«Думала до весны у сына погостить, а хватило одного дня». Холодно – говорил Рябинов, помогая Марине Ивановне укутаться в тулуп.
А старухи наказывали: Печенье привези, не в полосатой коробке, а в другой! Лекарства привези – просила Викторовна. Они проводили ее до дороги на станцию, на посошок пожелали: До тепла гости!
Мария Ивановна уезжала в гости к сыну, к внучатам и все ей конечно завидовали. Но, Залетный! – крикнул Рябинов на заиндевелую лошаденку.
И закачалась деревня в девять дворов, вдоль саней побежало белое поле. На вокзале стояли дымы столбами, бежал народ, в глазах рябило. Мария Ивановна с узлом прижалась к своему вагону и ждала, а к ней никто не подходил.
«В тот ли город я приехала?» — подумала она — «У людей спросить, засмеют». Народ побегал, побегал и рассеялся, мало его осталось, и Мария Ивановна увидела, что к ней идут хорошо одетые мужчина и женщина, и улыбаются на ходу красными лицами. «Кто такие?» — растерялась она и жарко стало на морозе. «Коленька!» — по глазам его было видно, рад радёшенек! Он налетел на нее, обнял и трижды поцеловал.
А это жена моя, глаза женщины улыбались под очками.
Вера! Как же, знаю. Как вы поженились Коленька фотокарточку прислал, я тогда же подумала, не ошибся!
Пока шли к такси, Мария Ивановна нет-нет да перехватывала взгляд снохи. Та тоже присматривалась. По красивому городу ехали долго и наконец подъехали к девятиэтажному дому. Дом дышал форточками, и Мария Ивановна подивилась, до чего же он большой и крепкий. Домой, на девятый этаж поднимались на лифте, и Мария Ивановна очень опасалась, не оборвется ли он.
В квартире их встретили внучата: старший Олег и пятилетний Игорь.
Бабушка, какая ты хорошая! – сразу определил младший. А старший ничего не сказал, только смотрел как она с помощью отца и матери снимает с себя огромную до пят шаль и стеганное пальто.
Из толстого узла Мария Ивановна извлекла два полированных яблока, потерла их о кофту на себе, от чего яблоки заблестели еще сильнее. Подала их внучатам, каждому по отдельности и сказала, как пропела: Зернышки вы мои, наших-то отведайте.
Маленький тут же захрустел угощением. В тепле со щек сына долго не сходил свекольный румянец. Марии Ивановне очень хотелось обнять его.
За стол уселись так – на главном месте гостья, сын слева – ближе к сердцу, справа внучата, сноха ближе к двери, чтобы без хлопот выходить на кухню. После ужина Мария Ивановна с дороги купалась в ванне. Сноха дважды натирала ей спину, а внучата в коридоре ждали и не дождались, когда выйдет бабушка. Она вышла распаренная и веселая. -Пару только нет! Теперь меня зови спину-то тереть.
Ей постелили на полу на кухне. Перед сном пришел сын, сел рядом. Мария Ивановна негромко наказала: Ты жену свою пальцем не тронь, не обижай ее.
Что ты, мама, у нас это не заведено!
Рано утром сын и сноха отвели детей в детский сад, оставили гостье ключи, а сами ушли на работу. Мария Ивановна обошла квартиру и удивилась, и обрадовалась. «Писал, две комнаты, а их с кухнями то шесть, кроме чуланчика, как не жить, какие дома научились строить!» — подумала Мария Ивановна – «Тыщу лет им ничего не будет!».
На вешалке, одно одинешенько висело ее стеганное пальто, Мария Ивановна надела его и по лестнице спустилась с девятого этажа на улицу. «Неужели люди помнят все дома? Сын со снохой на работу ездит и не заблудится, везде, видно, привычка».
За каменными домами она обнаружила деревянные. С собачьим лаем, полуживым от холода, и речку с банькой развалюшкой. Совсем как в деревне! И Мария Ивановна задержалась здесь. Она пошла дальше и к вечеру открыла для себя, что город весь такой, спереди каменный, а сзади деревянный.
Домой она вернулась поздно, вешалка была пуста, но в передней горел свет. Вышел сын и сказал: Мама, ты сегодня одна поужинаешь в кухне? У нас с Верой работы много, всю ночь писать, Вера сейчас пишет.
Она спросила: Что-то ребят не видать, не слыхать?
Мы их пораньше уложили.
Принес матрас, простыни, одеяло, постелил на полу как на сеновале и ушел. Она все ждала, не придет ли кто посидеть с ней и не дождавшись погасила свет и легла.
