В октябре 1978 года Шведская Королевская академия наук объявила о присуждении Нобелевской премии по литературе писателю Исааку Башевису–Зингеру и Нобелевской премии мира премьер-министру Израиля Менахему Бегину. Для справки сообщаем, что за всю историю существования Нобелевской премии среди её лауреатов примерно 22% составляют евреи, граждане различных стран.
Прежде чем перейти к истории, анонсированной в заголовке, познакомим читателей с героями очерка.
Исаак Башевис−Зингер (Ицхок Зингер) родился в 1904 году в маленьком местечке Леончин близ Варшавы в семье Батшевы Зингер (в девичестве Зильберман) − дочери ортодоксального раввина, и Пинхоса-Мендла Зингера − раввина хасидской школы. Когда Исааку исполнилось четыре года, вся семья переехала в Варшаву и поселилась на Крохмальной улице, в еврейском квартале, где отец устроился на службу в иудейский суд (бейт-дин). В хедере будущий писатель изучал иудаизм, а в свободное время любил читать на идише книги по естественным наукам, политике и экономике, а также переводную литературную классику, особенно произведения русских прозаиков XIX века. Так Исаак самостоятельно приобрел блестящую эрудицию. Многие книги давал ему старший брат Исроэл-Ешуэ − писатель, порвавший с хасидизмом и ставший сторонником "модернизации" иудаизма.
В 1917 году Исаак едет с матерью в Билгорай − в ее родное местечко на востоке Польши, которое практически не изменилось со времен Средневековья. Прожив там 4 года, юноша наблюдал жизнь еврейского местечка, впитывал в себя его нравы и обычаи.
В 1923 году Исаак вновь возвращается в Варшаву и в течение 12 лет занимается литературным трудом: работает корректором в еврейском журнале «Литературные листки», который редактировал его брат Исроэл-Ешуэ, много читает, особенно интересуясь философией, физиологией, психологией, естественными и оккультными науками, пробует свои силы в прозе. В 1925 году в «Литературных листках» появляется первый рассказ Башевиса-Зингера «На старости лет». В последующие 5 лет он продолжает писать короткие рассказы для еврейских газет и журналов, переводит на идиш немецкоязычных писателей Кнута Гамсуна, Томаса Манна, Эриха-Марию Ремарка, Стефана Цвейга
В 1933 году Исаак Башевис-Зингер становится заместителем редактора литературного журнала "Глобус", в котором публикуются его рассказы, а затем и повесть «Сатана в Горае», за которую он получил премию еврейского ПЕН-клуба.
1930-е годы стали для писателя порой тяжких испытаний. Его жена Руня – коммунистка − уехала в СССР, забрав с собой их сына Исраэля. Тем временем к власти в Германии пришли нацисты. Опасаясь антисемитской политики Гитлера, Башевис-Зингер в 1935 году покидает Варшаву и уезжает к брату в США, где поселяется в Бруклине и работает внештатным сотрудником еврейской газеты «Форвертс».
В 1940 году Башевис-Зингер женится на эмигрантке из Германии Альме Вассерман, двумя годами позже переселяется из Бруклина в Манхэттен и становится штатным сотрудником газеты «Форвертс».
Трагической страницей в жизни Исаака стала внезапная смерть старшего брата Исроэла-Ешуэ, произошедшая в 1944 году. Пережить творческий кризис помогла работа − универсальное средство, которым Исаак пользовался всю жизнь.
Isaak_Bashevis-Zinger_19041991.jpg
Исаак Башевис-Зингер (1904−1991)
В 1950 году выходит в свет первый большой роман Башевиса-Зингера «Семья Мускат», посвящённый памяти старшего брата, который своим знаменитым произведением «Братья Ашкенази» заложил основы еврейского семейного романа.
В последующие два десятилетия Башевис-Зингер публикует множество рассказов, несколько романов, четырехтомную автобиографию и полтора десятка книг для детей.
В 1964 году писатель стал первым почётным членом американского Национального института искусств и культуры, а в 1969 году был удостоен Национальной книжной премии по детской литературе.
