Его можно было встретить в публичном месте разве что в букинистическом магазине, музее западноевропейской живописи или в объявлениях на еврейском кладбище.
Но тут грянула Перестройка. Оказалось, что евреи – это ещё куда ни шло, есть и похуже нас. Стало можно произносить и печатать все слова, даже более неприличные. А главное, из задних рядов стало выходить то, что многие хотели узнать, но стеснялись спросить. В том числе и не только конкретный вопрос "еврей ли вы?", но и что еврейство за собой тянет, откуда взялось и что под собой имеет.
Евреи, несколько поколений отлученные от сакрального знания, имевшие очень размытые представления о еврейской истории, языке и культуре, почерпнутые из Фейхтвангера, Шолом-Алейхема, Бабеля и изданий о вреде сионизма, а также из малопонятных песен сестер Берри и очень понятных куплетов типа "От рожденья имя Сруль, а в анкете – Саша", жаждали припасть к истокам. И оказалось, что это даже возможно.
Мы с мужем жили тогда в спальном и совсем не элитном районе Гольяново. В один прекрасный день, шастая по окрестностям в поисках какой-нибудь жратвы, я вдруг упёрлась носом в огромную афишу на тумбе у местного кинотеатра "София". На ней аршинными буквами объявлялся концерт еврейской песни силами никому неизвестного дальневосточного еврейского эстрадного коллектива "Блуждающие звезды". Крупными красным буквами было дважды написано слово "еврейский" и приглашались все желающие! Судя по профилям читавших, желающих было немало, хотя какой-то носатый дед сострил: “Соберут всех нас в одном месте, а в соседнем зале устроят съезд "Памяти" и так решат обе проблемы сразу!" Но народ был полон оптимизма и двинул за билетами .
В объявленный день мы с мужем, с трудом вырвавшись с работы, галопом неслись по Первомайской улице в сторону кинотеатра "София". Я боялась, что опоздаем, и нас не пустят. Но муж мой сказал: "Оглянись по сторонам, нас таких много!" На мгновение притормозив, я присмотрелась к бегущим. Мама дорогая! Было впечатление, что сзади нас теснили петлюровцы и всё еврейское население Гольянова и Измайлова бежало от погрома, надеясь укрыться в киношке !
В кинотеатр было не протолкнуться, но все счастливо улыбались друг другу и казалось, что мы на местечковой свадьбе или на учредительном съезде Бунда. Наконец все уселись. По периметру одним плотным кольцом стали молодые маккавеи из отрядов еврейской самообороны, порождённых “Памятью" и баркашовцами, а другим – милиционеры, призванные защищать то ли нас от погромщиков, то ли погромщиков от нас.
Наконец начался концерт. Вышел пожилой еврей, шаркнул ножкой и прохрипел в микрофон: "Идн, шолом!" И зал зарыдал… Концерт был чудовищный. Кочевавшие по Сибири и Дальнему Востоку еврейские артисты были немолоды, усталы и, мягко говоря, не Ойстрах. Они нестройно пели, с одышкой плясали, пыля несвежими костюмами, бездарно играли сценки из жизни черты оседлости и с фальшивым пафосом читали стихи. Идишем они владели так же плохо, как те, кто их слушал, так что артисты и зал отлично понимали друг друга. Но всё это не имело никакого значения. Люди смеялись и плакали одновременно, поворачивались друг у другу с радостными, залитыми слезами лицами, с блаженной улыбкой повторяли отдельные опознанные слова “мазл, гезунд, шиксе, геволт, мишигене" и были абсолютно счастливы. Офонаревшие от этого зрелища менты недоумевали, лишний раз убеждаясь, что понять этих евреев невозможно.
Концерт длился часа три и час ещё благодарная публика бисировала. Ошалевшие и измотанные артисты, думаю, не мечтали о таком успехе даже в ранней романтической юности. Наконец, заваленные цветами, на плохо слушающихся ногах они уползли за кулисы, а народ, размазывая по возбуждённым лицам слёзы и помаду, потянулся к выходу. Я сама прорыдала весь концерт, периодически хохоча над самой собой.
У выхода рядом с нами оказалась пожилая пара. Щегольски одетый профессорского вида седой дядька, аккуратно оберегая жену от толчеи, громко сказал: "Рива, какое же говно этот концерт! Но я взял билеты ещё на завтра и на четверг. Где ещё ты увидишь такой зал, да и вообще неизвестно, повторится ли это ещё когда-нибудь при нашей жизни."
Я рада, что при их и нашей жизни это повторяется до сих пор, уже не вызывая ни такого ажиотажа, ни таких эмоций, причём в куда более достойном исполнении. Но такого зала мы действительно никогда больше не видели. В свете текущих событий – и вряд-ли увидим ещё. Зала абсолютного народного единства…
Татьяна Хохрина
8
