Вашингтон, округ Колумбия
Где Безер, черт его дери? Кто-нибудь обязательно спросит о радаре — например, сможет ли враг на расстоянии отключить предохранители и активировать бомбу. Ответить на этот вопрос не мог никто, кроме Безера, его главного специалиста по радиолокации.
Тиббетс понимал, что они должны проработать каждую деталь, суметь ответить на любой вопрос. Бомба должна быть испытана до окончания грядущей Потсдамской конференции — встречи на высшем уровне с участием Трумэна, Черчилля и Сталина. Ведь «гаджет» был не просто оружием. Ему отводилась роль фигуры, может быть, даже ферзя, на шахматной доске глобальной политики.
Теперь, когда Германия капитулировала, три лидера намеревались встретиться, чтобы определить границы новой послевоенной Европы. Этот вопрос обсуждался в феврале 1945 года в Ялте. В ходе той недельной конференции Сталин пообещал Рузвельту и Черчиллю, что после разгрома Германии Россия объявит Японии войну. И хотя лидеры продолжали совместные боевые действия на Тихом океане, напряженность в отношениях между тремя державами нарастала. Черчилль настаивал на свободных и честных выборах в Восточной Европе, но Сталин противился этому. Он не желал уходить из тех частей Восточной Европы, которые его войска отвоевали у Германии. Союзники опасались, что Сталин никогда не покинет эти страны, и это сможет стать причиной нового конфликта.
Действующее ядерное оружие могло дать Соединенным Штатам мощный козырь, когда переговоры возобновятся. Никто заранее не знал наверняка, сработает ли атомная бомба, но Тиббетс, Гровс и Оппенгеймер были уверены, что испытания пройдут успешно. Опережая события, они даже разработали план применения бомбы в боевой обстановке.
По этой причине Тиббетс и находился здесь, в конференц-зале Пентагона. Вместе с другими он сидел за столом совещаний и ждал начала встречи, чтобы продолжить обсуждение чудовищных по своей сути вопросов. Какой из японских городов принести в жертву? Что нанесет наибольший урон военным и окажет самое сильное психологическое воздействие на японскую империю?
Комитет по утверждению целей уже дважды заседал в мае в лос-аламосском офисе Оппенгеймера. Все соглашались с тем, что первый атомный взрыв должен быть достаточно эффективным, чтобы важность этого оружия по достоинству оценили во всем мире. Члены комитета изучили места, по которым союзники еще не наносили бомбовые удары, — нетронутые процветающие города, которые японцы считали стабильными и безопасными.
Было выбрано пять возможных целей.
Киото
Согласно меморандуму Комитета, прежняя столица Японии была промышленным городом с населением в 1 млн человек. «Это место эвакуации множества людей и предприятий из разрушенных районов. С психологической точки зрения преимущество заключается в том, что Киото — интеллектуальный центр Японии, где люди способны лучше осознать значение такого оружия».
Хиросима
Важный армейский склад и грузовой порт в центре промышленного района. «Размеры города таковы, что большая его часть может быть существенно повреждена. Расположенные по соседству холмы позволят сфокусировать взрыв, что значительно увеличит разрушительный эффект».
Иокогама
«Важный урбанизированный промышленный район, который до сих пор не подвергался бомбардировкам. Здесь сосредоточено производство самолетов, станков, электрооборудования, а также доки и нефтеперерабатывающие заводы».
Кокура
Один из крупнейших арсеналов Японии, который окружен городскими промышленными предприятиями. «Арсенал предназначен для легкой артиллерии, противовоздушной обороны и защиты прибрежных плацдармов».
Ниигата
Стратегически важный портовый город. «Его значение возрастает по мере разрушения других портов».
На первом заседании, как только военный министр Стимсон увидел список, то сразу вычеркнул из него Киото. Он питал нежные чувства к этому городу, некогда посетив его и сохранив в своей памяти как «святыню японского искусства и культуры».