В 1978 году Исааку Башевису-Зингеру присудили Нобелевскую премию по литературе с формулировкой: «За эмоциональное искусство повествования, которое, уходя своими корнями в польско-еврейские культурные традиции, поднимает вместе с тем вечные вопросы». Впервые в истории Шведской королевской академии речь нобелевского лауреата прозвучала на идише, что вызвало колоссальный резонанс. Так например, на следующее утро, придя в киоск, чтобы купить свежий номер «Нью-Йорк Таймс», ее постоянные читатели не поверили своим глазам: на первой странице газеты вместо привычной латиницы были выведены витиеватые еврейские буквы — первые фразы Нобелевской лекции Башевиса-Зингера.
Другой персонаж нашего повествования – Менахем Бегин (Мечислав Бегун) родился 16 августа1913 года в городе Брест-Литовск (Российская Империя) в семье секретаря еврейской общины Вольфа Бегуна.
В 15 лет Менахим Бегин вступил в молодёжное сионистское движение «Бейтар» Он быстро делает карьеру − сначала становится руководителя брестского отделения «Бейтар», а затем назначается комендантом» «Бейтар» во всей Польше.
1 сентября 1939 года Германия развязала войну с Польшей, и Бегин, опасаясь нацистов, бежал в Вильнюс. Когда советские войска в 1940 году вступили в Литву, он был арестован и отправлен в Сибирь. 22 июня 1941 года фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз, после чего более миллиона польских пленных были освобождены по амнистии и призваны в Польскую освободительную армию. Рядовой Бегин перебрался в Иран и оттуда в Палестину, где некоторое время служил переводчиком в британской армии. В 1943 году он возглавил «Иргун» − военное крыло «Бейтара», и ушел в подполье, чтобы бороться с англичанами, имевшими мандат Лиги Наций на управление Палестиной. Отказ Великобритании от обещаний содействовать сионистскому движению, запрет на покупку евреями земли, ограничение иммиграции вызвали резкое усиление антибританских настроений и прямые вооружённые действия. Получивший кличку «беспощадный очкарик», Менахем активно преследовался за террористическую деятельность: помимо боевых действий, он участвовал в казнях захваченных британских офицеров, являвшихся возмездием за смерть агентов «Иргуна» в английских тюрьмах. Недаром за его голову была назначена награда сначала восемь, а потом пятьдесят тысяч фунтов стерлингов.
Со времени создания государства Израиль в 1948 году и до своего прихода на пост премьер-министра двадцатью девятью годами позже Бегин возглавлял оппозицию лейбористским правительствам Давида Бен-Гуриона, Леви Эшкола, Голды Меир и Ицхака Рабина.
Перечислим лишь некоторые деяния, совершённые премьер-министром Бегином на благо еврейского государства:
− Аннексия Голанских высот, захваченных во время «шестидневной войны» 1967 года.
− Изменение денежной единицы страны с израильского фунта на шекель – монету, которой пользовались древние израильтяне.
− По требованию Бегина, израильский парламент-Кнессет объявил Иерусалим вечной и неделимой столицей страны.
− В 1982 году израильская авиация уничтожила иракский атомный реактор «Озирак» близ Багдада.
Menahem_Begin_19131992.jpg
Менахем Бегин (1913−1992)
В 1978 году Бегин становится инициатором переговоров с президентом Египта Анваром Садатом, завершившихся в сентябре того же года подписанием Кэмп-Дэвидских соглашений, за что Менахем Бегин, наряду с Садатом, получил Нобелевскую премию мира.
Так что же привело к конфликту двух выдающихся сынов еврейского народа? Дадим слово Петру Люкимсону − израильскому русскоязычному писателю и журналисту, автору биографии Исаака Башера-Зингера «Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера».
