Леонид Брежнев был настоящим денди, щеголял в элегантных костюмах и ввел моду на пижонские солнцезащитные очки.
Стильный вождь возглавлял страну, где в магазинах, кроме пустых прилавков, не было ничего…
Леонид Ильич Брежнев в 45 лет стал секретарем ЦК КПСС. Генеральным секретарем Коммунистической партии Советского Союза, а фактически главой огромной страны, он был 18 лет.
Однако в исторической памяти он остался чрезвычайно пожилым человеком, годы его правления воспринимаются как вечность, народу он запомнился не стильным покроем пиджака, а количеством орденов на лацкане. Чтобы не портить гигантский гардероб вождя бесконечным перекалыванием орденов, специально для него изготовили 44 золотые звездочки: на каждый костюм по комплекту.
Однако не только золотые звезды на груди генсека стали символом брежневской эпохи. Застой, дефицит, ширпотреб, блат, железный занавес – вот кодовые понятия, которыми можно безошибочно описать тогдашнюю жизнь. Мода – иллюстрированная история времени со всеми его недугами и победами. Мы выросли из сиротского ширпотреба брежневской эпохи, но стали ли мы индивидуальнее и свободнее в нашем новом обличье?
Пьер Карден посетил советскую столицу в апреле 1965 года. Показ его коллекции можно было приравнять к демонстрации Джоконды в Пушкинском музее. Диковинные наряды воспринимались исключительно как высокое искусство бедно и немодно одетыми зрителями. Молодой модельер Вячеслав Зайцев не мог упустить такой шанс и отправился на встречу с великим модельером.
После рукопожатия с Пьером Канденом работники органов долго расспрашивали Вячеслава Зайцева, о чем они говорили. Зайцев не мог понять, что тайного он мог рассказать Пьеру Кардеру о советской швейной промышленности.
Встреча королей моды в московском ресторане «София»: Пьер Карден, Вячеслав Зайцев, Марк Боэн, Ги Ларош.
На самом деле, было, что скрывать. За 9 лет до Кардена посещение Москвы другим великим французом, Ивом Монтаном, закончилось скандалом. В ГУМе шансонье приобрел распространенное тогда среди советских женщин белье – панталоны с начесом и по возвращении на родину на первой же пресс-конференции продемонстрировал это чудо ширпотреба французским журналистам.
Работники органов прекрасно отдавали себе отчет, какую тайну нельзя было выносить за “железный занавес”: помимо военных секретов, иностранцам не следовало знать всей правды о более чем скромном уровне жизни в передовой стране.
На экспорт производились фильмы о невиданном изобилии, в то время как люди по ночам на руках писали номер в очереди, чтобы купить рулон обоев, синтетический прикроватный ковер или пару туфель. В нашей стране среди всего прочего не было колбасы, нарядных платьев, туалетной бумаги, растворимого кофе. Это и называется дефицит.
На протяжении долгой советской истории правительство сделало нищету и неброскость назидательной частью своего внешнего вида. По словам Вячеслава Зайцева, “в то время красивая женщина была подобна проститутке, а элегантно одетый мужчина – обязательно не той ориентации”.
В юности Ленин предпочитал дорогой швейцарский материал люстрин, однако пролетариям всего мира он запомнился демократичной кепкой и плащом объединения “Центрошвей”. Сталин посылал Черчиллю изысканные армянские коньяки, однако носил не английский твид, а военный френч и шинель грубого сукна. Хрущев ходил в запоминающейся украинской рубахе.
Леонид Брежнев и Ричард Никсон.
С приходом к власти Леонида Ильича обноскам и ширпотребу в одежде генсеков пришел конец. Советские руководители поняли: по одежде вождей и немногочисленных граждан, выезжающих за рубеж, мир судит о состоянии дел в стране победившего социализма. В брежневские времена приодеть человека для выезда за рубеж, чтобы он не выглядел посмешищем, было настоящими искусством.
