Сначала ей нравилось засиживаться допоздна: бродить по квартире неглиже, примерять новую одежду, стоять под душем и слушать итальянское. А вечером — теперь уже не ожидая к ужину дочь и внуков — залезть в кресло смотреть сериал, есть шоколад и пить вино.
Подписывайтесь, пожалуйста, на наш телеграмм – канал : https://t.me/newrezumeorg
Она посещала гончарную, кружок макраме, женский клуб и дискотеку для пожилых.
Связала канотье. На балконе посадила лимон и мандарин, а на полке выстроились сделанные ею горшки из глины.
На танцах приглянулся Давид. Хвастался, что знаком с Шендеровичем, дарил букеты с лилиями. Нёс пряники, где по глазури было писано "Оhэв отах!" ("Люблю тебя!") и "Шабат шалом". Читал стихи, говорил — свои, оказалось – Маршака. Потом возил на могилу к маме, лгал, что генерал, служил с Шароном и семья возможна. Приходил с чемоданом, просился пожить. Флора сомневалась, а потом он перебрался к другой вдове в Крайот и перестал звонить. В конце концов одиночество ее доконало.
"Это,— думала она по-русски,— просто, едрена вошь, невыносимо!"И представляла, как умрет на четвертом этаже и седьмом десятке, а соседи догадаются нескоро, лишь по запаху.
Тогда Флора села в автобус и поехала в Иерусалим. В Стене Плача засунула записку:"О, Всевышний! Прошу Тебя, сделай так, чтобы я перестала быть одной!" И вернулась в Хайфу.
Сначала ничего не происходило. Но вдруг позвонили старики Рубенфельды, дальняя родня мужа. Их сын Борис с русской женой Нюрой и ребенком Василем собрались из Харькова в Израиль: "нельзя ли приютить на ночь-другую, помочь с оформлением?" Флора обрадовалась: азохен вэй! Пусть едут, места хватит, родные же люди!
Встретила, напекла пирогов. Репатрианты, вспомнив былое, сразу напились, расплакались, запели одесское.
Апельсин с лимоном ободрали. Сломали пульт от телевизора. Горшки побили. Ребенок разрисовал обои порнухой.
"У многих так бывает, видно стресс с перепугу", подумала Флора.
Следом прибыли Мирра Рубенфельд, с астмой, и одноглазая бабка Фаня Деренштейн, похожая на террористку, с ходунками. Стояла жара, бабушка курила «Беломор», но боясь за сердце, запиралась в ванной, опустив ноги в воду. А Мирра после кефира в транзитном аэропорту не вылезала из туалета.
Затем приехали Дубинкеры: Илья с женой Аллой, тещей Розой Давидовной Зокенмахер и котом Павликом. Позвонили прямо из Бен-Гуриона.
Кот наделал в сумочку Мирры Рубенфельд, которую отчего-то невзлюбил. Флора терпела. Освободила второй туалет, который был кладовкой. Варила на всех ведро куриного супа с лапшой и кастрюлю картошки с маслом и укропом. Не выключала кондиционеры, ибо старухи чуть что падали в обморок. Через пару месяцев Флора решила узнать: может, гостям пора бы снять что-то свое? А то даже на полу уже места не хватает.
«Что вы, тетя! Мы иврита не знаем! А у вас так уютно!»
Флора вернулась к Стене Плача и написала другую записку: "Господи, я просила избавить меня от одиночества! Но не до такой же степени!".
Ничего не вышло.
Ибо любому еврею известно, что решения Небес обратной силы не имеют.
Автор: Анатолий Головков.
/КР:/
Всё хорошо в меру…/
26
