матерью, но камень за пазухой продолжал отягощать мои будни. Однако, я ничем не выдавала себя. Чего мне стоят попытки полюбить Дашу – никто не знал. Может только Толя догадывался, и то я научилась скрывать.

А через полгода, как гром среди ясного неба, выяснилось, что я беременна. Даша почему-то прыгала до потолка.
– Ура! Ура! Ура!
Мне кажется, именно тогда я улыбнулась ей искренне. Впервые.
– Ты-то чего скачешь? Думаешь, ребёнок – это весело?
– Да! Конечно, весело, тётя Света! Весело и круто!

Дашке уже исполнилось одиннадцать, она мне во всем старалась помогать. Этот факт потихоньку растапливал лёд в моей груди.
Родился здоровенький мальчик. Мы привезли его домой, положили в кроватку и суетились в кухне.
– Как назовём? Ярослав? – спросила Даша.
– Ой, нет! – кольнуло сердце. – Нет.
– Ладно-ладно.

Она всё бегала в детскую и возвращалась с докладами.
– Спит!
– Глазами вращает!
Я хохотала.
– Чего ты мелешь? Как он может вращать глазами?
Даша в очередной раз унеслась в комнату и завопила оттуда. Я, бросив всё, побежала следом.

– Что такое?
– Улыбается! Мама, смотри, он улыбается!

Мама…