Историк Андрей Зубов напоминает, как западные державы пошли на сговор с Гитлером, который привел к войне — и в чем тут аналогии с сегодняшним днем
редакции
Представители западных стран начали давать сигналы о том, что при определенных условиях они готовы договориться с Кремлем, чтобы остановить войну и минимизировать ее разрушительные последствия для мира. Текст о том, что Украине стоит стремиться к перемирию в обмен на часть территорий, опубликовала The New York Times. План урегулирования конфликта подготовлен МИД Италии. Германия медлит с поставками оружия Украине, а федеральный канцлер Шольц совместно с президентом Франции Макроном тем временем ведет многочасовые телефонные переговоры с Путиным.
Мы попросили профессора Андрея Зубова напомнить читателям о некоторых исторических параллелях для нынешней ситуации.
С 2014 года отсылки к «Мюнхенскому сговору» стали общим местом и для журналистов, и для политиков. В 1938 году потакание агрессору привело к Мировой войне, в которой погибло до 80 миллионов человек. Страх перед войной одних народов и жажда завоевания жизненного пространства у других привели к самой масштабной катастрофе в истории человечества. Если бы у стран, действительно желавших сохранить мир, было больше решимости применить силу ради пресечения агрессии, можно с уверенностью сказать — война, даже если бы она разразилась, была намного менее кровавой. Но стало бы результатом этой воображаемой войны установление мира в Европе в течение 75 лет — большой вопрос.
В любом случае этот продолжительный европейский мир разрушен российской агрессией против Украины, начавшейся в 2014 году и принявшей вид ужасающей полномасштабной войны 24 февраля 2022 года. Как отнестись человечеству, жаждущему мира, к этой новой европейской войне: страшиться ее распространения и терпеть агрессию, или выступить решительно на стороне жертвы агрессии — Украины? Это — открытый вопрос. У каждого из решений есть свои плюсы и минусы, и будущие последствия любого из них нам неизвестны. И хотя история никогда не повторяется один к одному, знание прошлого уменьшает возможность ошибок в будущем.
***
С середины 1930-х годов рейхсфюрер Германии Адольф Гитлер начал упразднять созданный Версальским договором порядок и расширять свои владения. 13 января 1935 года Саарская область под контролем Лиги наций почти единодушно проголосовала за воссоединение с Германией. За унификацию с Германией свободно высказалось 90,73% избирателей при участии в выборах 98% избирателей Саара. Множество противников нацизма бежало из Саара во Францию, Чехословакию, Австрию, и 1 марта 1935 года Лига Наций торжественно передала эту область под управление Рейха. Все было сделано безукоризненно законно, а немецкие газеты объявляли, что сделан первый шаг в восстановлении Германской Империи, разрушенной Версальской системой.
Во время голосования в Сааре, 1935 год. Фото: Bundesarchiv
Законность на этом закончилась. Через год, в марте 1936 года, немецкие войска в нарушение Версальского и Локарнского договоров вошли в Рейнскую демилитаризованную зону, южной частью которой был Саар.
Германия оправдывала свои действия тем, что советско-французский договор, подписанный в 1935 году, «окружал Рейх враждебными странами».
Ремилитаризация Рейнской области давала право Франции применить против Германии военную силу и обязывала гарантов Локарно — Великобританию и Италию — оказать ей всю возможную помощь. Начальник германского генерального штаба Людвиг Бек предупредил Гитлера, что Вермахт не сможет и дня противостоять французской армии. Гитлер заверил Бека, что, если Франция применит силу, Вермахт тут же уйдет из Рейнланда. Соотношение сил было явно не в пользу Германии, но Гитлер шел на риск, рассчитывая на малодушие и несогласованность действий западных держав. Этот расчет полностью оправдался: Великобритания и Италия уклонились от выполнения своих обязательств, а Франция не решилась воевать в одиночку, ограничившись громкими протестами. Лига Наций осудила нарушение Германией международных договоров, но воздержалась от введения против нее каких-либо санкций. Безнаказанная ликвидация Рейнской демилитаризованной зоны вывела Вермахт на границу с Францией и резко сократила возможности последней в оказании военной помощи своим союзникам на востоке Европы; авторитету Франции как великой державы был нанесен непоправимый ущерб.