«В конце ноября 1978 года с официальным визитом в США прибыл премьер-министр Израиля Менахем Бегин. В числе тех, с кем он захотел встретиться, был и Исаак Башевис-Зингер. Это желание главы израильского правительства было вполне понятным. Как-никак, Башевис-Зингер после ивритоязычного писателя Шмуэля-Йозефа Агнона стал вторым «настоящим еврейским писателем», удостоенным Нобелевской премии. Когда секретарь Бегина позвонил Башевису-Зингеру и пригласил его в гости к премьер-министру Израиля, писатель, несмотря на все хлопоты, связанные с предстоящей поездкой, сразу же согласился на эту встречу.
— Только пришлите за мной машину или такси, — попросил он. — Своего автомобиля у меня нет, да и управлять им я не умею.
— К сожалению, это невозможно, — ответил секретарь. — Эти расходы не запланированы в нашем бюджете. Постарайтесь как-нибудь добраться до нас сами.
Этот ответ огорошил Башевиса-Зингера и был воспринят им как откровенное оскорбление. В США, да и во всем мире, принято, чтобы приглашающая сторона доставила гостя до места, а затем отвезла домой. Тем не менее, Зингер решил не устраивать скандал из-за пустяка и, взяв такси, направился в апартаменты Менахема Бегина.
Поначалу беседа между писателем и политиком протекала в самых дружеских тонах. Бегин тепло поздравил новоиспеченного лауреата, заметил, что видит в этой награде как признание его личного вклада в мировую литературу, так и признание огромного значения всей еврейской культуры. Однако в какой-то момент израильский премьер неожиданно перешел на менторский тон.
— И все же, господин Зингер, — сказал он, — вы должны отдавать себе отчет, что всю жизнь творили на умирающем языке, который на новом этапе истории стал совершенно не нужен нашему народу. Идиш, возможно, идеально подходил для общения евреев внутри местечка, но окончательно изжил себя после того, как мы вновь обрели свое государство. Язык слабых, гонимых и униженных, он абсолютно не годится для сильной, независимой нации. Это видно хотя бы из того, что на идиш нет слов, с помощью которых можно командовать армией, отдавать приказы солдатам, а ведь армия — это основа существования государства. Ну, как вы, к примеру, отдадите на идиш команду «смирно!»?! «Сведите ноги вместе»?! Так что, извините, но при всем уважении к вам лично и к вашему творчеству, я повторю: ваш идиш обречен, и еще через одно поколение будет вообще никому не нужен!
— Вы правы только в одном, господин премьер: идиш — это язык, предназначенный для мира, а не для войны, для любви и уважения, а не для хамства! — ответил Башевис-Зингер и, не попрощавшись, не подав Бегину руки, вышел из его номера.»[1]
Позволим себе небольшое отступление от основной темы очерка.
Евреи появились в Европе в I веке новой эры, после того как Рим поглотил Иудею. Их потомки, которые обосновались в Восточной и Центральной Европе, получили название ашкенази. Уже тогда началось типичное для еврейских европейских общин языковое раздвоение на классический древнееврейский "лошн койдеш" (иврит –«святой язык») и идиш. В то время, как иврит являлся книжным языком, которым пользовались на протяжении восемнадцати столетий, идиш представлял собой германский язык, но использующий древнееврейский алфавит и манеру письма справа налево. Для общения с «миром чужих» ашкенази осваивали местные языки, а «среди своих» продолжали говорить на идише.
Если завоевать позиции в качестве основного разговорного языка идишу удалось достаточно быстро, то серьёзная еврейская литература писалась исключительно на "языке Торы". Однако с середины XIX века начинает развиваться литература на идише, читателями которой, а вернее читательницами, становятся женщины, не изучавшие иврит и не читавшие тексты на "святом языке". Именно поэтому идиш стали называть языком еврейских мам – «маме лошн».
В конце XIX века идиш как язык бурно развивается в Восточной и Западной Европе, в США, Канаде, Южной Америке, чему в немалой степени способствуют книги основоположников литературы на идише — писателей Менделе Мойхер-Сфорима, Ицхок-Лейбуш Переца и Шолом-Алейхема. Следует отметить небывалый расцвет литературы на идише в послереволюционной России.
