Я видела фотографии и видео Харбинского фестиваля льда, по организации и масштабам он намного превосходит схожие мероприятия в Канаде и Японии: огромные, подсвеченные светодиодами сооружения изо льда представляют собой уменьшенные, а иногда и точные копии памятников мировой архитектуры. Ежегодно на фестиваль съезжаются более 2 млн туристов, потому что в такие вещи трудно поверить, пока не увидишь своими глазами. Еще не решив окончательно, стоит ли ехать в Харбин, я наугад просматривала соответствующие интернет‑страницы, и внимание мое привлекли еще несколько достопримечательностей, в том числе синагоги.
Да, именно синагоги. Их много. А затем я обнаружила нечто очень странное: оказывается, город Харбин построили евреи.
И лишь позже я пойму, что ледяной город и еврейский город — на самом деле одно и то же и что меня в равной степени манили оба. И, повинуясь этому зову, я, как тот пучеглазый Вениамин Тудельский, отправилась в путь.
Евреи живут в Китае более тысячи с лишним лет — примерно столько же, сколько в Польше. Но Харбин — особый случай. История харбинских евреев, да и самого Харбина начинается с железной дороги. До появления железной дороги Харбина не существовало.
Как большинство китайских городов, о которых мало кто слышал, сегодняшний Харбин с его 10‑миллионным населением больше Нью‑Йорка. Но в далеком 1896 году никакого Харбина еще не было — лишь кучка маленьких рыбацких деревушек у излучины реки. В тот год Россия заключила с Китаем концессию о строительстве участка Транссибирской железной дороги через Маньчжурию — так традиционно называлась обширная, с холодным климатом и тогда еще малонаселенная область на северо‑востоке Китая. Строительство этого участка позволило бы на две недели сократить путь из Москвы во Владивосток, так что каждая железнодорожная шпала ценилась на вес золота. Предполагалось также проложить железнодорожную ветку в глубинный Китай, поэтому возникла необходимость создать на месте развилки крупный административный центр, то есть город. Место для будущего города Харбина выбрал Михаил Грулев, еврей, ради военной карьеры в российской армии перешедший в православие и дослужившийся до генеральского чина.
Старая синагога Харбина на Артиллерийской улице. Открытка. 1910‑е
Учитывая огромные капиталовложения в проект, железнодорожные чиновники быстро сообразили, что построить город вполне можно и без помощи местных военных чинов или сибирских крестьян. Нужны лишь опытные русскоязычные предприниматели. Но кто по доброй воле поедет в далекую Маньчжурию? И тогда начальник Южно‑Уссурийской железной дороги генерал Дмитрий Хорват подал гениальную идею: евреи.
Суровые антисемитские законы Российской империи и чудовищные погромы уже привели к тому, что тысячи евреев эмигрировали в Америку, как это сделали, в частности, мои предки. Хорват полагал, что приманить ум и капитал в Маньчжурию проще простого. Достаточно лишь пообещать евреям, что они будут там свободны он антисемитских ограничений, говорил он властям в Санкт‑Петербурге, и при этом переселенцам не придется учить новый язык или горбатиться на нью‑йоркских потогонках. Единственное, что от них требуется, — переехать в Маньчжурию.
Власти скрепя сердце согласились. Согласились и сотни, а затем и тысячи русских евреев.
Первые евреи прибыли на место в 1898 году, а в 1903‑м официально учредили общину — к тому времени план уже оправдал все ожидания. В 1904 году в журнале «Нэшнл джиогрэфик» выходит статья, автор которой, американский консул в Маньчжурии, не скрывая удивления, сообщает: «Мы становимся свидетелями одного из величайших, доселе невиданных градостроительных достижений, и происходит это в центре Маньчжурии», и что «капитал для большинства частных предприятий предоставлен сибирскими евреями». Евреи‑предприниматели основали первые харбинские гостиницы, банки, аптеки, страховые компании, универсальные магазины, издательства, и т. д., и т. п.; к 1909 году среди 40 членов городского совета Харбина 12 были евреи. К этим предпринимателям‑первопроходцам добавились затем евреи‑беженцы, спасавшиеся от погромов 1905 года, затем, с началом Первой мировой и Гражданской войны — новые беженцы, их поток все ширился.
