Подписание пакта Молотова-Риббентропа. Фотохроника ТАСС
Ходили слухи о том, что накануне войны Сталин и Гитлер тайно встретились — где-то на западной границе, но взаимопонимания не нашли. Однако этой встречи не было…
Считалось, что накануне войны они обменивались письмами, пытаясь о чем-то договориться. Вроде бы маршал Жуков об этом рассказывал. Но подтверждений в архивах не найдено. И это миф…
А вот попытка остановить войну действительно была предпринята в мае 41-го, за месяц до нападения нацистской Германии на Советский Союз. Об этом известно немногим, потому что главных действующих лиц этой драматической истории казнили.
Дипломатия остановит войну?
8 января 1941 года Адольф Гитлер вызвал в свою альпийскую резиденцию, в Бергхоф, все военное руководство Третьего рейха: «Наше решение — как можно скорее свалить Россию наземь».
«Гитлер дал понять, — записал в дневнике адъютант фюрера полковник Николаус фон Белов, — что этим летом намерен начать войну против России. Присутствующие восприняли заявление Гитлера молча и без возражений. В сороковом году, перед французской кампанией, главком сухопутных сил Браухич и начальник генштаба Гальдер не раз высказывали свои опасения, возражая против этой войны. Указания Гитлера о войне с Россией они восприняли без единого слова сомнения или сопротивления. Мне даже пришла в голову мысль, что, целиком и полностью осознав неосуществимость этого замысла, они ничего не предприняли, дав фюреру возможность самому загнать себя в гибельную западню».
Итак, германские генералы не рискнули возражать фюреру. Рискнул немецкий посол в СССР граф Фридрих Вернер фон дер Шуленбург. Посол считал войну с Россией гибельной для Германии. Такого же мнения придерживались его ближайшие сотрудники.
Фридрих Вернер фон дер Шуленбург. Фото из архива
— Ваша обязанность — объяснить Гитлеру, что война против Советского Союза приведет к крушению Германии, — сказал советник посольства Густав Хильгер исполнявшему обязанности военного атташе полковнику Хансу Кребсу. — Вам известна мощь Красной армии, стойкость русского народа, безграничные просторы страны и неистощимые резервы.
— Я все это отлично понимаю, — ответил полковник Кребс, — но Гитлер нас, офицеров генерального штаба, больше не слушает — после того, как мы отговаривали его от кампании против Франции и называли линию Мажино непреодолимой. Он одержал победу вопреки всему, и нам пришлось заткнуться, чтобы не потерять свои головы.
Посол Шуленбург думал:
если невозможно урезонить фюрера, то почему бы не устроить переговоры между Москвой и Берлином? Навязать их Гитлеру, вынудить его заняться дипломатией и тем самым приостановить подготовку к войне?
«Мир можно спасти, если уговорить советское руководство проявить дипломатическую инициативу и вовлечь Гитлера в переговоры, которые лишили бы его предлога для военных действий против Советского Союза, —считал Густав Хильгер. — Советский посол в Берлине Деканозов как раз в это время находился в Москве. Решили, что нам нужно связаться с ним и открыть ему глаза».
Завтрак с Деканозовым
Владимир Деканозов служил под началом Берии еще в Азербайджанской ЧК. Благодаря Лаврентию Павловичу быстро сделал карьеру. Переведенный в Москву в 1938 году, Берия взял с собой надежного соратника. Решением политбюро комиссар госбезопасности 3-го ранга Деканозов был назначен начальником внешней разведки.