В этот понедельник Комитет по утверждению целей собрался вновь. Ровно в 9 утра Тиббетс увидел генерала Томаса Фаррелла, заместителя Гровса, входившего со своей командой в конференц-зал. Один из офицеров плотно закрыл за собой высокие двери и раздал толстые папки с описанием потенциальных целей. Каждая из них содержала крупномасштабные карты объектов, фотографии разведки, сопутствующие данные, а также планы спасательных мероприятий в воздухе и на море — на случай, если в ходе операции что-то пойдет не так.
В это время лейтенант Джейкоб Безер, о котором Тиббетс не знал уже что и думать, громыхая сапогами взлетел по лестнице и остановился, переводя дыхание, в холле, в нескольких метрах от конференц-зала. Тиббетс дал ему недельный отпуск для поездки к родным в Балтимор, но взамен взял клятву, что он прибудет на совещание ровно в 9:00. Безер успел на утренний поезд, но тот ехал дольше обычного. Затем на вокзале Юнион-Стейшн пришлось долго искать такси. Несмотря на это, Безер опаздывал всего на 5 минут. Он уже подходил к дверям конференц-зала, когда его остановила охрана словами: «Запретная зона».
Офицер Женского корпуса армии США вышла на шум из приемной. Должно быть, Безер ошибается. Лейтенанту нечего делать на совещании «всех этих шишек».
Безер настаивал на своем, но у нее тоже был приказ, и она не отступала.
— Выпейте кофе, расслабьтесь и вы забудете, что когда-то вообще сюда приходили, — сказала она.
Но вместо этого Безер уселся в приемной. Он знал, что не сможет войти в зал, что Тиббетс находится там и что сейчас он его проклинает. Когда заседание окончится, полковник устроит ему разнос.
«Опять влип, и, как всегда, не по своей вине», — подумал Безер.
Низкорослый, худой, с карими глазами и такими же по цвету волосами, зализанными назад и разделенными пробором, Безер был очень неглуп и выделялся как яркая личность. По каждому вопросу он имел свое мнение, но при этом старался быть рубахой-парнем и ладить со всеми. Ему приходилось нелегко в отряде с таким количеством альфа-самцов.
Сейчас Безер нервно теребил фуражку и пытался представить, о чем говорят в конференц-зале. Он надеялся, что до официального выговора не дойдет, — ведь до операции с его участием оставалось всего ничего. Когда нацистская Германия напала на Польшу, Безер был еще слишком юн, чтобы отправиться в армию без согласия родителей. Тогда он напомнил матери и отцу их собственную романтичную историю про то, как медсестра по имени Роза влюбилась в раненого солдата по имени Николас в интерьерах госпиталя Первой мировой.
Но родители все равно сказали «нет», и Безер продолжил обучение в Университете Джона Хопкинса на факультете машиностроения. Днем он с головой погружался в книги, а вечерами подолгу засиживался с приятелями в балтиморских барах. Он вспомнил, как провел субботний вечер 6 декабря 1941 года, обильно заливая устрицы мексиканским пивом и канадским виски.
На следующий день после обеда Джейкоб все еще мучился от похмелья в своей кровати, когда отец распахнул дверь его комнаты и закричал:
— Перл-Харбор атакован! Мы объявили войну Японии.
Безер выполз в гостиную, где родители слушали радио. Комментатор Ганс фон Кальтенборн сообщал, что японцы без предупреждения нанесли массированный удар.
— Соединенные Штаты атакованы, и они смогут ответить на эту атаку, — сказал голос из радио.
Безер тут же принял решение: он подаст документы в Воздушный корпус Армии США. Ему еще не исполнился 21 год, но на этот раз родители выразили готовность подписать бумаги.