Удивительное дело, в стране существовал уникальный Дом моделей, а самые известные люди, выезжая за рубеж, носили по очереди галстучки и пиджачные пары. Если у будущего загранкомандировочного не было знакомых с наследством из дворянского гардероба или доступа к прокату эксклюзивных моделей, то модные вещи можно было достать в главном советском магазине – ГУМе.
В 200-й секции ГУМа одежда выдавалась как униформа советского человека для заграницы. Простых граждан туда не пускали. Для внутреннего пользования гражданам предлагался неброский ассортимент советских магазинов.
Если бы не необходимость показываться на людях, семья Брежнева сильно сэкономила бы на его гардеробе. Леонид Ильич, как и большинство советских мужчин, дома любил одеваться по-простому. Перед поездкой во Францию он вызвал к себе своего личного фотографа и попросил найти какую-нибудь “раскрепощенную” его фотографию.
“Я привез ему 20 фотографий, из которых он отобрал 10, – вспоминает Владимир Мусаэльян, – причем я сомневался, что он выберет эти снимки”. – На этих фотографиях Леонид Ильич был в майке и подтяжках. Мусаэльян попросил генсека поставить свою подпись, что он действительно разрешил отправить фото в Париж.
Перед официальным визитом Брежнева фотографии напечатали в газетах, и, по словам Мусаэльяна, французы были “очень потрясены тем, что увидели генерального секретаря в таком виде”.
Одежду для парадных выходов генсеку шили индивидуально. Однажды в обстановке строжайшей секретности во Всесоюзный дом моделей на черной “Чайке” приехали чиновники и заказали эскизы мужского костюма большого размера 2 молодым модельерам: Вячеславу Зайцеву и Александру Игманду.
Сотрудники Дома моделей не сомневались: заказ достанется Зайцеву, ведь к тому времени он был единственным русским кутюрье, которым восторгалась французская пресса.
Вячеслав Зайцев также прославился своей эпатажной коллекцией телогреек из веселенького ситчика. Цветные валенки были расписаны гуашью, а брюки и рубашки были сделаны из мужского хлопчатобумажного белья, которое Зайцев купил в Военторге и покрасил в мастерских Большого театра.
К тому времени Зайцева уже однажды приглашали сотрудничать с Кремлем, однако его свидание с политической элитой чуть не стоило ему карьеры. Увидев жен Брежнева и Громыко, Зайцев подумал: “Боже мой, неужели мне придется с ними работать, избави бог!” По словам модельера, эти женщины внешне были “совершено неприличны”.
Он сказал: “Запишите мой телефон”, – и “смылся”, таким образом, бестактно проявив себя по отношению к жене Брежнева. В итоге личным модельером Леонида Брежнева стал Александр Игманд. Фотограф Владимир Мусаэльян уверен, что “выбор пал на Игманда, потому что он был более покладист”.
Александр Игманд.
Александр Игманд родился в семье провинциального партработника. Сын партийной шишки несколько лет работал подмастерьем у пьяницы-портного, а потом с блеском окончил столичный текстильный институт, распределился в престижный Всесоюзный дом моделей и стал специалистом по классическому мужскому костюму.
По воспоминаниям Вячеслава Зайцева, Игманд “был замечательным закройщиком, чувствовал форму, изысканные вещи его не интересовали”, поэтому он был “достоин шить костюмы для Брежнева”.
У Игмада одевались самые стильные мужчины: знаменитый кинорежиссер Андрей Тарковский, режиссер легендарной “Таганки” Юрий Любимов, актер и певец Владимир Высоцкий, любимец публики Вениамин Смехов. По воспоминаниям бывшей модели Общесоюзного дома моделей “Кузнецкий мост” Татьяны Михалковой, “иногда за Игмандом приезжали шикарные черные машины и куда-то его увозили – он никогда об этом не хвастался”.
На первую примерку в Кремль Игманд направился с эскизом, лекалами, набором тканей для костюма и подкладки, а также с портновским ножом, чтобы отпарывать наметку. При виде ножа охрана генсека пришла в сильное волнение, но вождь позволил пронести рабочий инвентарь. С тех пор Игманд был чуть ли не единственным гражданским, которому разрешалось ходить с холодным оружием в присутствии генсека.
