Верба была собака тихая, лаяла не много. И почти никогда не выла ночью.
Исключение – когда в доме гости. Ну, не нравилось ей это время. Вот уже несколько раз подряд, когда в доме были гости, Верба ночью начинала подвывать.
Может потому, что кормили её в этот период как-то нерегулярно, хозяйка забывала о ней, закрученная встречей гостей. А потом доставалось и собаке немеряно, стол ломился от мясного, а все кости кому – конечно, ей, Вербе.
Зубы у Вербы были уже не те, что в молодости, но кости от этого не стали менее вкусны. Она переедала, а от этого болел живот и все нутро. Может и поэтому, а может и – нет.
Раньше она крутилась среди гостей, как юла. Очень любила детей, их игры, но опасалась. Однажды соседский мальчишка случайно попал в нее из рогатки, перебил ногу. Верба хромала до сих пор.
Вот тогда и стала Верба сторониться детей. Сделала вывод – с ними надо осторожнее.
И если в молодости ещё порой забывалась, то сейчас, с годами, вспомнилось. То ли усталость накатывала, то ли нога, в которую попали из рогатки опять начала болеть. Но теперь у нее уже не возникало желания развлекаться играми.
Верба была стара. Она иногда бродила по двору за хозяйкой и бегала по своим нуждам в самый дальний угол двора, за вишняком. Это и была самая далёкая её прогулка. Она уже не выходила за калитку, не совала носа в свой лаз под забором.
Зачем?
И вот опять гости! Во двор вваливалось шумное знакомое семейство. Вербу потрепали, поздоровались и она ушла за конуру, хотелось спать.
– Стареет наша Вербочка! – грустно сказала только что приехавшая дочь хозяйки.
– Так уж и лет-то ей сколько …, – подтвердила мать, – Чай уж не будет выть опять? Надеюсь…
Все переглянулись.
После обеда приехал старший сын хозяйки. А с ним какое-то совсем маленькое создание – его внучка. Её Верба видела впервые.
– О, собатька! Собатька, собатька, дай лапку! – мило прочирикала девочка.
Верба посмотрела на удивительное создание в жёлтом платьице, развернулась и ушла за конуру.
Понаехали …
Вечером девочка, уже одетая в штанишки, нашла лежащую за конурой Вербу, присела рядом на корточки.
– Ну, дай лапу! Задина да? Не дашь? Ну и ладно, ну и не буду с тобой дружить …
Верба этой ночью опять решила повыть. От тоски. Выходила хозяйка, ругалась шепотом. Верба послушалась – задремала до утра.
На следующий день взрослые члены семьи поразъехались, а вот маленькая гостья Лерочка осталась.
Она, хоть и обещала не дружить с собакой, но все равно от скуки часто разговаривала с ней. Шепелявя, не выговаривая некоторые буквы, она рассуждала довольно по-взрослому:
– Я знаю почему ты воешь. Ты, наверное, тоже по маме скучаешь, как и я. А ты смотри на облака и думай, что мама там. Мне сказали – она там. Но я не очень верю. Наверное, она в том доме осталась, где мы раньше жили, а теперь переехали.
Я найду этот дом, вот увидишь…
Верба понимала, что есть в словах девочки истина. Она верила ей, хоть совсем и не понимала, о чем та говорит. Но беседы эти стали частыми.
Иногда к ней подходила хозяйка, обнимала её и тоже ей о чем-то говорила. Успокаивает – понимала Верба, хоть и не понимала зачем.
Верба не стала выть по ночам.
Через некоторое время Верба так привыкла к этой юной гостье, что уже сама ждала её на крыльце по утрам. Сонная, собака выползала из конуры и, почти закрыв глаза, переходила на крыльцо.
Лера почти всегда просыпалась первая, тихонько, в ночной рубашке, отворяла дверь и немного говорила с Вербой. Что-то хорошее говорила, хоть Верба и не понимала что, но было приятно, что нашла она такого утреннего собеседника. Лера выносила ей печенье или кусок булки. Верба их ела не всегда.
