За нашим столом в ресторане «У Мишеля и Элиан», владельцы которого были нашими друзьями, были также Клод Лемель и гитарист Джо, англичанин Тони Харви, всего нас было человек двенадцать. Джо был просто счастлив отправиться на Тахаа. Шутя и смеясь, он наполнил наши тарелки. Я сидела прямо напротив него.
Внезапно его голова опустилась на грудь – без всякой видимой причины. Когда мы поняли, что это не просто недомогание, кто-то закричал: «В зале есть врачи?!». Высокий солидный мужчина приблизился к нам и пренебрежительно бросил: «Все кончено, ничего уже нельзя сделать». Я схватила его за шиворот и крикнула: «Всегда можно что-то сделать!»
Тони, гитарист, начал делать искусственное дыхание. Жильбер, наш знакомый массажист, применил массаж сердца. Все впустую! Сразу вызванная машина скорой помощи, единственная на весь город, была занята на другом вызове и приехала с большим опозданием. Моего сына привезли в реанимацию спустя 40 минут после остановки сердца.
За все это время, увы, никому не пришло в голову отвезти его на своей машине. Даже мне, видимо, вследствие моего шокового состояния, не пришло в голову предложить отвезти его в больницу, не дожидаясь скорой. Моя подруга Рене Казимир сообщила мне, что, судя по электрокардиограмме, сердце еще билось в течение очень короткого времени. Я поблагодарила небо. Но всего через несколько минут Рене сказала, что врачи оказались бессильны: Джо больше не было.
Случись это в Париже, его, возможно, удалось бы спасти…Я была в глубоком шоке, словно в другом измерении, не могла ни делать что-либо, ни даже думать о чем-либо. Решение о проведении перед отправкой тела Джо в Соединенные Штаты религиозной службы было принято друзьями Джо. Служба была проведена в морге Папеэте.
«Обычай требует, чтобы на тело усопшего положили кусочек ткани от одежды матери», сказал раввин. Он отрезал кусочек от моей белой туники, которую я носила с брюками, и положил его на тело моего сына. Конечно, я храню эту тунику до сих пор.
Я поцеловала Джо. Мне хотелось остаться с ним, но его друзья увели меня…»
Он говорил на шести языках, знал санскрит, итальянский, русский. Бывая на гастролях во всех частях света, через два-три дня он легко и бегло начинал говорить на языке той страны, в которую приезжал. В его репертуаре были песни всех народов мира, даже африканских колонистов и заключенных! Он шутил: «В нашей семье мы все стали полиглотами по необходимости, ведь нам приходилось жить в стольких странах».
Но он предпочел обратиться к своим современникам на том языке, который доступен всем: на языке песен, на языке любви…
В его доме была огромная библиотека, в его личном кабинете с белой мебелью на улице Д`Асси (странное созвучие с именем, не правда ли?) книжные стеллажи просто ломились под тяжестью томов.
В медицинском факультете Мичиганского университета «Энн Арбор», или на кафедре антропологии и этнографии, где он, получив диплом доктора наук, в свои двадцать с небольшим лет (1960 – 64 гг.), читал лекции студентам в мантии профессора.
Он был одарен великолепно… преуспел бы во всем этом, если бы успех в музыке не заставил его свернуть с выбранного пути.
Намик Ширалибеков