В свою поездку в Индию Брежнев отправился в куртке, которую придумал Александр Игманд. Позже модельер показывал своему приятелю Вениамину Смехову фотографии Брежнева в этой куртке и говорил: “Смотри, почти как человек”. “Брежнев, выглядящий как человек, – это большой комплимент художнику мужских костюмов”, – считает Смехов. Генсек, наконец, обрел своего мастера.
К сожалению, большинству советских граждан до имиджа “настоящего человека” было далеко. Вся огромная страна СССР была покрыта швейными фабриками, которые должны были бы изготавливать одежду широкого спроса для населения – ширпотреб.
Самой большой тайной нашей легкой промышленности было то, что модных изделий по нормативам нужно было выпускать всего лишь 7 %, все остальное – это все были вещи, которые выпускались в одних и тех же вариантах по 10 лет”.
На дизайнерский факультет Института легкой промышленности был огромный конкурс. Лучшие выпускники распределялись в Общесоюзный дом моделей, именно они разрабатывали эскизы модной одежды для народа, которую не постеснялись бы надеть модницы француженки.
“Чтобы утвердить тот или иной дизайн собирался целый худсовет, – рассказывает историк моды Александр Васильев, – в который входили директора фабрик и обязательно представитель райкома или парткома, какой-нибудь партийный деятель, который ни черта в этом не соображал, был обычно старой закваски, над ним все смеялись, но он имел решающее слово”.
“Это всегда было позорище, – вспоминает Вячеслав Зайцев, – какие-то бабы из министерства и непонятные дядьки решали судьбу художников, талантливых людей, от этого зависела зарплата”.
По мнению главного редактора советского “Журнала мод” Лидии Орловой, “это была массовая казнь того, что придумали наши модельеры: например, не брали мужские рубашки с двумя карманами, потому что трудно пришить второй карман симметрично”. Пуговиц пришивали вместо восьми четыре, хлястик кроился так, чтобы его можно было сделать из остатка материала.
Когда главный редактор “Журнала мод” брала интервью у министра торговли России, в его кабинете постоянно раздавались звонки. “Сначала благодарила Терешкова, – вспоминает Орлова, – за то, что он ей достал шубу, потом хирург Вишневский благодарил за то, что ему достали машину, потом ему позвонил министр путей сообщения и сообщил, что достал билеты на путешествие по железной дороге. Кончился наш анекдотичный разговор тем, что министр спросил: а вам-то что-нибудь нужно?”
Игманд был чуть ли не единственным вхожим к вождю представителем простого народа – помимо его штатных сотрудников. И хотя Брежнев иногда называл его Зигмундом или Зигфридом, потому что память его была слаба, портному все равно строго-настрого запрещалось сообщать вождю подробности жизни за пределами Кремля. На все вопросы Брежнева он должен был отвечать: “Все в порядке”. А на вопрос “чего ему в жизни не хватает?” отвечать: “Всего хватает”.
Чтобы у вождя и его семьи всего хватало, была даже введена специальная должность “комендант семьи Брежневых”. Ее занимал Олег Стронов. Он выполнял просьбы самого Леонида Ильича или его жены. Выполняемые комендантом просьбы могли создать у вождя впечатление, что страна живет при коммунизме. Молниеносно доставлялось все: будь то билеты в Большой театр, деликатесы или редкие книги и украшения.
Для облеченных властью существовали спецраспределители и магазины системы Внешторга. Там можно было купить себе дубленку, югославские сапоги, немецкие туфли “Саламандер”, французские духи Vichy, ондатровую шапку, рубашку или смену нижнего белья. Работники МИДа получали зарплату в специальных чеках, на которые они могли отовариваться в валютных магазинах “Березка”.
Чиновники, которые отоваривались в “Березке” ультамодными вещами, а также их дети, в народе назывались мажорами – именно они были законодателями моды.
“Я привез жене костюм, – вспоминает руководитель театра “Ленкоам” Марк Захаров. – А дочь была тогда еще маленькая и сказала: “Папа привез маме такой костюм, ну как у проститутки, такой красивый!”