С одной стороны, причина такой политики «умиротворения» заключалась в опасении Лондоном и Парижем сталинского государства. Гитлер, по сравнению с деспотом из Москвы, в середине 1930-х годов выглядел «европейским» политиком, более решительной «копией» неистового Бенито Муссолини, который в это время увяз в колониальной войне в Эфиопии. С другой стороны, память о невиданных жертвах Первой мировой войны была еще слишком свежа в странах Антанты. Европейским политикам казалось, что Гитлер удовлетворится Рейнской областью, и так удастся избежать нового кровопролития.
Сталин зимой 1936-1937 годов попытался в первый раз достигнуть соглашения с Гитлером. Большевистскому лидеру уже тогда было ясно, что сближение между Москвой и Берлином неизбежно взорвет мир в Европе, что рассматривалось Сталиным как положительный фактор распространения его господства. В декабре 1936 года руководитель советской разведывательной сети на Западе Вальтер Кривицкий получил указание ослабить агентурную деятельность в Германии, чтобы создать благоприятный фон для советско-германского сближения.
В январе 1937 года Сталин поручил советскому торгпреду в Берлине Давиду Канделаки передать германской стороне предложения об улучшении политических взаимоотношений и о возможных дипломатических соглашениях. Канделаки беседовал с президентом рейхсбанка Ялмаром Шахтом и одним из ближайших соратников Гитлера по НСДАП, уполномоченным по четырехлетнему плану Германом Герингом. Однако 11 февраля 1937 года министр иностранных дел Германии барон Константин фон Нейрат сообщил Шахту об отклонении фюрером сталинских внешнеполитических инициатив. Немецкая сторона мотивировала отказ подрывной деятельностью Коминтерна и наличием советско-французского договора о взаимопомощи 1935 года, однако допускала возможность пересмотра советско-германских взаимоотношений в неопределенном будущем. Ставший невозвращенцем Кривицкий позднее писал: «Главным препятствием для достижения понимания с Москвой являлся сам Гитлер». Вероятно, Гитлер мог оценить те преимущества, которые предоставлял ему временный союз с большевистским деспотом, но в 1937 году фюрер в нем еще не нуждался, поглощенный планами экспансии на Западе.
В октябре 1936 года Германия и Италия договорились об экономическом партнерстве и разграничении сфер влияния — «ось Берлин-Рим». В ноябре 1936 года Германия и Япония заключили Антикоминтерновский пакт, обязавшись в случае войны «не предпринимать ничего, что облегчало бы положение СССР». В декабре был подписан итало-японский договор о взаимном признании территориальных захватов обеих сторон (в Эфиопии и Маньчжурии). Присоединение Италии к Антикоминтерновскому пакту в ноябре 1937 года довершило создание блока «стран оси», нацеленного на разрушение остатков Версальско-Вашингтонской системы международных отношений. Опираясь на союз с Италией и Германией, Япония в июле 1937 года начала агрессию против Китая.
Японский посол в нацистской Германии Кинтомо Мусякодзи и министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп ставят подписи на «Антикоминтерновском пакте». Фото: iwm.org.uk
5 ноября 1937 года в имперской рейхсканцелярии фюрер собрал командование Вермахта, пригласив и министра иностранных дел барона Константина-Карла фон Нейрата.
Перед изумленными слушателями Гитлер на протяжении четырех часов раскрывал собственные планы преодоления расовой угрозы для арийских наций со стороны неполноценных народов, захвата жизненного пространства и создания территориально замкнутой великой Германской империи. Первыми шагами на пути к поставленной цели Гитлер считал занятие Австрии, Судетской области и всей Чехословакии для создания исходной промышленной и продовольственной базы. Затем на горизонте маячила очередь Польши.