Во времена своего расцвета еврейское землячество Харбина насчитывало около 20 тыс. человек. В 1909 году была построена Старая синагога, а к 1921‑му по необходимости появилась и вторая, в нескольких кварталах от первой, а также бойня для кошерного забоя скота, миква, булочная для выпекания мацы, а еще еврейская начальная и средняя школа, больница, благотворительная столовая, общество по выдаче беспроцентных ссуд, дом престарелых; в городе выходило множество журналов и газет, выступали еврейские музыкальные и драматические коллективы, действовали сионистские клубы, в которые особенно тянулась молодежь. В Харбине проводились крупные международные сионистские конференции, на них съезжались евреи со всей Азии. На улицах проходили сионистские парады.
Вы уже знаете, что у этой истории печальный конец. Как почти все места, где доводилось жить евреям, Харбин был всем хорош лишь до поры до времени. Разве что в Харбине период от взлета до падения, обычно растягивавшийся на столетия, оказался спрессован в считанные 30 лет. В потоке эмигрантов, бежавших из России после революции 1917 года, было много русских белогвардейцев, их неприкрытый антисемитизм вскоре получил официальное подкрепление в виде фашистской партии, которая в 1931 году инициировала поджог Старой синагоги. В тот же год Маньчжурию оккупировали японцы — они приметили богатых местных евреев и захотели прибрать к рукам их деньги. Белогвардейские погромщики охотно им в этом помогали.
Японская жандармерия вступила в сговор с преступными элементами из числа бывших белогвардейцев, натравливая их на евреев‑предпринимателей: людей шантажировали, конфисковывали имущество, похищали, убивали. Позже японцы стали манипулировать еврейской общиной в собственных интересах — так, под их нажимом Абрам Кауфман, почтенный врач и избранный глава общины, дважды побывал на аудиенции у японского императора и был вынужден от имени еврейской общины опубликовать официальное заявление, в котором говорилось о симпатиях к Японии — союзнице нацистской Германии. Не улучшилась ситуация и в 1945 году, когда в Харбин вошли советские войска. Первое, что они сделали, — арестовали остававшихся в городе еврейских видных деятелей (в их числе был и доктор Кауфман) и отправили их в лагеря. Кауфман 11 лет провел в лагерях и еще пять лет в ссылке в Казахстане, прежде чем ему разрешили воссоединиться со своей семьей в Израиле. Ему повезло. Остальные не дожили до освобождения. Но все же участь некоторых евреев при японских захватчиках оказалась пострашнее смерти в ГУЛАГе. При отступлении от маньчжурского Хайлара японские военные обезглавливали еврейское население этого городка.
Доктор Кауфман и доктор Хепберн проводят хирургическую операцию в Харбинском еврейском госпитале
В 1949 году Харбин уже контролировали китайцы‑маоисты. У евреев, а их в городе к тому времени насчитывалось более 1 тыс., постепенно отбирали бизнес и имущество. Тем временем правительство Израиля вело тайные переговоры с остававшимися в Харбине евреями и готовило все необходимое для их отъезда, причем часто отъезжающие сталкивались с вымогательством. Как писал один израильский чиновник, «очевидно, что коммунистическое правительство радо очистить страну от иностранных элементов. Однако <…> власти затягивали процесс, если желающий уехать все еще был человеком состоятельным, и выпускали его, лишь убедившись, что денег у него не осталось». Последняя еврейская семья уехала из Харбина в 1962 году. После этого там оставалась лишь одна еврейская женщина — Ханна Агре, она уезжать отказалась. Говорила, мол, слишком стара и оставьте меня в покое. Она перебралась в комнатушку в Старой синагоге (к тому времени здание разделили перегородками и использовали как госучреждение), где и умерла в 1985 году — последняя еврейка в Харбине.
Хотя нет, не совсем последняя. Сегодня в Харбине живет еще один еврей, израильтянин лет семидесяти, Дан Бен‑Канаан. Он раньше сотрудничал с израильскими СМИ, освещал события на Дальнем Востоке, а потом решил остаться в этих краях, нашел работу в местном университете и в 2002 году окончательно обосновался в Харбине. Бен‑Канаан — человек занятой, не только потому, что преподает в университете и редактирует местные англоязычные программы новостей. Помимо этого он ведет серьезные изыскания о еврейском прошлом Харбина, и местные власти, восстанавливая еврейские достопримечательности, неизменно обращаются к нему за советом — так что он, можно сказать, неофициально работает единственным евреем Харбина.
