С середины 80-х годов прически делали уже низкими, волосы завивали в мелкие локоны, на спину же ниспадал шиньон. В конце века волосы перестали пудрить, а вслед за этим исчез и шиньон.
Сатирический журнал «И то и се» в 1769 году сообщал своим читателям: «До сих пор завивали волосы и ставили кудри наподобие заливных труб и винных бочонков; я ныне упражняюсь в изобретении новой манеры. Выдумка моя состоит в том, чтобы ставить кудри наподобие цветка розы и припудривать волосы красною с некоторой белизной пудрой…»
Во времена моды на высокие прически, украшенные страусовыми перьями, не всякая женщина могла ездить в гости в дома с низкими дверями, да и в каретах они сидели мучительно изогнувшись. Тогда же рассказывали о том, что где-то с обладательницей такой высокой прически произошел пренеприятный случай.
Она коснулась волосами люстры с горевшими свечами и прическа загорелась. «Пожар потушили», но этот курьез нашел отражение в эстампе, автор которого изобразил даму с пожаром на голове и пожарников, заливающих ее водой из труб и растаскивающих ее горящие волосы крючьями.
Надо сказать, что мода на высокие прически не всем женщинам нравилась. В «Дворянском гнезде» И. С. Тургенева бабка Лаврецкого вспоминала, как тягостно было носить взбитые кверху волосы: «Поставят тебе войлочный шлык на голову, волосы все зачешут кверху, салом намажут, мукой посыплют, железных булавок натыкают — не отмоешься потом; а в гости без пудры нельзя: обидятся, — мука!».
Волосы зачесывали к войлочному шлыку кверху, от него они укладывались по сторонам в косые крупные букли, а позади к затылку прикрепляли шиньон. Такая прическа называлась «западная собачка».
Муку с ароматическими добавками (или пудру), которой обсыпали волосы, делали цветной — розовой, палевой, серенькой. По прихоти моды цвета получали названия «блошиной спинки» или «блошиного брюшка», «парижской грязи» или «гусиного помета».
Некоторые цветовые обозначения («цвет бедра испуганной нимфы» или «влюбленной лягушки») установить уже почти невозможно, так как забыты анекдоты и различные ситуации, породившие эти названия.
Чтобы пудрой, разноцветной или белой, ровно обсыпать всю поверхность парика, устраивались просторные специальные шкафы. Туда вставала только что причесанная особа, дверцы шкафа закрывались, и сверху на нее мелким дождем сыпали пудру. Благовонная пыль равномерно опускалась на голову.
Были и другие способы, например, «щеголиха держала длинную маску с зеркальцами из слюды против глаз, и парикмахер пудрил дульцем — маленькими мехами или шелковой кистью». Потом убирали прическу гирляндами цветов, перьями, наколками, драгоценными камнями — в зависимости от достатка.
Были между парикмахерами и великие артисты своего дела. Некий француз Леонар, парикмахер несчастной королевы Марии Антуанетты, во время революции переехал в Россию. Про него рассказывали, как однажды, причесывая графиню Разумовскую, он выдумал новое украшение. Графиня спешила на бал и хотела блеснуть причёской, в то же время ничего оригинального для украшения волос не было: цветы, перья, бриллианты — все уже так старо и избито.
Леонар, в раздумье прохаживаясь взад-вперед по комнате, ожидая вдохновения, увидел в уборной графа короткие штаны из красного бархата и, осененный внезапной идеей, схватил их, разрезал ножницами, собрал огромным пуфом и устроил графине оригинальный, дотоле невиданный головной убор, имевший в обществе громадный успех.
В то время укладка волос отнимала уйму времени. За туалетным столиком иные щеголихи проводили бесконечные часы. Софья Васильевна Капнист-Скалон, дочь поэта и драматурга Василия Васильевича Капниста, писала о красавице Вере Ивановне Верещагиной, которая дни напролет проводила перед зеркалом, а когда собиралась ехать на бал, «…то с утра до ночи парикмахер пудрил и причесывал ее голову…».
И в «Петербургских», и «Московских ведомостях» выходили объявления об умелых крепостных парикмахерах, которые предлагали воспользоваться их услугами.
«Приехавший из С-Петербурга парикмахер господина Алымова, который чешет волосы самым последним вкусом, живет в Пречистенской части», или «Приехавший из С-Петербурга парикмахер господ Свешниковых, Михайла Тихонов, объявляет Почтенной Публике, что он, будучи несколько времени в С-Петербурге, научился убирать, также и накладывать Дамские наколки самого последнего фасону, а притом привез с собой пудру, помаду и гребенки, живет близ Покровских ворот, в доме князя Хованского» («Московские ведомости», 1799 г.).