Потом девочка уходила в дом опять – по утрам было зябко. И Верба перебиралась опять к конуре, дремала. Скоро проснется хозяйка и принесет нормальную миску еды.
Но вот однажды случилась такая странность: Лера вышла значительно раньше. Верба была еще в конуре. Она вылезла, услышав лёгкие шаги. Лера была одета, обута в сандали, за спиной рюкзачок. Говорила что-то не так нежно, как всегда, а более решительно, а потом направилась к калитке, помахала Вербе рукой и ушла.
Верба прикрыла глаза, но уснуть не смогла, охватило волнение. Она вскочила вдруг на ноги, побежала по двору, по забору, пытаясь разглядеть девочку за ним. Но девочки уже не было видно.
Верба завыла. Выла она долго, выла под самой дверью, потом лаяла тоже продолжительно. Но хозяйка не вышла. Утренний сон крепок.
И Верба юркнула в лаз.
Следы девочки она обнаружила легко. Они пахли, как чистое белье на верёвке хозяйки, как нагретая солнцем кожа и как сладкое молоко. Запах детства невозможно описать, невозможно перепутать с дурманящими летними запахами цветов, и Верба его чувствовала.
Она спокойно побежала по тропинке, прямо к реке. Опасность она почувствовала ещё раньше, чем услышала первый всплеск воды. Нога болела очень. Так далеко Верба давно уже не ходила, но она припустилась, принюхиваясь, ещё быстрее.
И с размаху, с бегу, со всей прыти, на которую была способна только в далёкой молодости она нырнула в воду. Сначала ушла с головой, с непривычки, но вынырнула.
В реке барахтала ручонками маленькая Лера. Она тонула. Верба подплыла к ней и та, вытаращив глазенки, вцепилась в шерстяную спину спасительницу. Верба направилась к берегу. И как только девочка оказалась на берегу, Верба вернулась за плывущей вдаль одеждой.
Сил было совсем мало, она уходила под воду, выныривала. Догнала только одну какую-то вещь и повернула на берег, сцепив зубы, таща со злостью то, что удалось спасти. И уже по камышиному берегу, хромая, волоча мокрым хвостом по земле, отправилась к девочке.
Лера совсем голенькая на коленях стояла на мостках и во все глаза смотрела на неё.
– Верба, Вербочка! А как же без кофты-то я? Кофта-то уплыла. И сандали. Как же я теперь без кофты к маме пойду?
Она неумело выжала штаны и разложила их на мостках. Потом они сели рядом, прижавшись к друг другу.
– Понимаешь, – заговорила Лерочка, – Я думала, я дойду до мамы. Я видела – мальчишки здесь купались, тут мелко. Хотела на том берегу одеться и дальше к маме идти. Я одежду высоко держала,вот так, – она задрала ручку вверх, – Я знаю куда идти.
Город называется – Урал. Мы там жили раньше, – она вздохнула, – А оказывается – тут глубоко. И теперь без кофты и рюкзака я не смогу до мамы дойти, понимаешь? Но ты уже их не поймаешь, вон они как далеко уплыли.
Рюкзачок и ещё что-то виднелись внизу по течению реки. Верба посмотрела на них и на этот раз поняла, что Лера очень хочет их догнать, жалеет.
Но Верба была взрослая собака и рассудила абсолютно правильно: нет, это уже для нее не реально. Да и девочку надо вернуть домой. Только домой.
Мир для Вербы существовал вот в этом пределе леса, их села, полей, и центральной точкой всего ее мира был – её двор. Только туда и можно стремиться. А эта глупышка зачем-то ушла из этого уютного мира.
Зачем?
Верба сидела, смотрела на бегущую воду и думала. Как давно она не была здесь, у реки! А сейчас она смотрела вдаль и понимала: наверное, есть такая сила, которая заставила её маленькую хозяйку уйти со двора и забраться в реку.