Этой части своей деятельности Бен‑Канаан уделяет довольно много внимания. Когда я беседовала с ним по скайпу, он сразу же отшутился: «Я председатель местной общины, которая состоит из меня одного. Оно и здóрово, поскольку со мной никто не спорит». Интерес Бен‑Канаана к еврейской истории Харбина, возникший еще во времена его журналистской работы, только удвоился, когда он узнал, что в администрации Харбина хранятся официальные архивы еврейской общины — причем строго под замком. «Я просил вернуть эти архивы в открытый доступ, но мне было отказано, — рассказывает он мне. — Назвали две причины. Одна — что там содержится щекотливый с политической точки зрения материал, а вторая — опасаются судебных исков по реституции собственности. Состояние некоторых местных евреев оценивалось в миллионы».
Не получив доступа к архивам, Бен‑Канаан решил сам воссоздать историю — стал собирать старые фотографии, предметы быта и воспоминания более 800 бывших харбинских евреев и их потомков, проживающих теперь в разных странах. И в результате, как он выразился, «стал главным адресом» для еврейской истории Харбина. Когда власти провинции решили — по причинам, которые мне стали понятны чуть позже, — выделить 30 млн долларов на восстановление, реновацию или реконструкцию городских синагог и других зданий, ранее принадлежавших евреям, они наняли его.
Единственный еврей Харбина проговорил со мной почти два часа — именно столько времени понадобилось, чтобы рассказать о еврейских достопримечательностях, за ходом восстановления которых он сейчас присматривает. И таких мест, похоже, много. Единственный еврей Харбина себе не враг и зимние месяцы предпочитает проводить на юге Китая. Но обещает свести меня со своим бывшим студентом, который работает экскурсоводом, он и покажет мне все достопримечательности.
Есть в туриндустрии такое понятие, чаще всего его используют там, где евреев почти не осталось: «памятник еврейского наследия». И это очень тонкий маркетинговый ход. «Еврейское наследие» — звучит совершенно безобидно, а для евреев с их чувством долга это еще и настоятельная рекомендация: в конце концов, вы же такой долгий путь проделали, так почему бы не зайти? Выглядит куда лучше, чем «собственность, отнятая у убитых или изгнанных евреев». Но стоит назвать это «памятником еврейского наследия», все досадные моральные вопросы — начиная хотя бы с такого, откуда эти «памятники» вообще взялись, — как по волшебству растворяются в облаке доброжелательности. И не просто доброжелательности, но доброжелательности, адресованной непосредственно тебе, туристу‑еврею. Чтобы ты проникся мыслью: все эти граждане‑неевреи и их великодушное правительство решили содержать в порядке это кладбище, реконструировать эту синагогу или создать этот музей исключительно из глубокого уважения к евреям, которые здесь когда‑то жили (но по каким‑то неназванным причинам больше не живут), в надежде, что ты, еврей‑турист, возможно, когда‑нибудь заедешь в эти края. Но все равно невольно возникает чувство неловкости и даже беспомощности, по мере того как странствие по миру становится обратным тому, что некогда предпринял Вениамин Тудельский: ты встречаешь не евреев, а их могилы.
К моему приезду Харбин накрыла волна потепления, благодатные –10, что с учетом ветра ощущается как –18. Термобелье, рубашка, свитер, фуфайка, куртка, балаклава, шарф‑труба, шапка, варежки, три пары носков и три пары брюк — и я готова к выходу.
Первый пункт моего маршрута — городское еврейское кладбище, турфирмы преподносят это как самое большое еврейское кладбище на Дальнем Востоке, — с одной лишь оговоркой, что это не кладбище, ведь на кладбищах должны быть мертвецы, а на этом нет ни одного. В 1958 году проводилась перепланировка города, и приняли решение, что еврейское кладбище, на котором покоились останки 2,3 тыс. человек, придется убрать. Городские власти предложили родственникам умерших перезахоронить их близких на большем по размерам китайском кладбище Хуаншань, в часе езды от города, по цене примерно 50 долларов за могилу. Многие еврейские семьи к тому времени уже уехали из страны, так что было перенесено только 700 могил, причем, как выяснилось, переехали лишь надгробия, поскольку чиновники не видели причин трогать тела. Человеческие останки со старого кладбища сейчас находятся в «глубинном захоронении» (так называют его китайцы), то есть место погребения закатали в асфальт и построили сверху парк развлечений. «Им там хорошо, — говорит о мертвых евреях под каруселями мой экскурсовод — назову его, чтобы не навлечь на него неприятности, Дерек. — Вокруг них теперь всегда счастливые люди».
