То, что происходит с российской нацией, поразительно напоминает процесс фашизации Германии в 30-е годы. А именно:
– Синдром обиды за поражение и «вставания с колен». В Германии это была реакция на поражение и условия Версальского мира, в России – на экономическую разруху 90-х и «коварство Запада», «втянувшего» нацию разрушить СССР и советскую систему. И «бросившего на произвол судьбы». С присущей россиянам непосредственностью (совковостью – ЭР), они искренне считают, что во всех их невзгодах и отставании виноваты не они, а какие-нибудь пиндосы. Соответственно возникла потребность в вождях с идеями Рейха и «Русского мира».
– Синдром имперскости, подаваемый поначалу как объединение расового этноса вместе с территориями. У немцев – Австрия, Судеты, У Путина – Белоруссия и Украина. После чего маховик экспансии неизбежно раскручивается уже за пределы этноса по праву сильного.
– Вовлечение в заложники рядового обывателя путем позитивных эмоций от легких, бескровных побед ( Австрия, Чехословакия и Ю. Осетия, Крым соответственно) с последующим повязыванием его кровью (Украина).
– Преодоления разлада со страхами и совестью посредством ухода от неприятной информации и маски «маленького человека», от которого «ничего не зависит». Чтобы потом можно было скулить про то, что были обмануты пропагандой, ничего не знали. И всю ответственность отфутболить власти. В Германии это вылилось в привычку верить Пропагандону даже, когда война пришла в Берлин, в России –уход от информации настолько, что большинство населения до сих пор не знает(при этом важно, что и не хочет знать) ни о масштабах и ужасах войны, ни о потерях, не говоря уже об истинных ее мотивах.
– Выработка специального языка – новояза из терминов, туманящих истинный смысл действий. Все эти словечки типа «спецоперация» (вместо войны), «геноцид» (обозначение абстрактного беспредела), «денацификация» (смены власти в Киеве), «демилитаризация» (якобы точечные удары, хотя речь идет о полном уничтожении армии, что практически означает – государственности) и т.п.
– Формирование в мозгах обывателя привычки к разрыву логических цепочек и «переобуванию» понятий. То есть, называть украинцев «братьями» и при этом бомбить и убивать их для «их же блага». И не «завоевывать», а «освобождать», не «нападать», а «предотвращать агрессию». Вспомним, немцы тоже любое свое вторжение идеологически оформляли как превенцию нападению. И разыгрывали соответствующий «гляйвиц» с его инцидентом. Путин поленился сделать даже это – перещеголял Гитлера, попер без всяких провокаций.
– Эскалация жестокости в ответ на неудачи. Такова неизбежная логика войны. Немцы поначалу, рассчитывая на цветы (что отчасти подтвердилось в Украине и Прибалтике), вели себя в отношении мирных граждан более-менее сдержанно. В Украине расчеты Кремля провалились в первый же день. Поэтому эскалация жестокости набирает обороты очень быстро. Смысл ее очень прост – когда преследуют неудачи и нет сильных мотивов агрессии, остается последний, но эмоционально очень сильный и неисчерпаемый резерв – мотив мести. За убитого Петю, Сашу, Колю…Увы, этот мотив действует лучше всякой пропаганды. И он воспроизводит и нагнетает жестокость.
– Иллюзия, будто экономический фактор тягот войны разлагает население, надежды на внутренние возмущения и антивоенные протесты. Увы, это миф, выдача желаемого за действительное. На самом деле, испытания в основном действуют только в сторону ожесточения и сплочения обывателя вокруг власти. Особенно – в виде Вождя. Для его поведения в такой ситуации характерны «патриотические» мотивы типа «поднапрячься», «затянуть пояса», «все для фронта – все для победы» . Вспомним, как фанатично вели себя немцы в конце войны. При этом даже у мыслящего слоя характерными становятся самоограничения в правде, в объективности. В виде формулы – «после разберемся!». После победы все расставим и воздадим виновным. Это к тому, что санкции могут ослабить противника в военном отношении, но в моральном имеют, скорее, обратный эффект. Особенно для русского менталитета с его синдромом мобилизации активности и жертвенности (терпеливости) именно, когда прижмет.
– Во главе агрессии оказался человек, одержимый комплексами и бункером собственных фантазий об устройстве мира и своей мессианской роли, поразительно роднящей его с Гитлером (это очень примитивный человек, с примитивным интеллектом, случайностью судьбы наделенный властью – ЭР). Не по содержанию – по форме. Та же изолированность от объективной реальности, искаженная конструкцией своих бредов. И окруженного им же созданной тотальной системы дезинформации на основе холуйства.
– При этом, он фанатичен в своей упертости уже потому, что не имеет варианта отката на попятную. Потому что уже успел стать военным преступником мирового масштаба и приговорен к суровой ответственности. При этом, в отличие от Гитлера, тешившего себя иллюзиями о «секретном оружии», у этого, действительно, есть актив в виде ядерной угрозы. И это делает его в совокупности с характером реально опасным.
Вот такая иронии истории, когда народ, избавивший мир о фашизма, перехватил его эстафету спустя восемь десятилетий. И это уже не образ, не гротеск, а факт, подтвержденный 24 февраля 2022-го года.
Конечно, такое обобщение обидно для многих замечательных русских людей, ненавидящих режим, в котором они живут. И пытающиеся ему возражать, как умеют и могут. Но что делать: когда страна становится разбойным агрессором, международное сообщество – не говоря уже об обороняющихся – не склонно разбираться, кто на чьей стороне. Все с паспортами этой страны становятся заложниками своей власти и лидирующих настроений. Тем паче, когда любая социология показывает, что доля радостно возбужденных только выросла.
Владимир Скрипов