В темноте услышала голоса: Она у нас еще долго будет гостить?
Не думаю.
Ты пожалуйста ничего не вешай рядом с ее пальто, она с дороги могла привезти чего угодно.
Эх, Вера, Вера! Тебе легко рассуждать.
Ты ее не мыл! А я мыла! У меня руки и сейчас болят, а ей еще не нравится, пару, говорит нет! А немытые яблоки детям? У меня докторская встала и не с места.
Я ведь теперь то кухарка, то банщица! Сиди и грызи эти камни, которые она привезла, а не будешь грызть, обижается. Я их половину в мусоропровод выкинула, лучше бы размочить, да голубям. Устала я.
Мать больше тебя устала! Я ее и не узнал, ей жить-то осталось совсем немного.
Поживет еще! Аппетит у нее слава Богу!
Мария Ивановна заткнула подушкой тот угол, откуда просачивались голоса, вытянулась на простынях и заплакала.
Поднялась она до свету, все еще спали. В передней-сын с женой, в задней-внучата. Она неслышно прошла к ним из кухни. Младшенький разметался поперек кровати, а старший вытянулся в струнку вдоль края и смирно сопел во сне. «Зернышки вы мои!» — она прикоснулась к ним холодными губами, старшенький не шелохнулся, а младший не просыпаясь, налитой ручонкой хлопнул себя по лбу, отстань мол.
В коридоре на вешалке висело одинокое пальто, она тихонько оделась, взяла узелок, притворила за собой дверь, пешком спустилась на улицу. На станции были похожие на нее продрогшие люди и голоса их вылетали с паром, как паровозные гудки.
Мария Ивановна свободно купила билет в кассе, подошел ее поезд и перед вагоном у нее зашлось сердце – «До деревни бы доехать! Вот будет нехорошо, если здесь помру».
За окном плыла местность, знакомая Марии Ивановне. Она засобиралась на выход. Своя станция показалась ей маленькой, и Мария Ивановна испугалась, там ли он слезла с поезда, но внутри станции, за прилавком стояла та же самая буфетчица и Мария Ивановна успокоилась. «Тут я гостинцев и куплю девкам». — подумала она – «Откуда им знать, где я брала гостинцы, в городе или на станции. Скажу из города привезла» и вздрогнула от голоса Рябинова.
Мария Ивановна, ты ж уехала! — она стеснительным движением за собирала узел из которого вывалились полосатые коробки и не поднимая головы сказала: Не век же гостить!
Пошла было к выходу, но Рябинов окликнул ее. Мария Ивановна, ты домой? Вместе поедем!
У крыльца их ждала заиндевелая лошаденка. Рябинов взбил сено в санях, посадил Марию Ивановну, накрыл тулупом. Заскрипели сани, закачалось белое поле. Время от времени Рябинов покрикивал на лошаденку и по его голосу можно было догадаться, до чего же студено в поле.
Приехали, Мария Ивановна
В избу без спроса стали набиваться соседи. Словно бы сама собой затопилась печь, зашумел самовар. В горнице, по банному влажной, поместилась вся деревня, все девять дворов и эхом отзывались на рассказ Марии Ивановны.
Полные оба такие, любят друг дружку.
Любят! – вторила деревня.
А детки как ангелочки, зовут их Игорь и Олег.
Как ангелочки!
И к тебе они ласковые? – спрашивала бездетная Викторовна с завистью.
Они от меня ни на шаг не отходили. Утром-сказку, в обед-сказку, вечером-сказку. Викторовна вздыхала.
Показала бы подарки-то! Не дождавшись конца рассказа хозяйки, брякнула Викторовна. Отругать ее не смогли, закипел самовар.
Мария Ивановна за чаем раздавала гостям печенье, пряники, консервы. Старухи пробовали и хвалили. Одна мякоть и вкуснота! Чтобы и нам такое завести, с руками бы оторвали!
А папиросы то какие мне привезла! Радовался Рябинов. Такие я и не куривал.
Викторовна сочувственно спросила у хозяйки: Что рано приехала? Гостила бы до весны. Мария Ивановна зябко улыбалась, а Рябинов рассудил вслух: В нынешних гостях хуже, чем в ссылке. Все по расписанию: тогда-то поешь, тогда-то поспишь, тогда-то на прогулку, да и не надо людям надоедать, посмотри на родню и уезжай. Мы свой век прожили. -женщины задвигались, завздыхали. До тепла можно бы погостить, у сынка-то у родного!
