Профессор (беря зачетку): Так, вы кто у нас? Ага, Евгений Пустозвонцев.
Что у вас там, в билете – Евгений Онегин? Ну, что же, расскажите мне,
голубчик, что вы знаете про своего тезку?
Студент: – Про Жеку то?
– Про какого Жеку?
– Ну, у меня у самого кликуха такая – Жека!
– Вот как! Вообще то, насколько я помню, у Онегина никаких таких кликух,
как вы изволили выразиться, не было. Ну, что ж, продолжайте.
– Ну, там вначале дядя честно правил…
– Простите, чем же это он правил?
– Ну, это…там, как бы не написано.
– Ага. Ну, как бы продолжайте.
– Ну, а потом он себя уважать заставил. А чего, блин, заставлять! Я бы и
так зауважал! Прикинь – отстегнул ему коттедж, прикид всякий, бабла там…
– Хм. Прикинул – старик не слабо отстегнул!
– Ну!
– А что, у Пушкина прямо так и написано – <<Бабла?
– Не, зачем! Пушкин – он реальный мужик был. Все в натуре писал, реально
как бы.
– Может, вы хотите сказать, что он был реалистом?
– Ну!
– Ну- ну. А Жека что же?
– Жека-то? Ну, он вначале отстойный совсем был, ну – типа ханурин. У него
непруха была сплошная, облом полный,…а как наследство накатило – сразу
понтовый стал. А чего не стать, если на шару?
– Простите, как вы сказали? На какую шару?
– Ну, типа на халяву.
– Ага! Так. Ну?
– Ну, поканал в коттедж – оттянуться. Ну, там – речка, цветочки, пчелки
шастают, то да се. Ну, типа – природа.
– Ага, понимаю. Как это у вас живописно выходит. Скажите, а люди там водились
на этой типа природе?
– Ну! В Натуре! Там сосед был баклан такой торкнутый – Ленский. Ну, по лесу
бегал с длинным хаером, писал там чего-то – ну, в общем – ошпаренный совсем.
– О, Господи! Бедный Ленский! Ну, хорошо, а еще кто?
– Ну, там еще две герлы были, как бы сестры…
– Ага! А вы случайно не помните, как этих герлов звали?
– Ну! Одна Олька – она с Володькой Ленским тусовалась. А вторая,
Танька – вааще была шиза удолбанная!
– Какая, простите, шиза?
– Удолбанная, ну, в смысле ушлепнутая, типа – странная.
– Ага! Очень вы своеобразно и любопытно излагаете. Ну – дальше.
– Ну, чего, блин? Короче, она как Жеку увидала и сразу тащиться стала от
него. Тащилась-тащилась, а потом у нее крышу снесло и она колбасить стала…
– Это, в каком же смысле колбасить?
– Ну, как бы переживала.
– Ага, понятно! И до чего же доколбасилась?
– Кто?
– Ну, эта – Танька, шиза удолбанная.
– Аа…ну, она заколбасила и стала писать ему это…забыл, как
называется… ну, когда не эсэмэс и не емейл, а на этой в натуре – на
бумаге…
– Типа – письмо?
– Во! Точно!
– И что же она ему написала?
– Ну, что ей стремно все, ну, типа – я вам пишу, чего еще в натуре?
– Так, так – ну как же интересно! А Жека, что же?
– А чего – Жека? Он – ничего. Он же знал, что она удолбанная. Но он над
ней стебаться не стал. Ну, нарисовался там, крышу ей вправил, чтоб не
глючила и уканал опять.
– Очень любопытно! Прямо типа драмы. И что потом!
– Ну, потом там тусовка была у Таньки на бёзнике.
– На чем, простите?
– Ну, на дне рожденья. Потом там разборка была у Жеки с Ленским из-за герлы.
А потом они стрелку забили, ну, типа – дуэль. И Жека Володьку замочил.
– Переживал, наверное?
– Ну! Ведь корефаны были. Но там такой расклад был, что сканать никак
нельзя. Ну, и пришлось замочить!
– Да, я понимаю. И что же потом приключилось с вашим тезкой?
– Ну – чего? Опять тормозить стал, все не в кайф, замырзаный стал совсем,
отстойный, ну, это…
– Можете не переводить, я уже как-бы научился…понимать. И что же – на том
все кончилось?
– Не, зачем! Он однажды на одной тусовке нарисовался, ну типа – на балу. А
там – Танька.
– Которая шиза?
– Не, она там уже не шиза! Она уже с понтом такая, герла не хилая, генеральша
в натуре!
– Да, не слабо! А Жека что ж?
– Ну, он, конечно, к ней подвалил. То да се, фуё-маё – ну, типа я от тебя
тащусь, а все остальное мне не в кайф!
– Ага! Интересно! А Танька что же?
– Ну, чего? Ну, она ему – ты конечно чипидрос клевый. Но мне уже все до
фени – ну типа я уже другому отдалась!
– Вот даже как?
– Ну! И он совсем отпал, тормозной такой стал – как долбоящер!…ну,
вот…вроде
и все!
– Мдаа. Очень впечатляющий рассказ, очень! Ну, и как же мне оценить ваш
ответ? Вы сами-то как думаете?
– Ну, я думаю это…может на троечку?
– А может на пятерочку?
– Да, нет профессор, что вы – на тройку!
– А я думаю, может, все же – на пятерку?
– Да ничего, тройки хватит.
– Ну, не скромничайте, голубчик. Если бы Пушкин мог слышать все эти ваши
сленги и идиомы – у него бы крышу сразу снесло! От вашего великого и в
натуре, блин, могучего. Ну, типа – языка. Нет, я все же думаю – на пять!
– Да, ну что вы профессор – лучше три!
– Ну, вот что, дорогой мой. Вы мне такого тут наговорили, что мне ваш ответ
совсем не в кайф! Я не знаю, на каком языке вы тут изъяснялись, но не на
русском, это точно! Так что экзамен по русской литературе обойдется вам в
пять штук.
– А трех тысяч не хватит?
– Нет, дорогой мой, не хватит. А то мне очень стремно будет.
– Жаль!
– Ну-ну! Не тормозите, голубчик. А то еще заглючите и крышу совсем снесет!
Кстати, у вас есть…это самое?
– Ну, я взял на всякий случай.
– В конверте, как я учил?
– Ну, да. Реально.
– Вот и отлично! Кладите ее сюда в ящик стола мою пятерку. Вот так! А вот
вам ваша троечка (ставит оценку, расписывается, отдает зачетку студенту).
Вот теперь можешь канать отсюда спокойно, Жека. Евгений, блин, Онегин!