Советский человек, даже если он представитель творческой элиты, был сметлив и рационален: вещи на гастролях покупались в промышленных масштабах. Например, артисты Большого театра покупали за границей вьетнамки по 90 центов и “загоняли” по приезде в СССР по 20 рублей.
За границу выезжали единицы и не могли обеспечить новинками всех оставшихся за железным занавесом. Приезжавшие в нашу страну иностранцы, независимо от своей профессии, невольно становились участниками модного бизнеса.
Дизайнер Денис Симачев учился в школе, которая находилась рядом с гостиницей “Космос”. Там всегда было много иностранцев, и школьники занимались фарцовкой прямо у школы: меняли советские значки на заграничные джинсы. “То, что мы предлагали: офицерский ремень с медной бляхой, русские народные матрешки, ушанки – настолько было актуально у иностранцев, что они отдавали за это свои вещи”, – вспоминает Симачев.
По свидетельству историка моды Александра Васильева, “фарцовщики впервые появились во время Фестиваля молодежи и студентов в 1956 году и получили свое название от того, что они говорили “for sale”, продавая советские значки и матрешки.
В те времена не было торговых палат, еще не пришло время челноков с клетчатыми сумками, перепродажа товаров не называлась еще “индивидуальным предпринимательством”, а была уголовным преступлением. Нарушители назывались “спекулянтами”. В Москве было две точки, где располагались известные спекулянты: одна точка – в общественном туалете в ГУМе, а вторая – на Неглинной улице – тоже в туалете.
Торговля из-под полы была школой высокой моды и иностранного языка. По словам Оксаны Робски, “южковые” вещи – это югославские, “алора, алюрцовые” – итальянские, “бритишовые” – английские, “панские” – это польские. Самыми модными были “алюрцовые” вещи.
“Часто страна-производитель считалась залогом успеха или модности, – рассказывает историк моды Васильев. – Девушки, описывая свой наряд, говорили: “У меня сапоги югославские, кофточка румынская, а юбка чешская”. Это значило, что она суперфирменная. Тогда говорили: “упакованная в фирму”.
Импортный ширпотреб отличался от отечественного не только современностью, качеством материала и строчки, нашим гражданам диковинные заклепки и зипперы казались не функциональной фурнитурой, а немыслимым украшением и признаком фирменности.
“Джинсы в СССР имели всегда 3 жизни, – утверждает Васильев. – Первый раз – как джинсы, второй раз – как “бермуды” (то есть шорты до колен) и третий раз – как коротенькие шорты для пляжа. А вот когда они были протерты до дыр, и штопать было уже нечего, тогда у них выпарывали молнию, заклепки и старались перенести на самострочные изделия”.
Тлетворное влияние Запада просачивалось и за крепостные стены Кремля, даже престарелый вождь не устоял перед обаянием фирмы. Однажды посол СССР в США подарил генсеку джинсовую куртку, но куртка оказалась не по размеру. Модельер Игманд получил сверхсекретное задание – изготовить точно такую же, и выполнил это задание в рекордно короткие сроки.
Но сдача срочного объекта модельного конструирования сорвалась из-за отсутствия фурнитуры: в нашей стране не было ни одного производства, устанавливающего на джинсовую одежду клепки, как, впрочем, не было ни одного государственного предприятия, производящего эту носкую одежду американских пастухов.
Ночью срочно было собрано совещание представителей министерств легкой промышленности, металлургии и лучших умов научно-технической революции, и к утру на одном из оборонных предприятий было изготовлено первое устройство для установки клепок. Оно было успешно опробовано на куртке вождя.
“Люди уже слышали, что джинсы с заклепочками – это круто, но никто не видел, как должны выглядеть эти заклепки, – рассказывает Оксана Робски. – И мы занимались мошенничеством. Мы покупали джинсы “Райфал”, которые стоили 40 рублей, что тоже было непросто сделать, на дороге они не валялись.
Кто-то из моих знакомых спекулянтов дал нам набор заклепочек, и мы дома молотком эти заклепки забивали. Заклепки делаются на каких-то станках, но мы не знали этого, потому что настоящих заклепок никогда в жизни не видели так же, как наши потенциальных покупатели. Мы продали эти джинсы в ЦУМе по 150 рублей”.