Нейрат, военный министр генерал-фельдмаршал Вернер фон Бломберг и командующий сухопутными войсками генерал-полковник Вернер фон Фрич выступили с резкими возражениями, справедливо полагая, что война с западными державами приведет Германию к катастрофе. Если присоединение Австрии и Судетской области ещё можно было рассматривать как объединение этнических немцев в рамках одного государства, то покушение на Чехословакию, а далее на Польшу неизбежно спровоцирует полномасштабную войну, которую Германия, безусловно, проиграет ввиду ограниченности собственных ресурсов, полагали эти сторонники Гитлера, но разумные люди.
Оппоненты впервые усомнились в реалистичности и обоснованности политических взглядов немецкого рейхсканцлера. Он же, в свою очередь, убедился в том, что немецкие консерваторы хотели величия Германии, но не желали авантюрных планов, выступали за рост мощи Вермахта, но не за войну, поддерживали национал-социалистический порядок, но не разделяли национал-социалистическое мировоззрение. Раздраженный Гитлер не потерпел оппозиции, и зимой 1938 года все трое лишились занимаемых постов.
Германский государственный и финансовый деятель, рейхсминистр экономики (1936—1937) Ялмар Шахт. Фото: Библиотека Конгресса США
Вернер фон Бломберг ушел в отставку 25 января 1938 года. Военное министерство было ликвидировано. Его место через 10 дней заняло Верховное командование Вооруженных Сил (ОКВ — Oberkommando der Wehrmacht) во главе с генералом артиллерии Вильгельмом Кейтелем, который стал начальником ОКВ и главным заместителем Гитлера, принявшего на себя командование Вермахтом. В тот же день фон Фрича сменил генерал-полковник Вальтер-Генрих фон Браухич. Кроме того, Гитлер одновременно отправил на пенсию 16 пожилых генералов, а 44 генерала были смещены им с занимаемых должностей. Одновременно с этим барона фон Нейрата сменил Иоахим фон Риббентроп, пользовавшийся полным доверием фюрера. Еще раньше, в сентябре 1937 года, блестящий профессионал-финансист Ялмар Шахт, резко критиковавший политику НСДАП, оставил должность имперского министра экономики, которую занял нацист Вальтер Функ.
Совещание 5 ноября 1937 года стало началом конфликта между Гитлером и христианско-консервативной элитой Германии, который, в конце концов, вылился в антигитлеровский заговор с целой серией покушений на фюрера. Устранив последние оплоты консервативной элиты в Вермахте и в МИДе, Гитлер перешел к реализации планов, изложенных им на ноябрьском совещании.
Нет никакого сомнения в том, что «вторая» Антанта (союз России, Франции и Великобритании) одним бы фактом своего существования остановил бы в 1938 году германскую экспансию. Но проблема заключалась в том, что Российского государства, игравшего с XVIII в. важнейшую роль в европейской политике, в системе сдержек и противовесов, уже не существовало 20 лет. На его месте возникло совсем другое государство, с принципиально иными целями и задачами.
Западные демократии усиление германского нацизма и японского милитаризма долгое время не желали рассматривать как существенную опасность. Это объяснялось широким распространением пацифистских настроений. Ни французы, ни англичане воевать не хотели. Особенно активно политику умиротворения проводила Великобритания, тогдашнее руководство которой — правительство консерваторов во главе с Невиллом Артуром Чемберленом — видело в сильной Германии эффективный противовес СССР и было, по словам предшественника Чемберлена графа Стэнли Болдуина, отнюдь не против «драки между большевиками и нацистами». США рассчитывали переждать европейские распри за океаном и следовали законам о нейтралитете 1935 и 1937 годов, которые запрещали экспорт оружия и военных материалов воюющим странам. Франция, больше других опасавшаяся гитлеровской Германии, не решалась противостоять ей в одиночку и следовала в фарватере британской политики.