На следующее утро он прибыл на призывной пункт и обнаружил там длинную очередь из парней с точно таким же намерением. Закончив в октябре 1942 года курс базовой подготовки, он получил звание второго лейтенанта. В своем выпуске, насчитывавшем 250 курсантов, Безер был одним из лучших. Однако, вместо того чтобы отправить воевать, командование послало его во Флориду — осваивать новое секретное оборудование под названием «радар».
Радиолокационные станции для поиска удаленных объектов и измерения расстояния до них стали важным оружием на этой войне. Сражения все чаще выигрывал тот, кто первым обнаруживал вражеские самолеты, корабли или подводные лодки. Чтобы добиться в этом преимущества, британские и американские ученые совместно разработали технологию радиолокации, которая позволяла «видеть» на сотни миль даже ночью.
Радар посылал в пространство радиоволны и анализировал их отражение после того, как они сталкивались с каким-нибудь объектом — на воде, под водой или в воздухе. В начале войны Англия использовала радары, чтобы построить сеть эффективной противовоздушной обороны. Это дало преимущество в период сражения за Британию, когда самолеты немецких люфтваффе пытались бомбежками сломить упорство англичан. Радиолокационная система позволяла не только обнаруживать приближавшиеся вражеские самолеты, но и оценивать расстояние до них, определять количество машин, их направление и высоту полета.
Радар имел еще одно важное применение, непосредственно связанное с атомной бомбой. В первые годы войны артиллерийские снаряды оснащались ударными взрывателями. Они представляли собой небольшие запалы, которые срабатывали, когда снаряды попадали в цель, и подрывали основную часть взрывчатки, разлетавшейся облаком шрапнели. Но затем был изобретен радиолокационный взрыватель, который представлял собой блок в наконечнике снаряда с миниатюрным радаром внутри. Бомбы и артиллерийские снаряды, использующие радиоволны для определения расстояния до объекта, могли быть взорваны в воздухе до того, как они столкнутся с целью поражения, и это позволяло покрыть смертоносной шрапнелью бо́льшую площадь. Если говорить о самолетах, в которые сложно попасть из зенитки, то радиолокационный взрыватель превращал промах в попадание.
Инженеры в Лос-Аламосе пытались сконструировать радиолокационный взрыватель для атомной бомбы. Снабженная таким бесконтактным взрывателем, она могла быть взорвана на заданной высоте. Ученые подсчитали, что взрыв ядерного заряда в небе над японским городом даст максимальный разрушающий эффект. Тогда энергия взрыва будет направлена сперва вниз, а затем ударная волна распространится вокруг. Какая высота была бы оптимальной для взрыва бомбы? Расчеты показали: 600 метров над городом.
Однако руководители Манхэттенского проекта и ученые знали, что бесконтактный взрыватель, находящийся под контролем радара, имел один крайне опасный недостаток. Волна радара — это, в сущности, та же радиоволна, и если узнать частоту, то не составит труда перехватить ее или заглушить. Если это произойдет, то атомная бомба может взорваться слишком рано или, наоборот, слишком поздно, а может и не взорваться совсем. Специалист по радарам, которому предстояло отправиться на это задание, должен был обладать высочайшим мастерством, чтобы обнаружить и нейтрализовать воздействие японского радара.
Безер, несомненно, входил в число лучших профессионалов по радиолокации среди военных. Он учился на отлично, а затем и сам начал обучать офицеров. Со временем Безер стал специалистом по устранению недостатков новых радаров. Во время войны оборонные компании непрерывно совершенствовали электронное оборудование. Если оно работало некорректно, компании привлекали Безера к решению проблем. Иногда это подразумевало создание новых деталей, например специальных антенн, и модификацию оборудования.
Но работа в тылу не приносила Безеру удовлетворения. Сводки в газетах и по радио просто сводили его с ума. Весной 1944 года он сказал свой семье и друзьям:
— В Европе полным ходом идет война, а я в ней не участвую.