В мае 1939 года новым наркомом иностранных дел стал Молотов, Деканозов — его заместителем. 12 ноября 1940-го Молотов прибыл в Берлин в надежде решить спорные вопросы с Гитлером. Тогдашний полпред в Берлине Молотову не понравился. Он снял его с должности и назначил полпредом Деканозова, сохранив за ним высокую должность заместителя наркома…
Владимир Деканозов.Фото из архива
5 мая 1941 года Шуленбург пригласил к себе находившегося в тот момент в Москве Деканозова на завтрак. Шуленбург не мог, конечно, прямым текстом сказать, что Германия вот-вот нападет на Советский Союз. То, что он делал, и так могло считаться государственной изменой. Он втолковывал Деканозову, что советское правительство недооценивает опасность войны. Убеждал, что необходимо что-то предпринять — до того, как Гитлер решит нанести удар. Шуленбург предупредил советского посла, что не имеет указаний из Берлина и ведет эту беседу в частном порядке. Но Деканозов просто не мог поверить, что немецкие дипломаты действуют на свой страх и риск! И счел эти слова попыткой спровоцировать советское правительство на какой-то опасный шаг.
Деканозов докладывал Молотову:
«По мнению Шуленбурга, слухи о предстоящей войне Советского Союза с Германией являются «взрывчатым веществом» и их надо пресечь, «сломать им острие»… Шуленбург несколько раз повторял мысль, что следует что-то предпринять».
На следующий день, 6 мая, газеты опубликовали указ президиума Верховного Совета СССР о назначении Сталина председателем Совета народных комиссаров. Конечно, в мире никто не заблуждался относительно его реальной роли. Но, с протокольной точки зрения, генерального секретаря партии нельзя было принять с официальным визитом. А роль главы правительства позволяла Сталину поехать за границу, где он не был с дореволюционных времен.
9 мая состоялась вторая беседа послов. На сей раз угощал Деканозов. Шуленбург пришел на встречу воодушевленный. Он считал, что назначение Сталина главой правительства открывает неожиданную возможность для активной дипломатии, которая снимет угрозу войны.
«По мнению Шуленбурга, — доложил Деканозов наркому, — Сталин мог бы в связи со своим назначением обратиться с письмами к руководящим политическим деятелям дружественных СССР стран, например, к Мацуока, Муссолини и Гитлеру. В письме Гитлеру могло быть сказано, что до Сталина дошли сведения о слухах по поводу якобы имеющегося обострения советско-германских отношений и даже возможности конфликта. Для противодействия этим слухам Сталин предлагает издать совместное коммюнике. На это последовал бы ответ фюрера, и вопрос, по мнению Шуленбурга, был бы разрешен».
А что знает разведка?
Берлинской резидентурой политической разведки руководил старший майор госбезопасности Амаяк Кобулов, брат комиссара госбезопасности 3-го ранга Богдана Кобулова, заместителя наркома госбезопасности и ближайшего соратника Берии.
Амаяк Кобулов был высоким, стройным, обходительным. Душа общества, прекрасный тамада. Но ни немецкого языка, ни ситуации в Германии Кобулов не знал. Он начинал свою трудовую деятельность кассиром-счетоводом в Боржоми и рос в чекистском ведомстве благодаря старшему брату.
Амаяк Кобулов. Фото из архива
Немецкая контрразведка успешно подставила Амаяку Кобулову говоривших по-русски агентов-двойников, которые на самом деле работали на Главное управление имперской безопасности. Гитлер сам просматривал данные, предназначенные для Кобулова. Это была успокоительная информация: Германия не собирается нападать на Советский Союз. Немцы готовят ультиматум. Какой? Возможно, Берлин потребует от Москвы дополнительных поставок нефти и зерна. Или присоединиться к войне против Англии…
Незадолго до встречи двух послов Кобулов сообщил в Москву, что, судя по всему, Гитлер предъявит некий ультиматум, который станет основой для новых переговоров. Поэтому предложение Шуленбурга и восприняли как начало этого нового тура переговоров.
Третья и последняя встреча двух послов в Москве прошла 12 мая. Накануне Молотов сам — от руки! — написал Деканозову инструкции для новой беседы.
— Я говорил с товарищем Сталиным и товарищем Молотовым, — сказал советский посол немецкому, — насчет предложения об обмене письмами в связи с необходимостью ликвидировать слухи об ухудшении отношений между СССР и Германией. И Сталин, и Молотов в принципе не возражают… Так как срок моего пребывания в СССР истек, и сегодня я должен выехать в Германию, то Сталин считает, что Шуленбургу следовало бы договориться с Молотовым о содержании и тексте писем.
