Однако она столкнулась с непониманием родственников, подозрительностью еврейских учреждений и голосом "внутреннего самозванца". Читайте историю Катерины о непростом поиске идентичности.
– Меня зовут Катя, мне 24 года, я актриса. Живу в Москве, родилась в Кемерове, росла в Томске с мамой. С папой довольно долго не общалась. Я знала, где он, что он, но сблизились мы, только когда мне было лет семнадцать. Папа у меня еврей, а мама – нет. По маминой линии есть какие-то подозрения, потому что у ее бабушки фамилия Самойлина. "Лин" в фамилии может как-то указывать на еврейское происхождение, как мне объясняли. Но в целом мамины корни – скорее мордва.
Мне всегда было очень интересно говорить про национальности. Дело в том, что я лично сталкиваюсь с замечаниями вроде "раз ты не по маме – значит, ты не еврейка". Причем слышу это даже от родственников с "еврейской" стороны.
Как-то раз я подписала фотографию полушуточной фразой: "Еврейка в парижском платье из Томска гуляет по Москве". На что родственники мне ответили: "Да, но ты не еврейка. У тебя же только папа еврей".
Я, конечно, понимаю, что есть в этом свои правила, своя логика. Но я же не претендую на какую-то там "чистокровность". Для меня это скорее вопрос мироощущения. Только познакомившись с папой, я поняла, кто я такая. Я росла с вечным ощущением, что я из какого-то другого мира, из другой семьи. Люблю свою маму и всю материнскую линию, но у нас с ними очень много несостыковок по вопросам, как надо жить, как надо любить, как надо дружить. Родственникам с маминой стороны всегда было проще обвинить меня в инфантилизме и наивности.
Но потом я встретилась с папой: ему уже 70 лет, а у него все такие же идеалы, и он мыслит точно так же, как я. У нас абсолютно одинаковый внутренний мир. Поэтому с момента знакомства с ним я стала определять себя именно как еврейка.
Поняла, что я папина абсолютно. И если мой папа еврей, значит, я тоже. При этом мы с ним – одно лицо: когда нас видят рядом, то ни у кого вопросов не возникает, что я его дочь.
Кстати, у нас была такая история. Мы с папой пришли в МЕОЦ – Московский еврейский общинный центр. Папа хотел, чтобы меня там записали как его дочь, для него это было важно. Мы предъявили свидетельство о рождении, но нам, видимо, попалась не очень доброжелательная сотрудница. Она вдруг спросила: "А чем вы докажете, что это ваша дочь?" Папа у меня – очень интеллигентный человек. Я ни разу в жизни не слышала, чтобы он повышал голос, выходил из себя. А тут я замечаю, что он теряется, как маленький: "Ну просто… мы знаем, что это мой ребенок". На что сотрудница ему: "Откуда я знаю, что это ваш ребенок? Может, вы ее из детского дома забрали".
Я в первый раз увидела, как у папы по лицу поднимается краска красная, как он буквально звереет. Я не знаю, почему сотрудница так отреагировала – возможно, потому, что у нас было установленное отцовство. Изначально в графе "Отец" у меня стоял прочерк. Когда мы стали общаться и подружились, то решили "узаконить" наши родственные отношения. Хотя я не знаю, как, глядя на нас, вообще можно усомниться. В общем, это был странный опыт. Но я надеюсь, что это единичная история, не в контексте нормы.
Отец безумно гордится своей национальностью. Он любит присылать мне что-нибудь связанное с еврейством: "А вот в Израиле изобрели такое-то лекарство", "А вот еврей такой-то вот так сказал". Все время рассказывает мне про библейских персонажей, про историю нашей семьи, прививает любовь и уважение к еврейскому народу.
Когда ему самому в молодости делали военный билет, то сказали, что он может поставить в графе "Национальность" любую, какую хочет. И даже его родители убеждали: "Ну поставь, что ты русский. Проще будет. Мы не обидимся".
Но он принципиально указал, что еврей, сохранил свою национальность, несмотря на все трудности, которые были с этим связаны в СССР. Это, по сути, один из немногих оставшихся у нас официальных документов, подтверждающих еврейство.
Когда люди спрашивают, еврейка ли я, всегда с удовольствием отвечаю, что да. Например, я очень нежадный человек. Когда кто-то на этом акцентирует внимание, в духе "Да ладно, перестань за всех платить", я люблю ответить: "Да, вот мы, евреи, на самом деле совсем не жадные".
Понятно, что у евреев "по маме" часто возникает желание спросить: "А ты по кому? А, ну понятно, по папе. Нет, ну ты, конечно, думай, как тебе нравится…" Но в целом все очень по-доброму реагируют.
Я играю в театре "Школа современной пьесы" в спектаклях "Степь Чехова" и "Притча о потерянном брате" Фридриха Горенштейна. "Притча" – про голод в Украине в 1930-х годах. Тяжелая тема, тем более сейчас актуальная по-своему. И там как раз очень много библейских мотивов. Еще один у меня антрепризный спектакль – "Телохранительница", мы его играем на разных площадках. Ну а так меня больше тянет в кино. Кстати, в фильме "Родные" я играла еврейку. Моя героиня – невеста молодого человека, которую его семья отчасти не принимает из-за национальности, подшучивает над ней.
Я бывала в синагоге, но традиции пока не соблюдаю. Естественно, я что-то узнаю, читаю. Хочется сказать, что я написала в "Цимес" не для того, чтобы заявить: вот, я еврейка. Мне просто очень хочется разобраться со своим внутренним самозванцем. Я читала интервью других людей, которые тоже "по папе" и вечно сталкиваются с этим чувством самозванства – даже не извне, а изнутри.
Поэтому мне хочется понять, насколько я имею право себя так определять. Внутреннее ощущение мне подсказывает, что имею, раз я себя действительно так ощущаю.
Когда я изучаю Тору, заповеди, то понимаю, что мне это близко и понятно, что я бы хотела принадлежать именно к этому народу, не стесняться этого и уметь аргументировать свою позицию. Но внутренний самозванец не дремлет. Он всегда все ставит под сомнение.
