– Витюшка, сынок! – Валя ещё раз шмыгнула носом и запястьем отодвинула прядь волос, упавшую на лоб. И замолчала, снова полностью сконцентрировавшись на луке.
А сын подошёл к ней, к ноге её прижался и поднял мордашку вверх, заглядывая маме в лицо. И тоже молчал. Долго-предолго, секунд много прошло.
А ведь в детстве секунды – это страшно много. Никогда не бывают они мгновениями. Это уже потом, ближе к старости, мы начинаем говорить, что «это же было совсем недавно – лет восемь назад». А когда горизонт наш совсем чуть-чуть вздымается над полом, то кажется, что «это же страшно давно было – ещё летом, а сейчас листья на деревьях уже жёлтые».
Молчал так Витька, молчал невероятно долго, а потом не выдержал и закричал:
– Мам! Ну чё ты сказать-то хотела?!.
И орём в детстве, сами того не замечая, потому что соков жизненных в нас столько, что бьют они через край, часто выходят звуком. Иногда даже от которого захлёбываемся.
Мать аж вздрогнула от Витькиного крика. Встрепенулась вся и застучала ножом быстрее. Наконец, продолжила:
– А ты бы хотел, чтобы у тебя был папа?..
– Пааа-пааа? – почти пропел Витька. – Это ты с дядей Валерой хочешь пожениться? С нашим соседом, что ли?
– Почему именно с дядей Валерой? Вокруг много и других хороших дяденек… – второпях как-то отвечает мама. И немножко даже теряется от сыновьей сообразительности.
Потом, поборов смущение, продолжает:
– Вот, например, у меня на работе есть Сергей Николаевич. Тоже очень приличный мужчина…
Витька много и сосредоточенно – несколько мгновений опять – думает, потом сообщает матери:
– Ладно, приводи его к нам в гости. Я на него посмотрю, а потом скажу тебе, хороший он или плохой. Только пусть не приносит мне конфеты шоколадные, я их не люблю, а сам стесняюсь и ем, чтобы не обиделся, как твой «Толичка» (сын при этом состроил рожицу и попытался скопировать мамину интонацию), который ещё давно приходил.
Валя притворно застрожилась на сына:
– Ах ты, паршивец такой! Мать он передразнивать вздумал!!
Бросила нож, недорезанную луковицу, второпях отёрла руки и бросилась вдогонку за мальчиком, помчавшимся от неё в комнату. Здесь, обежав стол, она его настигла и, вместе с жертвой погони, повалилась на диван, крепко прижимая сына к груди.
Обоим так хорошо было в эту самую минуту, что они даже застыли, прижавшись друг к другу. Потом Валя, глядя куда-то в пустоту зеркала, задумавшись, сказала:
– А может, и не нужен нам с тобою никто? Ведь главного своего мужчину я уже нашла…
И ещё крепче прижала к себе голову сына.
Понял всё мальчик. Высвободился через мгновение из материнских объятий и уже совсем другим, неигривым голосом сказал, в глаза ей глядя:
– Нет, мам, я-то обойдусь без папы, потому что у меня ты есть. А ты – большая и сильная, нас обоих защитить сможешь. А у тебя ведь никого, кроме меня нет. А я маленький ещё, хоть и дяденька…
Потом как будто даже засмущался и продолжил:
– Ну, не дяденька ещё, а пока что мальчик. Но потом буду дяденька и твоя защита. А сейчас надо, чтобы в нашем доме был взрослый дяденька, потому что неправильно это, когда мама с мальчиком живут, а кругом одинокие дяденьки разбросаны. Может, они тоже хотят, чтобы рядом с ними тётеньки с мальчиками жили.
Вдохновлённая мудростью сына, Валя в ближайшие же выходные пригласила в гости своего сослуживца Сергея – человека солидного и обстоятельного, хоть и разведённого, бывшего лет на пять старше самой Вали.
Пришёл он, как и полагается, с букетом цветов для Вали и коробкой шоколадных конфет для её сын (от волнения забыл, что она его насчёт конфет предупреждала!)
В прихожей долго возился, поправляя галстук и приглаживая у зеркала начавшие редеть уже волосы. Витька с любопытством рассматривал гостя, выглядывая из комнаты, уцепившись руками за косяк.
Когда гость всё же вошёл, то мужчина-хозяин встал с дивана, на который за секунду до его появления успел взобраться, и солидно прошёл навстречу. Поздоровались тоже солидно. Поручкались.
– Сергей… Николаевич, – сказал старший.
– Виктор Владимирович,- отрапортовал тот, что был моложе.
Постояли друг перед другом, переминаясь от неловкости с ноги на ногу, но Валя всё исправила, пригласив мужчин к столу.
За столом опять сразу все растерялись и никак не могли найти общую тему для разговора. Витька, конечно, нашёлся первым:
– Вы, Сергей Николаевич, давно мою маму знаете?
– Уже скоро два года,- вежливо ответил гость.
Витька продолжил свой блиц-опрос:
– И как она вам? Нравится?
Гость опять начал теряться и слегка даже подвыпучил глаза:
– Ддд- а-а-а… вполне…
Витька решительно продолжил. Было видно, что к разговору уж он-то готовился:
– Конечно, она у меня хорошая. Всё-всё делать умеет. И добрая очень.
Гость чуть даже порозовел от такого натиска и продолжил:
– Мне тоже так показалось…
Тут снова вмешалась Витькина мама. Она ведь тоже сидела за столом и была участницей общей светской беседы:
– Ты, Серёжа, вино будешь или… что-нибудь покрепче?
– Я бы коньячку выпил… если, конечно, можно?..
– Отчего же нет? И коньяк у нас есть, – ответила Валя и захлопотала. – Мы-то с сыном колу пьём…
И вечер покатился. Вялый какой-то и пустой, когда все понимают, что пришёл в дом чужой для них человек, который никогда своим стать не сможет. От волнения Сергей пил чуть больше, чем надо было бы. И от этого вечер становился ещё более натянутым и почти нудным.
Витька молчал, наблюдая за взрослыми. Но видно было, что он не скучает, а думает над тем, что же делать дальше и как помочь маме.
Когда от безысходности мама предложила посмотреть телевизор, потому что там началась передача Малахова, а у него всегда «интересные и жизненные сюжеты», Витька глубоко так вздохнул, словно решившись на что-то, и сказал чётко, почти воинственно:
– Вы, дядь Серёж, нам с мамой не подходите. Идите к себе домой, а мы лучше дядю Валеру соседа к себе позовём, потому что он маму мою «Валюшка» называет и улыбается, когда на неё смотрит.
А вы – только «Валентина». И лицо у вас такое, как будто вы лук собрались резать: не хотите, но надо.
И ничего с этим не поделать…
Олег Букач