До Хуаншаня ехать примерно час — по обе стороны дороги унылые промзоны и стылые поля, затем впереди вырастает высоченный пункт сбора пошлины с огромными луковицами куполов в русском стиле, потом еще несколько километров вдоль заброшенных складов, вдоль дороги укутанные люди продают всякую всячину вроде сувенирных банкнот, которые надлежит сжигать в качестве подношения, потому что Хуаншань на самом деле — это обширное китайское кладбище с бесконечными рядами одинаковых сверкающе белых надгробий, под которыми на крошечных пятачках земли покоятся кремированные останки. Проехав мимо десятков тысяч мертвых китайцев, мы находим вход на еврейскую часть кладбища, платим, сколько положено, и входим в ворота.
Еврейская часть — маленькая, но внушительная, надгробия с искусно выгравированными надписями на иврите и на русском, достаточно много и современных металлических табличек — за их установку заплатили родственники тех, чьи останки были перезахоронены без переноса надгробий. На многих надгробиях прежде имелись фотокерамические портреты — любопытно было бы на них посмотреть, но сейчас нет ни одного целого: все с трещинами либо вовсе разбиты. Ущерб наносился явно намеренно, возможно, поэтому за нами по пятам ходит кладбищенский сторож. Мысль о том, что в современном Харбине спокойно относятся к осквернению еврейского кладбища, огорчает, но, к моему удивлению, этот заснеженный «памятник еврейского наследия» вовсе не выглядит забытым и заброшенным. На самом деле он довольно гламурный.
Еврейское кладбище в Харбине. 2000‑е
На площадке у ворот — массивный гранитный монумент в виде звезды Давида, рядом — двухэтажная синагога с куполом, украшенная опять же звездами Давида. Дверь синагоги на замке, но я заглядываю в окно и вижу, что внутри пусто, лишь разбросанные инструменты и мусор. На мой вопрос, почему так, Дерек отвечает с улыбкой: «Ее строили к визиту Ольмерта. А сейчас там кладбищенские работники греются». Эхуд Ольмерт, бывший премьер‑министр Израиля, осужденный за коррупцию, из семьи харбинцев. Его отец родился в Харбине , а в Хуаншане — могилы его дедушки и бабушки, по крайней мере надгробия. Сейчас над ними маячит черный мраморный обелиск высотой чуть не в четыре метра. На этом обелиске, увенчанном еще одной еврейской звездой, сияют позолотой высеченные в камне слова самого Ольмерта, факсимильно воспроизводящие написанное им от руки по‑английски: «Благодарю вас за то, что сохраняете память о нашей семье, защищаете достоинство [sic!] тех, кто принадлежал к этой общине, и… [неразборчиво] напоминание о прекрасной жизни евреев, когда‑то бывшей частью Харбина». Буквы корявые, похоже, Ольмерт не рассчитывал, что его слова увековечат в камне. Надгробия его предков заменили на черные с позолотой, под стать обелиску, не то что у плебеев с их треснувшей фотокерамикой. Возле надгробий — урна для мусора в виде футбольного мяча.
Приезд Ольмерта, в то время в чине заместителя премьер‑министра, в Харбин в 2004 году — знаменательное событие, но синагога (фальшивая), построенная в его честь возле кладбища (тоже фальшивого), — лишь часть предпринятого провинциальными властями огромного и затратного проекта по восстановлению памятников еврейского наследия. Его подлинная цель — привлечь еврейские деньги, будь то туризм или инвестиции от евреев‑иностранцев.
В разговоре со мной единственный еврей Харбина весьма одобрительно высказался о подобных мероприятиях, в которых непосредственно участвует. «На реставрацию выделено 30 млн долларов — невероятная по местным масштабам сумма. Все было самого высочайшего качества», — отметил он и добавил, что памятники еврейского наследия в Харбине официально приравниваются к таким культурным памятникам Китая, как Запретный город. Среди множества источников информации о Харбине, которыми он со мной поделился, — большая новостная статья в китайском журнале, написанная журналистом Си Лунем, которого он назвал одним из немногочисленных в Китае мастеров журналистского расследования. В статье под заголовком «Харбинские евреи: вся правда» прослеживается весьма специфическая история: не о «еврейском наследии Харбина», но о попытках местных властей провинции Хэйлунцзян нажиться на этом «наследии».
История эта начинается довольно невинно, с того, как социолог, а по совместительству агент по продаже недвижимости Чжан Тецзян узнал, что часть исторических зданий, предназначенных к сносу в рамках градостроительного проекта 1992 года, прежде принадлежала евреям. Заинтересовавшись, он стал изучать еврейские надгробия на хуаншаньском кладбище, переводя русский текст на китайский с помощью компьютерной программы.
60 элементов 0,694 сек.