— В момент смерти в 1918 году в Санкт-Петербурге религиозная Елена, поклонница царя и к тому же из дворянского рода, с приходом коммунистической власти буквально превратилась в ничто. Ее смерть не была замечена, ни одна газета не уделила ей ни строчки. По всей вероятности, последний год жизни она провела в нищете: не исключено, что в доме Молоховец, колыбели знаменитого кулинарного шедевра, наступил голод».
Нам не хотелось бы в который раз повторять биографию Елены Ивановны. Интересующихся можем отослать к прекрасному и подробному очерку упомянутого чуть выше Э. Хартмана (из университета в Утрехте, Нидерланды). Отметим лишь, что родилась она в Архангельске в 1831 году в семье начальника местной таможни Ивана Бурмана.
Потеряв родителей в раннем возрасте, по ходатайству бабушки поступает в Смольный институт для благородных девиц и заканчивает его в 1848 году с хорошими отметками. Вернувшись в Архангельск, вскоре выходит замуж за архитектора Франца Францевича Молоховца (старше ее на 11 лет), с которым сначала переезжает в Курск, а затем в Петербург.
Собственно, первая и главная загадка Молоховец заключается в том, как обремененная семьей и домашними заботами 30-летняя женщина смогла написать столь значительную (хотя бы просто по объему) книгу. Причем 30-летняя — это сильно сказано. Книга еще в 1860 году одобрена цензурой и, следовательно, писалась автором, которому едва исполнилось 27–28 лет. Не просто книга, а подробнейший труд, в котором представлено скрупулезное описание блюд, технология их приготовления с точными мерами продуктов и временем приготовления, учетом сезонности, постов и возможных затрат на продукты. Почти 400 страниц текста, набранного убористым шрифтом, содержали более 2000 описаний разных кушаний, свыше 1000 советов по приготовлению различных запасов, а всего давалось более 4000 советов (в окончательном варианте книги).
При этом бросаются в глаза детали, которые не перепишешь у других поваров, а поймешь только из своего опыта: «сделать надрез вокруг головы налима, продеть иголкой веревочку сквозь глаза, завязать, повесить, отогнуть кожицу вокруг головы, потом руками стянуть ее с целого налима (чтобы было легче это сделать, взять в пальцы щепотку соли)».
Очень показательная фраза содержится в ее предисловии: «Кухня, это в своем роде искусство, которое без руководства приобретается не годами, но десятками лет опытности, а этот десяток лет неопытности, иногда, очень дорого обходится». Бог весть, каким-таким опытом обладала недавняя выпускница Смольного. Хотя обратите внимание: слова «десяток лет» довольно точно совпадают с ее семейным стажем.
Сегодня большинству из нас представляется, что из Смольного выходили образцы прекрасных дам, одинаково свободно чувствующих себя и на кухне, и в светской гостиной. Действительность не всегда бывала такой радужной. Стихи, сочиненные неизвестным автором к портрету руководителя Смольного института — И.И. Бецкого, говорят сами за себя:
Иван Иваныч Бецкий
Человек немецкий
Носил мундир швецкий,
Воспитатель детский,
В двенадцать лет
Выпустил в свет
Шестьдесят кур,
Набитых дур.
И.И. Бецкий. Учреждение Императорского воспитательного дома. 1767 год
К сожалению, подражание французскому женскому училищу Сен-Сир, положенное в основу системы образования Смольного, на русской почве иногда давало комичные результаты. «Во всем, что касалось действительной жизни, воспитанницы проявляли такое незнакомство с самыми обыденными ее явлениями… такую наивность во взглядах на людей и на вещи, что эта наивность граничила иногда с глупостью». Недаром чуть ранее в 1816 году Сперанский писал дочери: «По счастью ты не монастырка (от „Смольный монастырь“. — Прим. авторов) и от младенчества видела свет не через волшебное стекло».
Известный в то время журналист, филолог и педагог Николай Иванович Греч (1787–1867), бывало, рассказывал, что смолянки первых выпусков были «набиты ученостью», но вовсе не знали света и забавляли публику своими наивностями, спрашивая, например: «где то дерево, на котором растет белый хлеб?»