Реакции не последовало.
Деканозов разочарованно доложил Молотову:
«На мое заявление Шуленбург ответил, что он собственно беседовал со мной в частном порядке и сделал предложение, не имея на то никаких полномочий. Он несколько раз «просил» не выдавать его, Шуленбурга, что он внес эти предложения… Было бы хорошо, чтобы Сталин сам от себя спонтанно обратился с письмом к Гитлеру».
Молотов и Деканозов недоумевали, почему Шуленбург, который сам затеял этот разговор, утратил интерес к идее обменяться письмами? А немецкий посол пришел к выводу, что в Москве его не понимают. И не верят, что война вот-вот начнется.
Сталину не перечить!
Сталин был уверен, что Гитлер не станет воевать на два фронта — пока Англия не завоевана, вермахт не повернет на Восток. Сосредоточение немецких дивизий на советской границе — всего лишь средство политического давления на Москву. Гитлер блефует и пытается заставить Сталина пойти на уступки.
А Гитлер исходил из того, что Сталин боится войны, поскольку истребил командный состав собственной армии и деморализовал красноармейцев, которые не верят своим офицерам.
Фюрер пренебрежительно заметил: советский генерал, которого прислали в командировку в Германию, в вермахте мог бы командовать только батареей, советская техника устарела, у русской армии отсутствует духовный размах…
Гитлер сильно ошибался. Но неудачная война с маленькой Финляндией, казалось, подтвердила невысокий уровень командного состава и слабые боевые возможности частей Красной армии.
Один из полководцев Победы маршал Александр Василевский, который был и начальником генерального штаба, и министром Вооруженных сил СССР, считал так:
— Говорят, что без 1937 года не было бы поражений 1941 года, а я скажу больше. Без 1937 года, возможно, не было бы вообще 1941 года. В том что Гитлер решился на войну в 1941 году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, которая у нас произошла…
Экономический, военный и демографический потенциал Советского Союза и Германии были несравнимы. Германия не могла одержать военную победу над нашей страной. Но в мире сложилось дурное впечатление о боеспособности Красной армии, и командование вермахта пришло к выводу, что советские ВС более не представляют опасности.
6 мая 1941 года Рихард Зорге сообщал из Токио:
«Я беседовал с германским послом Оттом и морским атташе. Немецкие генералы оценивают боеспособность Красной армии настолько низко, что они полагают, что Красная армия будет разгромлена в течение нескольких недель». Последний абзац начальник разведывательного управления генштаба генерал-лейтенант Филипп Голиков вычеркнул и написал: «Дать в пять адресов (без вычеркнутого)». Начальник военной разведки знал, что нельзя раздражать Сталина.
За три месяца до начала войны, генерал Голиков представил вождю обширный документ, неопровержимо свидетельствующий о подготовке Германии к нападению на Советский Союз. Но сам же и пометил:
«Большинство агентурных данных, касающихся возможностей войны с СССР весной 1941 года, исходят от англо-американских источников, задачей которых на сегодняшний день, несомненно, является стремление ухудшить отношения между СССР и Германией… Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, быть может, германской разведки».
Военный историк профессор Виктор Анфилов, сам участник Великой Отечественной, через 20 лет после войны спрашивал маршала Голикова:
— Почему вы сделали вывод, который отрицал вероятность осуществления вами же изложенных планов Гитлера? Вы сами верили этим фактам или нет?
— А вы знали Сталина? — задал встречный вопрос Голиков.
— Я видел его на трибуне мавзолея.
— А я ему подчинялся, — сказал бывший начальник военной разведки, — докладывал ему и боялся его.
У него сложилось мнение, что пока Германия не закончит войну с Англией, на нас не нападет. Мы, зная его характер, подстраивали свои заключения под его точку зрения.
/КР:/
— Я видел его на трибуне мавзолея.
— А я ему подчинялся, — сказал бывший начальник военной разведки, — докладывал ему и боялся его./