Объединению всех заинтересованных сил в борьбе с нацизмом мешало и растущее отвращение к сталинскому режиму, который не рассматривался западными демократиями в качестве надежного и порядочного партнера.
***
«Большой террор» заметно изменил отношение к Советскому Союзу со стороны западных сообществ. В самые трудные годы мирового экономического кризиса 1929-33 годов на Западе (прежде всего — в левых и либеральных кругах) возрос интерес к плановому «советскому эксперименту», который, казалось, покончил с массовой безработицей и спадами производства, обеспечив быстрый рост экономики. Об эксцессах же коллективизации и о Голодоморе на Западе знали очень мало, а то, что страшный голод специально организован государством, и помыслить никто не мог. Это казалось невероятным, потому что было слишком чудовищно.
Усиление великодержавного начала и культурного консерватизма в политике большевиков, принятие демократически звучащей конституции в 1936 году породили среди западной общественности надежды на либерализацию советского режима, постепенное превращение СССР в подобие нормального национального государства. Этот образ «нормализирующегося режима» подкреплялся внешнеполитическим курсом СССР, направленным на создание системы коллективной безопасности и объединение всех демократических сил против нацистско-фашистской угрозы.
Начавшееся с осени 1936 года истребление руководящих большевистских руководителей и сотен тысяч простых граждан совершенно разрушило эти представления. «Большой террор» проходил гласно, на глазах всего мира. Дипломаты, журналисты и разведчики сообщали о его масштабах правдивые сведения. Даже для большинства «попутчиков» СССР на Западе стало ясно, что создан режим беспощадной и ничем не ограниченной личной диктатуры, которой приносятся в жертву жизнь и благополучие миллионов людей, интересы экономического развития и безопасности страны. Сталинский режим к 1939 году стал восприниматься по аналогии с нацистским как тоталитарный и агрессивный, а значит — враждебный общечеловеческим ценностям и интересам.
Кроме того, уничтожение в огне «чисток» высшего командного состава РККА и наиболее опытных хозяйственных и дипломатических кадров подрывало доверие к внешней, экономической и военной политике СССР, его хозяйственному и военному потенциалу и боеспособности вооруженных сил.
Второй президент Чехословакии Эдуард Бенеш. Фото: Библиотека Конгресса США
Военные атташе западных стран в Москве сообщали об огромном ущербе, нанесенном «чистками» состоянию вооруженных сил. Французское военное командование перестало учитывать возможный советский вклад в своем стратегическом планировании, а подготовка советско-французской военной конвенции была заморожена. Эдуард Бенеш — президент Чехословакии, также связанной с СССР договором о взаимопомощи, — в контактах с советским полпредом прямо говорил об «ослаблении международного значения СССР». Аналогичные сигналы поступали и из других западных стран. Гитлер называл СССР «колоссом на глиняных ногах», который рухнет при первом серьезном ударе. Политики всех западных стран прекрасно сознавали, что после репрессий такого масштаба народ будет ненавидеть сталинский режим и защищать его станет неохотно. Cталинский режим стал восприниматься на Западе не только как чужеродное образование, но и как слабая величина.
Большевистская дипломатия между тем продолжала поиск союзников против потенциальных противников, основными из которых в военных планах СССР считались члены «антикоминтерновского пакта» — нацистская Германия и милитаристская Япония. Исходившая от них угроза войны нарастала, и Сталин в той или иной форме надеялся восстановить старую Антанту для сдерживания Германии. Но в миролюбие СССР после «Большого террора» не верил никто. Может ли режим, уничтожающий сотни тысяч своих граждан и искореняющий религию, быть защитником демократии и независимости других стран? Очевидно, что нет. Все миролюбивые заявления наркома Литвинова и сменившего его Молотова однозначно рассматривались как стопроцентная ложь и прикрытие столь же агрессивных внешнеполитических планов, какие строила и нацистская Германия. Внимательно наблюдавший за развитием событий белый генерал и правитель юга России в 1918-20 годах Антон Иванович Деникин писал в 1939 году: «Во всех мировых смутах видна ее (Советской России — А.З.) рука, во все очаги разгорающегося пожара подброшены советские поленца» (А. И. Деникин. Мировые события и русский вопрос. Париж. Издание союза добровольцев, 1939. — С.17).