Ну, смех смехом, но, как бы то ни было, выпускницы Смольного проходили определенную школу. И среди изучаемых дисциплин, несомненно, присутствовали начала кулинарии и домоводства. Для того, чтобы они могли вести свой дом и хозяйство, одним из первых постановлений Попечительского совета Смольного еще в 1773 году предписывалось обучение девушек «домостроительству, чтобы сами договаривались о ценах с поставщиками припасов и плату им производили». Может, здесь и была заложена основа удивительной дотошности Е. Молоховец в описании припасов, заготовок, их стоимости, советы по приобретению продуктов.
В чем же, собственно, феномен книги Елены Ивановны? Ведь с 1861 по 1917 год она выдержала 29 изданий (последнее успели выпустить в 1917 году в Петербурге). Книга была переведена на немецкий язык. Ее выпускали в толстых переплетах с золотым тиснением. Для многих это была настоящая библия домашнего хозяйства.
Если говорить современным языком, ее успех — в чрезвычайно точном попадании в незанятую маркетинговую нишу и очень грамотной ее раскрутке. Впрочем, что касается первых лет и первых двух изданий (1861 и 1866 гг.), то нельзя сказать, что они стали каким-то событием даже для кулинарной общественности. Все произошло потом.
Кстати, отношение профессиональных поваров к творению Молоховец всегда было несколько прохладным. Таким, знаете ли, немножко ревностным. Типа, мы вот на это полжизни положили, а тут какая-то бойкая дама пришла и на все вопросы дала ответы. Во многом это объясняется напористым характером Елены Ивановны, ее «пассионарностью».
Этакая Жанна д’Арк от кулинарии. Как, например, иронизировал в 1884 году известный фельетонист В.О. Михневич, Молоховец считает, что «приготовление пищи на огне ею впервые изобретено и что без руководства ея книгой люди не знали бы, в какое место тыкать ложкой и проносили бы ее мимо рта». Такое всезнайство и убежденность в собственной правоте, вызывали порой скептические отзывы со стороны профессионалов, как никто понимающих, что кухня — это скорее место полутонов, а не категорических черно-белых суждений.
Есть и другие претензии, которые регулярно высказываются ей. Одна из них связана с, как бы это сказать, — «всеядностью» книжки. Набор рецептов действительно впечатляет разнообразием и космополитизмом. Ну вот, скажем, только из супов: суп-пюре из рябчиков с шампанским, суп-рассольник с почками, кислые щи, борщ польский, суп с лимоном и рисом, суп-пюре из свежих помидоров.
То есть кухня русская, малороссийская, восточноевропейская, итальянская, французская, азиатская — чего там только нет. С одной стороны, это, конечно, плюс, поскольку дает огромный выбор на каждый день. А с другой… Честно говоря, даже беглый просмотр творения Елены Ивановны создает странное впечатление. Вот были у нее копившиеся годами на листочках любимые рецепты, собрала она их в один прекрасный день да и переписала в тетрадку. Как в куче они лежали, так их подряд и брала.
Другая претензия, безусловно, носит социальный характер. Всем ходом изложения подразумевалось, что «молодая хозяйка» живет в большом доме, окруженная слугами и помощниками. Отсюда и все эти пассажи о том, чтобы после приготовления блюда овощи «отдать людям», ветчину «достать из погреба», раздражающий некоторых раздел «для семей с небольшим достатком» и т. п. И ведь не сказать, что в более ранних кулинарных книгах не предлагалось чего-нибудь подобного. Да сколько угодно. Только было это, так сказать, «в другой жизни», России конца XVIII — начала XIX века. А Елене Ивановне довелось писать в несколько иное время, когда подчеркивание сословных различий начинало очень раздражать определенную часть «демократической общественности».
Парадный обед в Кремле в честь коронации Александра III. 19 мая 1883. Гравюра 1883 г.