И вспомнила она, как однажды, ещё в молодости, привела её к реке тоже огромная зовущая сила. В эту ночь она ощенилась. Уже не впервые, и первые её кутята выросли с ней. А это был второй её помет.
Утром, проснувшись, кутят она не увидела. Ещё совсем слабая после родов, она бросилась по следам хозяина, по запаху своих кутят. Он был очень похож на запах человеческого дитя, за которым она бежала сегодня.
Хозяин был у реки.
– Верба! Да чтоб тебя! Как нашла-то? – в руках он держал тряпку с пишащими внутри кутятами, – Эх! – махнул он рукой, – И куда мы их девать будем? Столько беспородных дворняг, а? Зачем они тебе?
Верба его не слушала, она крутилась под ногами, переживая за пищащее в мешке потомство.
– Ну, да ладно, пошли, раз уж так.
Он положил мешок на землю, Верба за шкирку подхватила одного из щенков и пошла вперёд, все время оглядываясь и очень волнуясь за остальных.
– Да иду я, иду, – ворчал хозяин.
Сейчас, вспоминая это, Верба даже поискала глазами кутят. Их, конечно, быть тут не могло. Но Верба понимала, девочку привела сюда, наверняка, такая же вот сила.
Она повернулась к девочке и положила лапу ей на колено, провела и положила опять, проявляя участие, и как бы говоря, что понимает всё и сочувствует.
– Верба, ты мне лапу даёшь? Да, спасибо… – Лерочка как будто очнулась и решительно встала, – Пойдем, Верба, – Лера натянула сырые штаны, – Пойдем, а то замёрзнем. Только ты бабушке ничего пока не рассказывай, ладно. Она ругаться начнет. Я сама потом расскажу.
Они возвращались во двор. Впереди шла Верба, строго оглядываясь на маленькую бегунью, а за ней босиком, в штанах и с голым торсом, маленькая Лера. Она махнула Вербе рукой и тихонько зашла в дом.
Верба дремала у конуры, пока хозяйка не клацнула перед ней железной миской.
– Опять ночью выла! Эх ты! Слышала я сквозь сон, слышала! Вот возьму и не буду сейчас кормить! Ребенка мне ведь напугаешь!
Верба проголодалась сегодня особенно. Набросилась на кашу.
А уже к обеду хватились сандалей, кофты…
– И рюкзак тоже уплыл, – со вздохом призналась Лерочка прабабушке и все рассказала.
Верба не вникала, просто что-то слышала. В обед получила огромный шмоток вкусного мяса.
А вечером, когда Лера уже спала, её хозяйка вышла на крыльцо и позвала Вербу к себе. Она плакала.
Старая хозяйка обняла собаку, как не обнимала уже давно.
– Ох, Вербочка! Ох, голубушка ты моя! Век благодарна буду! Чтоб было-то, если б не ты, чтоб было-то! И думать не хочу! – она раскачивалась сидя на крыльце и обняв Вербу, – Вот ведь горе-то какое. И не знаешь, как ребенку об этом горе сказать. Жена у внука-то померла, а ей все не говорили, что матери нет. И от похорон увезли подальше, сюда вот. А вот сегодня я уж сказала. Надо было сказать. Нельзя умалчивать. И пусть осудят они меня, но сказала … Взяла грех на душу.
А Верба, казалось, все поняла. Нет, точно все поняла. Все именно так, как она и думала. Девочку к реке погнала та самая особая сила, которую чувствовала в себе и она, собака.
Это чувство, эта сила сильнее страха смерти, потому что ради нее и существует вся жизнь. Ее ничем нельзя измерить, потому что её не бывает слишком много. В моменты, когда чувствуешь в себе её прилив, ты можешь совершить все что угодно, нет границ.
Вербе, собаке, было всё-всё понятно. Она успокоилась и начала дремать тут же на коленях у все ещё плачущей старой хозяйки.
Не знала собака только одного – названия этого чувства, этой всемогущей силы. А люди называют ее – любовь.
Вот только понимали бы все также глубоко, как это понимала собака по имени – Верба ….
Ирина Повалишина
1