Однако политические события конца 30-х – 40-х годов ХХ века привели к практически повсеместному исчезновению культурной жизни на языке идиш и быстрому сокращению его обиходного употребления. Только в результате Холокоста погибли шесть миллионов европейских евреев – потенциальных носителей языка идиш. К ним ещё следует присовокупить более миллиона читателей в Советском Союзе, которые в результате сталинской политики были лишены доступа к идишиским книгам, газетам и журналам. Не следует также забывать об ассимиляции еврейской диаспоры, разбросанной по всему свету.
И всё же одной из главных причин сокращения использования языка идиш в повседневном обращении и культурной жизни евреев стало создание в 1948 году государства Израиль. Так почему государственным языком Израиля стал не идиш, а иврит, если людей, владевших первым, было заметно больше?
Во-первых, для Израиля, который позиционировал себя как государство, где могут найти приют евреи со всего мира, и открыто намеревался собрать их всех под одной крышей, выбрать идиш в качестве государственного языка означало бы открыто продемонстрировать, что выходцы из Центральной и Восточной Европы имеют привилегированное положение.
Вторым доводом в пользу иврита было то, что большинство израильтян все же не являются изначально европейцами, а репатриировались с территории стран Ближнего Востока и Северной Африки, и выучить иврит для них было значительно легче, чем осилить абсолютно чуждый германский язык, пусть и с вкраплением древнееврейских слов.
В-третьих, у прошедших Вторую мировую войну евреев, даже среди тех, для кого идиш был родным языком, возникло всеобщее стойкое мнение, что это язык гетто и рабства. Новый еврей должен быть сильным, смелым, работать руками и сражаться за свое дело.
Важнейшую роль в возрождение иврита как современного разговорного и литературного языка сыграл выходец из Российской империи доктор Элиэзер Бен-Йехуда (урождённый Лейзер-Ицхок Перельман). Человек этот фактически совершил гуманитарный подвиг, создав один из первых еженедельников на иврите, основав Комитет языка иврит (ставший впоследствии Академией языка иврит), начав публикацию первого полного словаря иврита.
Doktor_Eliezer_Ben-Yehuda._1912_god.jpg
Доктор Элиезер Бен-Йехуда. 1912 год
Но идиш не собирался уступать без боя. Когда сионизм только зарождался и первые еврейские переселенцы из Европы прибыли в Эрец-Исраэль, еще находившийся под турецким контролем, началось то, что впоследствии назовут «войной языков». Никакого насилия, − просто эмигрантам из разных стран нужно было выбрать, на каком языке будут преподавать в школе.
В итоге «победил» иврит, который оказался лучшим средством для того, чтобы дать репатриантам новую идентичность, не зависящую от культуры тех стран, откуда прибыли те или иные евреи.
Справедливости ради следует отметить: когда израильское правительство убедилось, что иврит полностью победил, оно стало оказывать идишу некоторую поддержку, в память о его богатой истории объединения евреев Европы.
Вернёмся к основной теме повествования и вновь дадим слово Петру Люкимсону.
«В 1979 году президент Израиля Ицхак Навон обратился к Исраэлю Замиру (сын Исаака Башевиса–Зингера) с просьбой помочь организовать официальный приезд лауреата Нобелевской премии Башевиса-Зингера в Израиль. Исраэль передал отцу свой разговор с президентом, и тот немедленно ответил согласием.
Когда же писатель узнал, что в ходе запланированного Комитетом официального приема в Кнессете ему придется встретиться с премьер-министром Менахемом Бегином он пришёл в настоящую ярость.
— Данный пункт должен быть исключен из программы, — категорически заявил он. — Я не намерен встречаться и пожимать руку этому господину после всего того, что он наговорил мне в Нью-Йорке.
Исраэль передал эту просьбу (на самом деле, требование) отца Ицхаку Навону. Но тот сказал, что об отмене этого пункта плана не может быть и речи.
— Что ж! — сказал Башевис-Зингер, узнав об ответе президента. — Значит, мой приезд в Израиль отменяется. Я не появлюсь там до тех пор, пока у власти в этой стране стоит человек, презрительно относящийся к идишу. Можешь так и передать господину Навону.