Если кто забыл, напомним, что помимо публикации книги Молоховец 1861 год отмечен выходом царского «Манифеста 19 февраля», ликвидировавшего систему крепостного права. Но это, так сказать, из школьной программы, которая нам здесь мало поможет. А если заглянуть немного глубже, то мы поймем, что этот период — мощная ступень в развитии общественного сознания России. Десятками появляются различные журналы, издания. Разгораются дискуссии в печати. Поражение в войне, непрекращающиеся крестьянские волнения, дефицит бюджета, ставший следствием общего кризиса в российской экономике, — все это способствовало активизации умов.
В сознании обывателей наблюдалась нормальная российская разруха. С одной стороны, «ура-долой!», «земля и воля — народу», «исполин просыпается» (по словам Герцена). А с другой — как-то боязно. Черт знает, что из этого еще выйдет. Вот крепостных отпустили, а дом кто убирать будет, за скотиной ходить, обед готовить? Будешь тут жадно искать в журналах и книжках ответы на эти вопросы. И вот, как по заказу, — книга Молоховец.
«Я почувствовала радость от осознания того, что могу быть полезной моим соотечественникам, так как я могу сказать без хвастовства, что моя книга о домашнем хозяйстве, изданная в 1861 году, в эпоху отмены крепостного права, избавила от больших трудностей многих землевладельцев, когда они оказались внезапно без слуг, поваров, абсолютно не владея кулинарным искусством. Благодаря моей книге, наши русские дамы прекратили смущаться вести своё домашнее хозяйство и показываться у себя на кухне».
Торжественный обед в Грановитой палате
Честно говоря, не знаем насчет того, избавила ли книга Молоховец от трудностей лишившихся крепостных помещиков. Но вот то, что она как-то очень удачно совпала с общественными умонастроениями — это точно. А дальше был простой эффект, когда сначала ты работаешь на репутацию, а потом — она на тебя.
Осознав коммерческий потенциал книги, ее издатель убедил автора, что называется, выжать эту тему до конца. И пошло-поехало. «Подарок молодой хозяйке» в одном томе, в двух томах. Выпуск продолжения, хоть и под тем же названием, но совершенно не связанного с темой издания: в 1880 году вышел 3-й том «Подарка» — разношерстное собрание медицинских советов, рассуждений об общественной гигиене, рекомендаций по уходу за сельскохозяйственными животными. В общем, поработали от души.
Понятно, что, глядя на такой «праздник жизни», другие издатели не смогли удержаться. Появились многочисленные издания-хамелеоны. Одно за другим выходят «Новый подарок молодым хозяйкам» некоего Мороховца. Мороховцов публикует «Полный подарок молодым хозяйкам», Малковец — «Дорогой подарок молодым хозяйкам». Е. Малоховская, не мудрствуя лукаво, выпускает кулинарную книгу «Подарок молодым хозяйкам». Откровенным апофеозом этого жульничества стал выход в Москве в издательстве Коновалова «Новейшей поварской книги», составленной «НЕМолоховец».
А что — все честно, никто чужого авторства не приписывает. В попытке бороться с этим «контрафактом» Елена Ивановна по настоянию издательства ставит личную факсимильную подпись на каждый экземпляр книги. Помогало это лишь отчасти.
Впрочем, и сама Елена Ивановна со своими издателями не дремала. Чего только не рождалось в 80–90-е годы XIX века под ее пером. Учебник французского языка для детей, список медицинских вопросов для пациентов, медицинская энциклопедия… Как отмечает Э. Хартман, «намного больше времени она уделяла попыткам поправить курс России, которая дрейфует в сторону революции». В мае 1911 года она посылает свои книжки знаменитому религиозному философу и публицисту Василию Розанову. Через несколько дней Молоховец даже посетит его. Розанов, не отличавшийся тактом, вскоре опишет ее визит в журнале «Новое время».
Трудно сказать, какие мотивы двигали философом, но обошелся он с ней не очень учтиво: «Идите, идите… я умру через три недели, если стану разбирать присланные мне книги». Полагаем, что простое уважение к 80-летней женщине, пришедшей к нему, могло бы вызвать другую реакцию. Впрочем, не стоит забывать, что это лишь пересказ встречи самим Розановым. В действительности все могло быть гораздо деликатнее. Тем более что сохранившиеся в Публичной библиотеке Санкт-Петербурга религиозные книги Молоховец часто носят на себе маленький штамп: «Ex bibliothecae В.В. Розанова».