Недоверие к СССР англо-саксонских демократий ярко проявилось и в ходе гражданской войны в Испании, когда и США, и Великобритания предпочли сохранять нейтралитет в битве националистов с анархо-коммунистами.
***
Гитлер, вдохновленный отсутствием сопротивления, сделал следующий шаг в расширении «этнических границ» Третьего рейха. 12 марта 1938 года, после нажима на правительство Австрии войска Вермахта заняли территорию этой страны, которая согласно закону об аншлюсе (т.е. присоединении) и проведенному под немецким диктатом плебисциту, была превращена в одну из областей Германии. Аншлюс, грубо нарушавший Версальский и Сен-Жерменский договоры, был воспринят западными демократиями как неизбежность и вызвал лишь формальную ноту протеста со стороны Франции. Англичане и французы даже отказались обсуждать этот вопрос в Лиге Наций. СССР решительно осудил аншлюс, но его предложение созвать общеевропейскую конференцию по противодействию германской агрессии было отклонено западными державами.
Адольф Гитлер въезжает в Вену, 13 марта 1938 года. Фото: Bundesarchiv
Присоединение Австрии к Германии в то время представлялось как добровольное воссоединение немецкого народа в едином государстве.
Следующей жертвой нацистской экспансии стала Чехословакия — единственная парламентская демократия среди авторитарных и тоталитарных государств центральной и восточной Европы. В мае 1938 года Гитлер спровоцировал Судетский кризис: вновь опираясь на принцип самоопределения народов, он добивался присоединения этой населенной преимущественно немцами области бывшей Австро-Венгрии к Германии, угрожая в случае отказа применить военную силу. Воспользовавшись ситуацией, свои территориальные претензии к Чехословакии предъявили и Польша с Венгрией, причем первая даже выдвинула войска к польско-чехословацкой границе. Прага была готова сражаться при условии оказания ей помощи со стороны Франции и СССР, предусмотренной договорами о взаимопомощи с этими странами. Чешская армия и народ были настроены решительно. Оборонительные сооружения на германо-чехословацкой границе были недавно завершены под руководством французских военных инженеров и соответствовали самым высоким требованиям фортификационного искусства. Чехословацкие войска, в том числе и бронетанковые части, укомплектованные новейшими чешскими танками, построенными на заводах «Шкода» и ЧКД, выдвигались к западным границам республики. Несмотря на то, что Вермахт существенно превосходил армию Чехословакии численно, чешские солдаты с большим воодушевлением готовились дать отпор агрессии и можно с уверенностью сказать, что победа над Чехословакией, даже в схватке один на один, далась бы нацистам недешево.
В 1938 году Чехословакия располагала 34 пехотными и 4 мобильными дивизиями, 138 отдельными учебными и крепостными батальонами, 55 авиаэскадрильями (1582 самолета), 469 танками, почти 6 тысячами орудий и минометов, 62 тысячами пулеметов. В течение двух месяцев Чехословакия могла призвать в армию 600 тысяч обученного резерва. В распоряжении Германии на границах Чехословакии имелось 39 дивизий.
11 сентября 1938 года Франция объявила о мобилизации своей армии в связи с возможной агрессией Германии против Чехословакии. 19 сентября Москва подтвердила свою готовность оказать помощь Чехословакии вместе с Францией и даже в одностороннем порядке, если Лига Наций после соответствующего обращения Праги признает Германию агрессором. Без этого советские войска не смогли бы пройти через территорию Польши и Румынии для оказания помощи Чехословакии, с которой у СССР не было общей границы.