Самой доступной маркой джинсов в брежневские времена была “Монтана”. Тайна принадлежности этой фирмы до сих пор не раскрыта. Российский художник-модельер Александр Петлюра пытался разобраться, кому принадлежат права на марку “Монтана”, но партнеры в Италии убеждали его, что такой марки нет, и никогда не было. “Придумали эту марку где-то в Абхазии и штамповали, грамотно наладив производство”, – предполагает Петлюра.
Те, кому была не по карману “фирма”, и кто не мог достать паленые джинсы, исхитрялись самостоятельно шить себе модную одежду “под джинсу”. И тут изобретательности нашего народа не было предела. Например, чтобы добиться нужного цвета, джинсы варили в хлорке.
Человек, шьющий одежду, пользовался непререкаемым авторитетом. Лишь избранные могли позволить личных мастеров, для остальных существовала популярная в те времена система индивидуального пошива при Домах быта. Но все же повальное большинство модников в нашей стране надеялось только на себя.
Журналы “Работница” и “Крестьянка”, которые публиковали выкройки, пользовались большой популярностью. В те времена курсы кройки и шитья в школе или в Доме культуры были гарантией достойного имиджа.
Зрительницы в кино следили не только за волнующим развитием сюжета – они запоминали фасончики платьев знаменитых актрис. Советские женщины подражали Майе Кристалинской, Эдите Пьехе. Невероятно, но источники парижского шика и для простых людей, и для их кумиров были одинаковы: лоскуты, вещи с барахолок, перекроенное старье, плюс искрометная фантазия.
Главный редактор журнала мод Лидия Орлова вспоминает, что у нее была платье-матроска, которое она сшила из чехлов на мебель. Модельер Виктория Андриянова, чтобы хоть как-то разнообразить красный шелк, купленный на фабрике “Красная роза”, покрасила его в “Фантазии” – моющем средстве с оттеночным эффектом. Она шила себе сарафаны наизнанку, чтобы хоть отличаться от других.
Леонид Ильич переносил или откладывал встречи, терпеливо простаивая перед Александром Игмандом в костюме, наживленном на портновские булавки. Единственным вмешательством вождя в творчество личного кутюрье было скромное напоминание, что он любит пиджаки на 3 или 4 пуговицах.
Но когда Игманд, следуя модной тенденции сезона, изготовил генсеку пиджак на 2 пуговицах, Леонид Ильич смиренно принял заказ, чтобы не обидеть мага пошива. Однако в пиджаке с недостаточным количеством пуговиц его никто так ни разу и не видел.
Леонид Ильич получил свой последний остромодный костюм от личного кутюрье Игманда к параду 7 ноября 1982 года. Увы, место вождя на мавзолее во время парада пустовало. Через 3 дня генсека не стало. Он покинул мир в изысканной пиджачной паре и в сопровождении 44 подушечек, на которых 44 высших офицера несли все награды вождя, включая и золотые звезды.
А дети эпохи Брежнева остались. 30 лет тому назад магазины были полны одинаковым немодным и некрасивым товаром, всех призывали не выделяться. Сейчас магазины забиты ширпотребом, пошитым в странах третьего мира, все по доброй воле ходят в некачественном, но зато модном и заграничном тряпье. А результат тот же – одинаково одетое большинство.
“Я представлял, – говорит Вячеслав Зайцев, – что когда мы будем жить при коммунизме, люди смогут себе позволить носить одежду самых разных времен и народов, улицы бы превратились в большой театр. А ведь улицы остались прежними. Люди просто хотят носить обычную одежду”.
/КР:/
Я помню его шамкающим, много пьющим алкаголиком с кучей звёзд героя…
Секретарь партбюро в цехе подходил и тихо спрашивал, знаю ли я, что генсек здорово пьёт…
До того он, когда сам выпьет, говорил, что у него задача всё видеть и всё записывать и передавать наверх…
Вот такая была весёлая жизньс полупустыми прилавками магазинов…/