Личная жизнь Елены Ивановны в этот период тоже складывается нелегко. Сын — Анатолий Францевич Молоховец получил чин надворного советника, служил в Управлении Государственных имуществ Бакинской губернии и Дагестанской области с 1889 г. по 1892 г. Другой сын, Леонид, дослуживается до генерала. Третий — Константин, уходит на флот и погибает в Русско-японской войне 1904–1905 гг.
В одной из статей о пятидесятилетнем юбилее книги Елены его смерть описывается следующим образом: «Храбрый Константин, тяжело раненный, отказывается покинуть свой пост и погружается вместе с кораблем на дно моря». В действительности дело обстояло иначе. Из пенсионного прошения его вдовы, которое сохраняется в русском военно-морском архиве, выяснилось, что Константин во время осады города Порт-Артур умирает в постели от последствий недоедания. Елена Ивановна, тем не менее, включает статью с героическим вариантом в предисловие своей кулинарной книги.
Кстати, по иронии судьбы, с флотом связывают свои судьбы и другие родственники Елены Ивановны. Родившийся в 1889 году внук — Владимир Анатольевич — оканчивает Морской корпус в 1910 году и становится лейтенантом. Определен службой на царскую яхту «Цесаревич», где не раз отмечается за заслуги самим Николаем II.
Летом 1914 года становится слушателем Артиллерийского офицерского класса, плавал на учебном судне «Петр Великий», в преддверии войны временно назначен в распоряжение коменданта морской крепости императора Петра Великого. С того же дня — командир 203 батареи на о. Нарген. Практически всю войну с 1915 по 1917 год — артиллерийский офицер крейсера «Адмирал Макаров»; за мужество и распорядительность в бою с немецкими кораблями у о. Готланд награжден орденом Св. Анны 3-й ст. с мечами и бантом, позднее — орденом Св. Станислава 2-й ст. с мечами «за самоотвержение, мужество и усиленные труды». В 1919 году служил в Северо-Западной армии, возглавлял ревельское представительство Военно-морского управления. Умер от тифа в Центральном армейском госпитале Ревеля, погребен на Цегельс-Коппельском лютеранском кладбище.
Корабельные гардемарины 1910 г. ЛК «Цесаревич»
Как и многих россиян, революция не застала врасплох Елену Молоховец. Но даже в худших снах она не могла предположить того, что происходило в стране. Россия, ради которой она работала и жила, рухнула. Человек, посвятивший свою жизнь искусству хорошей пищи, остался практически без средств к существованию. О последнем годе жизни Елены Ивановны сведений почти не осталось. В декабре 1918 года ее не стало.
Нет большей глупости, чем сравнивать литературное произведение с жизнью автора и пытаться найти какие-то параллели. Вам действительно важно знать, что дописывающий «Преступление и наказание» Достоевский униженно просил знакомых прислать ему немного денег, проигранных в казино? Или вы в самом деле лучше поймете в общем-то весьма спорные вирши Некрасова, узнав, что он жестоко бросил без средств свою любовницу? Вот так и с Молоховец. Не хотим мы говорить о ее мистицизме, о ее прожектах общественного развития, о неуемном монархизме и т. п. увлечениях.
Есть ее КНИГА, которая стала символом эпохи. Она и останется лучшим памятником автору. Нравится кому-нибудь или нет, но «Подарок молодым хозяйкам» оставил в жизни России, в общественном мнении гораздо больший след, чем все тома критики Белинского или революционные призывы Огарева, вместе взятые.
Да развивайся наша страна в XX веке нормальным образом, без диких перехлестов революций и террора, опустошительных войн и регулярных перестроек, разве кто-нибудь вспомнил бы сегодня о том, что «декабристы разбудили Герцена»?
Из книги О.А. Сюткиной «Русская и советская кухня в лицах. Непридуманная история»
65 элементов 3,312 сек.