Теперь настала очередь приходить в ярость Ицхаку Навону.
— Да как он вообще смеет?! Что он себе позволяет?! — бушевал Навон в своем президентском дворце. — Его поведение — это проявление крайнего неуважения к еврейскому государству.
Однако все попытки убедить Башевиса-Зингера изменить это свое решение, в том числе и то давление, которое, по просьбе Навона, стали оказывать на него лидеры еврейских организаций США, остались безуспешными. Исаак Башевис-Зингер не изменил своего решения и больше до конца жизни так ни разу и не побывал в Израиле.»[1]
В книге «Мой отец Башевис-Зингер», вышедшей в Нью-йорке в 1995 году, Исраэль Замир вспоминает, как летом 1982 года журналистская судьба свела его с Менахемом Бегиным.
«Господин Замир, ваш отец все еще сердится на меня?» — спросил его премьер-министр. — «Передайте ему, что он напрасно принял мои тогдашние слова так близко к сердцу и придал им столь большое значение. Хотя я и сейчас считаю, что был прав. Идиш свое отжил, и еврейский народ вершит сейчас свою судьбу здесь, на земле предков, говоря на иврите, а не на жалком языке нашего изгнания. Как жаль, что ваш отец так и не захотел этого понять!» [2]
Подведём итоги нашего повествования. Однозначно решить, кто прав в этом споре невозможно, так как уж слишком разное общественное положение занимали оба нобелевских лауреата. Безусловно, нельзя сравнивать колоссальную ответственность, лежащую на руководителе страны, и нравственный долг писателя. Видимо, Менахему Бегину не хватило простой человеческой мудрости, чтобы понять, с кем ему приходится общаться, ибо «Нет в еврейском мире другого писателя, который сумел бы столь же пронзительно рассказать обо всем, что произошло с еврейским народом в ХХ веке и передать само мироощущение тех, кто сумел выжить в аду Холокоста.
Нет у евреев и другого писателя, который сумел бы так точно поставить в своих книгах основные вопросы их национального бытия после пережитой Катастрофы.
Нет у них другого художника, который заключил бы в вечные, завораживающие слова память о еврейском местечке, о погибшей вместе с ним великой идишской цивилизации» [1]
За время своего существования − более семидесяти лет − еврейское государство достигло невиданного процветания. Промышленность, наука, информационные технологии, оборона, медицина и социальная поддержка населения – во всех этих областях Израиль занимает одно из ведущих мест в мире. И это, заметьте, при наличии враждебного окружения арабских соседей, постоянно создающих пограничные конфликты и террористические угрозы. Причина успехов небольшой по населению и крошечной по территории ближневосточной страны, конечно же, не в «правильном выборе» государственного языка, а в присущей еврейскому народу черте, которая помогла ему выстоять даже в самые трудные времена − это общность и единство.
Всё дальше в глубь веков уходят поколения наших дедушек и бабушек, а вслед за ними и поколения родителей. Дома почти никто не разговаривает на идише, иногда прорываются отдельные словечки и лишь старые фотографии на стенах напоминают, откуда мы родом.
Так скажите, почему, когда слышишь в исполнении сестёр Бэрри «Тум балалайкэ, шпиль балалайкэ, шпиль балалайкэ, фрейлех зол зайн…», хочется плакать, слушать и плакать, слушать и плакать? Пожалуй, нет ответа на этот вопрос.
При написании очерка была использована следующая литература:
[1] Пётр Люкимсон «Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера». Издательство «Феникс», 2010 год.
[2] Zamir Israel «Journey to My Father», Isaac Bashevis Singer. — New York: Arcade, 1995. Израэль Замир «Путешествие к моему отцу Исааку Башевис- Зингеру».
/КР:/
Мои родители говорили по – русски, а, когда хотели посекретничать от троих детей, переходили на идиш.
Родители моей жены точно также поступали, но её отец знал ещё и иврит./