Он продолжал рваться на фронт, и наконец его направили в эскадрилью бомбардировщиков B-29 в Уэндовере. Безер был уверен, что уже совсем скоро он будет сражаться по-настоящему. Но, когда в сентябре 1944 года поездом Западно-Тихоокеанской железной дороги он прибыл в Уэндовер, первая мысль его была такой: «Куда это, черт возьми, меня занесло?» Он разглядывал унылый пустынный пейзаж с чахлым кустарником, простиравшийся на мили вокруг. Выбеленный солнцем городишко, пара магазинов на главной улице, ветхость и запустение. «Если Соединенным Штатам когда-нибудь пропишут клизму, вставлять ее надо будет именно здесь», — подумал Безер.
По прибытии на аэродром он не успел даже присесть в казарме, как всех построили на инструктаж. Командир, а это был Тиббетс, явно не привык говорить лишнего. Он представился и предупредил, что всем прибывшим предстоит очень жесткий курс подготовки. Те, кто его пройдет, вскоре отправятся за море и примут участие в победоносном завершении войны. Позже они узнают необходимые подробности, но рассказывать о них нельзя никому. Затем неожиданно, ко всеобщему восторгу, Тиббетс дал всему составу двухнедельный отпуск до начала подготовки. Всем, кроме Безера. Его он отвел в свой кабинет, где уже ждали несколько человек в форме. «Плохи мои дела», — подумал Безер.
— Лейтенант, с вами сейчас побеседуют перед тем, как дать допуск к секретной работе, — сказал Тиббетс.
Ему стали задавать обычные вопросы: какую школу он окончил, какую прошел военную подготовку, какой опыт получил на действительной службе?
Затем один из собеседников посмотрел Безеру прямо в глаза и спросил:
— Вас не пугает реальный воздушный бой?
Безер едва не подпрыгнул:
— Реальный бой — это то, что мне нужно!
Офицеры заулыбались и попросили его подождать во дворе. Через 15 минут он был принят в команду.
Пока что Безер ничего не знал о своей будущей работе, но он хорошо понимал, что страховой взнос за его жизнь явно начинает дорожать.
С этого момента события в жизни Безера развивались лавинообразно. На следующий же день после беседы он вместе с Тиббетсом вылетел на базу ВВС Киртленд под Альбукерке. Когда они вышли из самолета, их встретил полковник Лансдейл, офицер армейской разведки, и посадил в свой зеленый седан. Несколькими неделями ранее он присутствовал в Колорадо-Спрингс, где Тиббетса выбрали руководителем миссии. Лансдейл повез их за 100 км на север от Альбукерке. Это был первый визит Тиббетса и Безера в Лос-Аламос.
— Все, что вам известно, держите в секрете, — напомнил им по дороге Лейнсдел.
В Санта-Фе они взяли еще одного пассажира, в штатском. Это был Норман Рамзей, физик, заместитель руководителя проекта по научным и техническим вопросам — высокий, худощавый, привлекательный молодой человек. «Похоже, не все ученые бородаты и седовласы», — подумал Безер. Позднее он узнает, что большинству из тех, кто занимался разработками в Лос-Аламосе, было от 20 до 30 лет.
Километров за 50 до конечной цели Безер обратил внимание, как меняется ландшафт. Подпрыгивая на ухабах, они медленно поднимались на плато по узким грунтовым дорогам. Вокруг, насколько хватало глаз, громоздились горы Сангре-де-Кристо, от вида которых захватывало дух. Достигнув плато на высоте две тысячи с небольшим метров над уровнем моря, они оказались в отрезанном от мира, практически недоступном месте.
Пейзаж, который открылся им наверху, тоже был по-своему впечатляющим. «Лос-Аламос? Я бы так не сказал», — подумал Безер. Высокий забор с натянутой по верху колючей проволокой больше напоминал тюрьму. Когда они миновали пост охраны, Безер увидел множество наспех построенных зданий. Они занимали огромную территорию, по которой сновали тысячи военных и штатских.