Колонна германских военных в Чехословакии, 1939 год. Архивное фото
Правительство Польши, прекрасно понимая, что большевистские войска, войдя на ее территорию, больше по своей воле никогда не уйдут, отказалось предоставить Советскому Союзу право прохода и предупредило, что в случае вторжения Красной Армии объявит СССР войну. Румыния также страшно боялась СССР, но под гарантии Франции была готова рассмотреть этот вопрос. Однако правительство Эдуарда Даладье такие гарантии давать не желало — воевать с СССР, если он не пожелает вывести свои войска из Румынии после завершения военной кампании, у Франции не было ни охоты, ни сил.
Президент Чехословакии Эдвард Бенеш ни на минуту не верил в реальность кремлевских гарантий и считал СССР «нежелательным союзником». Пускать Красную армию на территорию Чехословакии ему казалось еще опасней, чем Вермахт — ужасов, подобных большевистским, нацисты еще и близко не сотворили к 1938 году. Глаза на характер нацистского режима многим впервые открыла «Хрустальная ночь» 9 ноября 1938 года, когда Гитлер организовал по всей Германии волну еврейских погромов в ответ на убийство в Париже эмигрантом-евреем чиновника немецкого посольства.
В результате сложных дипломатических маневров и демонстраций силы, продолжавшихся весь сентябрь, Гитлер, Муссолини, Даладье и Чемберлен от имени Германии, Италии, Франции и Англии 29-30 сентября 1938 года в Мюнхене согласились, что Судеты отойдут к Германии, а некоторые восточные районы Чехословакии — к Польше и Венгрии. Саму Чехословакию поставили перед свершившимся фактом. 29 сентября, когда в Мюнхене шли переговоры, на заседании чехословацкого правительства в Пражском Граде генерал Лев Прхала умолял Президента Бенеша отдать приказ об обороне страны: «Что бы ни решили великие державы, надо воевать. Народ един, армия крепка и хочет идти в бой.
Слева направо: Чемберлен, Даладье, Гитлер и Муссолини во время подписания Мюнхенского соглашения. Фото: Bundesarchiv
Даже если мы останемся одни, без союзников, мы не можем сдаться — армия обязана защитить целостность республики, она хочет и будет сражаться».
Но, убедившись, что Франция и Великобритания помогать Чехословакии в отражении германской агрессии не будут, Президент Бенеш воевать не решился и принял ультимативное требование, полученное из Мюнхена.
«Жертва, которую нас заставили принести, огромна и бесконечно несправедлива» — заявил он 30 сентября. Чехи и словаки со слезами на глазах слушали радиообращение своего Президента. 5 октября Бенеш подал в отставку и покинул страну, вылетев во Францию. В разгар Судетского кризиса он уверял граждан, что у него есть секретный план спасения родины (такой план действительно был, и он предусматривал отказ Чехословакии от части Судет и переселение одного миллиона немцев из Чехословакии в Германию. Гитлер этот план отверг). Теперь чехи горько шутили: «Секретный план — аэроплан». Только в 1942 году страны Антигитлеровской коалиции, в том числе и СССР, денонсировали Мюнхенское соглашение и признали все решения относительно территориальной целостности Чехословакии, принятые после 28 сентября 1938 года, юридически ничтожными.
Для всех было ясно, что Великобритания и Франция совершили в отношении своего союзника, готовившегося защищать свою свободу, постыдное и вероломное предательство. Главный оппонент Невилла Чемберлена в консервативной партии, решительный антинацист и антикоммунист сэр Уинстон Черчилль, бросил с парламентской трибуны в лицо премьер-министру и иным сторонникам Мюнхенского соглашения: «Вам предстояло выбирать между бесчестием и войною; вы выбрали бесчестие, вы получите войну». Слова эти оказались пророческими.