Правда, никто не гарантировал, что слова на бумаге не разойдутся с делом. Накрутит такой умелец косую да кривую прическу — обидно до слез!
Знатные и богатые люди не рисковали, парикмахеры, что их обслуживали, были людьми известными в их кругу. А что касается придворного церемониала уборки волос, то он проходил так чинно, как во времена фараонов. Пока парикмахер мудрил над волосами императрицы, Екатерина Алексеевна общалась с придворными, имевшими доступ в ее апартаменты.
Статс-секретарь Адриан Моисеевич Грибовский рассказывал: «В 12 часов слушание дел прекращалось, государыня выходила в малый кабинет для прически волос… прическа оканчивалась не более как с четверть часа. В сие время приходили оба великие князя, а иногда и великие княжны для поздравления с добрым днем; после государыня выходила в уборную для наколки головного убора, что так же не более четверти часа продолжалось; при сем присутствовать могли все те, кои имели в уборную вход…»
Чересчур высокие прически осмеяла государыня в собственной комедии «Имянины госпожи Ворчалкиной». Комедию представили в 1772 году в придворном театре. А эпизод с прической разыгрывался так: героиня комедии молоденькая девица Олимпиада обращается к прислуге:
«…Однака посмотри пожалуй, Прасковья, каково у меня на голове убрано? Кажется не высоко. (На голове отменно высоко убрано.) Матушка не жалует высокого убора; Но ведь ея именины сегодня, так хотелось получше нарядиться.
Прасковья: – Ныне кто говорит — получше нарядиться, тот разумеет повыше. Изрядно! Нарочито высока!»
Невероятная высота взбитых волос и обилие всевозможных украшений, особенно у придворных дам, невольно притягивали взоры гостей, что в присутствии императрицы являлось верхом неприличия. В конце концов их размер решили регламентировать.
По указу от 1782 года «Об уборе дам, имеющих приезд ко двору» надлежало «…на голове уборы носить не выше двух вершков, разумея от лба». И пришлось подчиниться, не отказывать же себе в привилегии и удовольствии выезда в свет.
Мужские прически выглядели значительно скромнее. С середины века вплоть до 90-х годов господствовала мода на букли — волосы парика укладывали горизонтальными завитыми локонами над ушами. По сравнению с женскими мужские прически не требовали столько времени, хотя мастеров они предполагали не менее опытных.
Немало оказывалось мужчин, тяготившихся обязанностью следить за модными прическами и частенько наведываться к парикмахеру. Для таких модников-лентяев предприимчивый французский парикмахер Мюльет предлагал парики из тонких белых ниток, которые, по его словам, легки и покойны и, надевая их, не нужно помадиться толстым слоем сала или обсыпаться мукой.
Если светским франтам и заняться-то больше нечем, кроме как ухаживать за своей внешностью, то солдатам приходилось несладко. Перед военным парадом, который принимал сам государь, они должны были предстать перед взорами монарха во всей красе, и, кроме вычищенного парадного мундира, полагалось иметь прическу с буклями.
Из-за недостатка парикмахеров, волосы им, как и девицам перед балом, укладывали заранее, и солдатам приходилось спать сидя или вообще не спать.
Причесывание, которое проводил «кауфер» (парикмахер), начиналось с того, что на волосы накладывали муку, разведенную в воде. Когда она подсыхала и на голове образовывалась корка, волосы укладывали, посыпали пудрой и привязывали косичку.
Здесь, кстати, стоит сказать о том, что Григорий Александрович Потемкин обратился к Екатерине Алексеевне с предложением отменить ношение париков в армии: «…Завивать, пудрить, плесть косы, солдатское ли сие дело? У них камердинеров нет. На что же букли? Всяк должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрою, салом, мукою, шпильками, косами».
Но мода на букли задержалась надолго и провинциальные дворяне и помещики в домашних условиях налаживали производство необходимых им косметических средств. Так, в «Инструкции о домашних порядках», составленной в 1757 году дворянином Тимофеем Петровичем Текутьевым, нашли место и рецепты приготовления различных настоек на кореньях и травах, правила варения мыла, и в том же разделе поместил он параграф «Пудра делать».
Правда, рецепта не дал, хоть место в рукописи для этого оставил, может быть, не нашел, может быть, решил, что экономичнее пользоваться крахмалом, рецепт приготовления которого находился на той же странице…
/КР:/
Не трудно себе представить сколько разной дряни водилось у них в волосах при той гигиене, которая была в то время…/