Машина подъехала к одной из таких построек. Лансдейл повел Тиббетса в офис Оппенгеймера, а Рамзей предложил Безеру осмотреть его лабораторию. Там стали открываться важные подробности проекта. Как оказалось, Безеру предстоит работать с подразделением, которое называлось «группа доставки». Оно отвечало за баллистику бомбы и ее доставку к цели. Рамзей сообщил, что пока они продвинулись не так далеко, как хотелось бы. Времени оставалось все меньше, а с системой подрыва возникли некоторые проблемы. При взрыве в воздухе приходилось учитывать множество факторов: ландшафт, погодные условия… и радиоволны.
Совсем скоро Безер будет знать каждую деталь пускового механизма бомбы, включая крошечный радар. Он научится пресекать вражеские попытки с помощью другого радара блокировать операционную систему устройства или вызвать преждевременную детонацию. Рамзей сказал, что им нужно будет уменьшить до минимума чувствительность бомбы к любым радиопомехам, поэтому Безеру предстоит близкое знакомство с ней.
Слушая ученого, Безер вдруг осознал, насколько важно его задание. Военные операции всегда рискованны, но эта миссия была самой рискованной из всех возможных. Если он не справится со своей работой как надо, бомба может взорваться по дороге к цели.
По словам Рамзея, то, как выглядит вся программа, было известно лишь нескольким людям. Безеру придется летать на каждый взрыв на полигоне, а затем на каждую испытательную бомбардировку, «пока доктора не скажут, что больной здоров». Тогда еще никто не знал, сколько бомб будет построено, сколько их будет взорвано и сработают ли они вообще.
За весь разговор Рамзей ни разу не произнес слов «атомная бомба», употребляя уклончивые выражения вроде «высвобождение фундаментальных сил Вселенной» и «цепная реакция». Он перечислял имена ученых, причастных к проекту: Энрико Ферми, Нильс Бор, Ханс Бете, Лиза Мейтнер, — все это были светила научного мира. Их имена Безер знал по урокам физики и даже читал работы некоторых из них.
После экскурсии Безера представили другим ученым, которые познакомили его со своими участками работы. В их речи уже появились некие «атомные снаряды», взрыв которых будет сопровождаться вспышкой «ярче тысячи солнц». И только к концу дня Безер наконец узнал, что они создавали не что иное, как атомную бомбу. «Атомная бомба». Казалось, это что-то из области научной фантастики. Но еще более фантастичным Безеру казалось то, что он, еврейский мальчик из Балтимора, может оказаться частью Истории. Если, конечно, не погибнет раньше.
Дни складывались в недели, недели в месяцы. Безер курсировал между Уэндовером и Лос-Аламосом и постепенно узнавал о бомбе все больше. Точнее, о бомбах. Их было две: «Толстяк» и «Малыш».
Трехметровый «Малыш» весил 4350 кг и был начинен ураном. «Толстяк» весил на 300 кг больше, а его заряд был сделан из плутония. В основе обеих бомб лежал один и тот же принцип: если к радиоактивному сердечнику приложить достаточную силу, это создаст цепную реакцию, которая высвободит колоссальную энергию.
В корпусе «Малыша» находился взрыватель, подобный взрывателю артиллерийского снаряда. Уран был разделен на две части: «пулю» и «мишень». «Пуля» представляла собой девять составленных вместе урановых колец, вложенных внутрь стального кожуха толщиной 1,5 мм. Она располагалась на одном конце орудийного ствола длиной 182 см, вмонтированного в бомбу. На другом его конце находилась «мишень» — полый цилиндр из основного количества урана. По сигналу радара бесконтактного взрывателя внутри ствола происходил выстрел «пулей», которая со скоростью 1100 км/ч должна была поразить «мишень». Это столкновение вызывало цепную ядерную реакцию. «Малыш» был крайне нестабильным устройством: как только в него помещали порох, любая случайная искра могла вызвать атомный взрыв.