Германия отторгла с 1 по 10 октября половину территории Чехии и Моравии, Венгрия — с 5 по 10 ноября — всю южную часть Словакии и Подкарпатской Руси (Закарпатской Украины) и даже Польша в октябре-ноябре 1938 года поживилась западной частью Тешинской области и несколькими селами и перевалами на границе со Словакией. Урезанная Чехо-Словакия (как она стала называться) просуществовала полгода. 14 марта 1939 года Гитлер уже без чьего-либо согласия признал независимость Словакии и на следующий день занял Чехию, объявив ее немецким протекторатом «Богемия и Моравия». Подкарпатская Русь 18 марта 1939 года отошла от Чехословакии к Венгрии.
22 марта 1939 года Германия вернула себе и Мемель (Клайпеду), отторгнутый у нее по Версальскому договору в пользу Литвы, население которого было на три четверти немецким. На улицах немецких городов нацисты распевали: «Heute gehört uns Deutschland, und morgen die ganze Welt» — «Сегодня нам принадлежит Германия, а завтра — весь мир!»
Парад моряков немецких военных кораблей в аннексированной Клайпеде (Мемеле). Фото: uostas.info
Сталин был готов при благоприятных обстоятельствах, да еще по решению Лиги Наций, ввести в Чехословакию войска во время Судетского кризиса. На западных границах СССР были сконцентрированы и приведены в боевую готовность дивизии первой очереди, призвано более 300 тысяч резервистов. В Кремле также могли рассчитывать на то, что эти меры окажут сдерживающее воздействие на Германию и Польшу, заставив, как писал в Москву из Женевы нарком иностранных дел Максим Литвинов, «Гитлера и Бека (министра иностранных дел Польши — А.З.) поверить в возможность большой войны с нашим участием» и отказаться от раздела Чехословакии.
Усиливать антикоминтерновский пакт Чехословакией Сталин вовсе не желал, но воевать один на один с Германией он не мог себе и помыслить, тем более что, по его убеждению, заставить СССР и Германию сражаться друг с другом из-за Чехословакии, как за год до того они сражались за Испанию — являлось скрытой целью политики западных держав. Красная армия не перешла границ ни с «панской» Польшей, ни с «боярской» Румынией… в тот раз. Но красные курсанты в СССР пели свою песню: «Гремя броней, сияя блеском стали/ Пойдут машины в яростный поход,/ Когда пошлет нас в бой товарищ Сталин/ И маршал Блюхер в битву поведет». Маршал Блюхер вскоре умер от побоев в застенках НКВД, фамилию из песни выкинули, но саму песню петь продолжали. Только теперь в битву бравых танкистов вел уже безымянный «красный маршал», на всякий случай…
Вячеслав Молотов спустя много лет в беседах с Феликсом Чуевым вспоминал, какие принципы действительно лежали тогда в основании большевистской внешней политики: «Свою задачу как министр иностранных дел я видел в том, чтобы как можно больше расширить пределы нашего Отечества. И кажется, мы со Сталиным неплохо справились с этой задачей». Мир, демократия, антифашистский фронт были лишь дымовой завесой агрессивных устремлений большевиков. Помогать в решении этой задачи западные демократии Сталину никак не желали, и потому, совершенно естественно, тоталитарный агрессивный Советский Союз начал сближение с тоталитарной агрессивной нацистской Германией против стремившихся сохранить мир и существующие границы в Европе англо-саксонских демократий и Франции. Выбор в пользу Германии Сталин сделал через четверть века после начала Первой мировой войны.
И в сентябре 1939 года разразилась Вторая Мировая война, жертвами которой стали и Великобритания, и Франция, и сталинский СССР, и, в конечном счете, сама гитлеровская Германия.
***
Сейчас иное время и совершенно иные реалии международной политики. Но главный урок того сговора важен и сегодня — за счет целостности и безопасности полагающейся на твою силу и защиту союзной страны нельзя купить мир и безопасность для себя. Война всё равно придет на землю страны, пренебрегшей своими принципами и международными обязательствами. И эта война будет намного ужасней той, страшась которой решились отказать в поддержке жертве агрессии.
Андрей Зубов