BBC Studios
Взрывной потенциал «Толстяка» был выше, чем у «Малыша», но требовал иного спускового механизма. Чтобы достичь скорости, необходимой для начала цепной реакции, понадобился бы пушечный ствол длиной девять метров. Вместо этого ученые разработали механизм взрыва, направленного внутрь. Заряд бомбы состоял из плутония весом 2400 кг. При срабатывании бесконтактного взрывателя одновременно взрывались 32 пары детонаторов. Этот взрыв сжимал плутониевое ядро размером с апельсин до размеров лайма, что приводило к искомой цепной реакции.
Вне Манхэттенского проекта об этих вещах не знал почти никто, все хранилось в строжайшей тайне. Но лейтенант Безер, сидевший сейчас в приемной возле конференц-зала Пентагона, знал о секретном оружии больше, чем высшие чины, находившиеся внутри.
Он был уверен, что уже попал в черный список Тиббетса. «Все пропало», — подумал Безер, но в этот момент до него донесся шепот. Возле стойки в приемной он увидел майора, который что-то выспрашивал у женщины в униформе, после чего обратился к нему.
— Ваша фамилия Безер? — спросил майор.
— Так точно, — ответил Безер.
— Тогда какого вы здесь прохлаждаетесь, когда вас ждут внутри? — рявкнул тот.
По пути в конференц-зал Безер не сдержался и послал пленительную улыбку офицеру Женского корпуса.
Когда он вошел в зал, Тиббетс указал ему на место рядом с собой. Безер начал было шепотом объяснять свое опоздание, но его прервал капитан, обратившийся к комитету. Капитан предлагал, чтобы Военно-морские силы разместили в пяти километрах от берега подводную лодку, оснащенную новейшей системой наведения по радиолучу LORAN (аббревиатура от Long Range Navigation, или «навигация дальнего действия»). Это должно было помочь им сориентироваться на подступах к цели. В случае чрезвычайной ситуации луч смог бы направить B-29 к подводной лодке, чтобы спасти бомбардировщик на море.
Закончив, капитан поинтересовался мнением присутствующих, и, когда очередь дошла до Безера, тот ответил прямо:
— Чушь собачья.
Генерал Фаррелл попросил Безера объясниться.
— Дело в том, что подводную лодку не удастся удержать на месте, потому что ее будет сносить приливом.
С разрешения генерала Безер подошел к доске, взял мел и в подтверждение своих слов начал строчить уравнения. Он быстро произвел вычисления, показывающие влияние ветра и приливных течений. Чтобы система LORAN могла работать, лодке пришлось бы находиться в надводном положении.
— Но подводная лодка не может торчать над водой в пяти километрах от японского берега. Она обязательно подвергнется нападению, — закончил Безер.
Фаррелл был впечатлен, а Тиббетс наконец-то выдохнул: Безер свое дело сделал.
Комитет вернулся к изучению списка. Спустя несколько часов собравшиеся достигли единодушия: оптимальной целью для первой бомбы будет Хиросима. На 285 тысяч человек гражданского населения в городе размещалось 43 тысячи военных. Здесь базировалась штаб-квартира Второго командования — группировки сухопутных войск императорской армии под началом фельдмаршала Сюнроку Хата. Когда союзные войска начнут вторжение на территорию Японии, именно его подразделения будут противостоять им на острове Хонсю. Вокруг Хиросимы находилось множество военных объектов: верфи, аэродром, завод запчастей для военных самолетов. В то время как центр города был застроен железобетонными зданиями, цеха предприятий и другие постройки на окраинах в основном были деревянными.
Прежде чем назначить дату бомбардировки, предстояло проработать еще массу деталей, но Тиббетс, как и все остальные присутствующие, уже понимал, что Хиросима — это идеальная мишень.
/КР:/
Ужасная трагедия…
Но она остановила войну…/
