Анатолий Апостолов – Край, где гибнет ЧЕЛОВЕК— 3 часть /АМ/

 
Часть1 от 19.02.22 – https://newrezume.org/news/2022-02-19-46905
Часть2 от 20.02.22 – https://newrezume.org/news/2022-02-20-46924

«…И раб  судьбу  благословил…»  А.С.ПУШКИН

В стране, где гибнет  человечный Человек,  всякая  философия  —  самоопрадание, не приемлющее оправдание другого человека, а всякое великое свершение  обязательно требует от покорных граждан  великих жертв  и обрекает их  на  рабство, которое в свою очередь обязывает новое поколение  рабов (трудармейцев, красноармейцев, росгвардейцев)  к  более  неоправданно высоким  жертвам.

         По сути, Русский Абсолютизм (в лице самодержавия и лютого большевизма — А.А.)  определил и поставил на поток окончательный  Извод русского народа, когда  правители России, став легитимными и  суверенными стали относиться к русскому народу, как народу завоеванному, полностью и навечно  порабощённому.

         В процессе такого противоестественного «социально-политического отбора» в итоге возник  так называемый Гомо советикус (советско-русский) человек склонный к авторитаризму, которому потребен только вождь великий и могучий, сильный и строгий, страшный и справедливый, способный  немилосердно карать, а порой и миловать, которого  за его лютость следует бояться и уважать. Постсоветский имперский раб продолжает вслед за своими  предками-рабами  глубоко презирать  того правителя, кто не способен  ему сломать хребет, согнуть в дугу и растоптать на месте.  В этом есть что-то кромешное, нездоровое и садомазохическое —  ни дня без страха и  насилия, ни дня без кнута и пряника!  «Милость к падшим человекам»  доброго   вождя в глазах имперского раба и верного холопа до сих пор не имеет  никакой цены, ибо она похожа слабость или на хитрую уловку.

            С одной стороны такая,  приобретённая через  тотальное насилие  рабская психология  народных  масс, помогала российским  «земным божествам» укреплять свою никем не ограниченную власть и  успешно вести при этом  свои победоносные,   наступательно-оборонительные войны.

           Даже самый лютый и крутой на расправу Царь-Батюшка и Отец Отечества для  преданных холопов  был в  стократ  родней и ближе самого просвещённого  и  самого гуманного  иноземного Завоевателя и «Освободителя». Война, по мнению дворянского историка и поэта Александра Пушкина, на некоторое  время роднила и объединяла господ и холопов, что и «спасло нас от чудовищного феодализма, и существование народа не отделилось вечною чертою от существования дворян». Увы, как показала жизнь, с её  реальным и каждодневным «барством диким без чувства и закона», это  не совсем  так.  С другой стороны,  эта бесконечная война с собственным народом, тотальное насилие и страх, негативно сказывалось на морально-нравственном и психическом  здоровье нации.

               Моральное и физическое здоровье нации в России, как и везде, напрямую зависело и зависит  от  быта, морали,  обычаев и  нравов  правящего режима. Не будем идеализировать  древнюю и новую историю нашего  Отечества, в том числе и эпоху Просвещения, особенно  «золотой  век» Екатерины Великой, великолепие которой ослепляло, привлекало и соблазняло, а её щедроты привязывали и покоряли. Воистину, «самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало ее владычество» (А.С.Пушкин)            

           В отличие от теремных царевен и цариц Московской  Руси, российские императрицы не  утруждали свою плоть   строгим постом и сексуальным  воздержанием, открыто и охотно  «чинили блуд» со своими фаворитами в ущерб сакрализации верховной власти. (Евгений  Анисимов).  Они, как их предок и Отец Отечества  император Пётр I Великий, вполне серьзно полагали, что  все человеческие и божьи законы написаны не для них.

          Точно так же считали и вельможи екатерининских времен и  крупные помещики, ушедшие в отставку молодыми. Разврат, бессмысленная жестокость, кутежи за казённый счёт — и инцест, вот чем прославились многие из них, например, «странный» фаворит Екатерины Григорий Потёмкин, «отмеченный рукой истории (А.С.Пушкин).   

          Дурная слава о его  инцестном сожительстве с пятью племянницами —  двадцатидвухлетней Александрой, девятнадцатилетней Варварой, пятнадцатилетней Екатериной, тринадцатилетней Надеждой и двенадцатилетней Татьяной  — разнеслась по всей России и по  всем  «дворянским гнёздам», и, конечно же,  нашла своих самых пылких  подражателей — устроителей усадебных гаремов из своих родственниц  и дворовых, крепостных девочек. Снохачество и инцест, «усадебные гаремы» и «женская барщина» крестьянских жен,  стали нормой жизни Российской империи,  и  каждая из  трагических женских судеб  имела под собой свою неприглядную и позорную для страны  историю. –  Среди помещиков (отставных полковников и генералов)   встречались  люди  психические не совсем здоровые, впавшие в гордыню и манию величия.   Это  позволило «благородным и благочестивым» душевладельцам, «людям чести и благородства»   держать своих   соплеменников по крови и вере на уровне домашнего скота,  в качестве «живого товара»,   предмета (субъекта) обмена и даже как исходного человеческого материала  для селекции — «улучшению человеческой породы» по всем правилам тогдашнего конезаводства. – –

           Увы, не все помещики открывали при своих усадьбах полотняные, кирпичные  и фарфоровые заводы, не всех волновали  проблемы земледелия и землепользования,   более передовые технологии переработки  продукции  сельскохозяйственного производства и животноводства, и не все  просвещённые дворяне открывали  при  усадьбах, в уездных и губернских центрах школы грамотности и профессионально-технические и сельскохозяйственные  училища. Среди них чаще всего находились  блудники и алкоголики, генералы и безумные полковники в отставке.    Но были  и такие помещики, кто  без вложения особых  денежных средств, совмещал  свой блуд с бизнесом,  с   самым прибыльным  делом на земле   — «размножения в условиях усадьбы   народа на продажу».      С производством на дому  «девичьего мяса в живом весе на продажу», так как «красивая  и статная, искусная в любви» девица стоила на рынке в три раза дороже молодого и крепкого мужика-работника.

             Так, один ушедший в отставку гвардеец говорил своим приятелям в Дворянском собрании:  «Как вам известно, я продал мужиков из своей деревни, там остались только женщины да хорошенькие девки. Мне только 25 лет, я очень крепок, еду я туда, как в гарем, и займусь заселением земли своей.  Через каких-нибудь десять лет я буду подлинным отцом нескольких сот своих крепостных, а через пятнадцать пущу их в продажу. Никакое коннозаводство не даст  вам такой точной и верной прибыли». (Михаил Семевский)  

             Этот  сугубо азиатско-византийский   образ страны,  во всём его гнусном  великолепии, в полном и окончательном безобразии, донесла до нас  наша   гражданская публицистика эпохи высшего развития альтруизма в России в  70-е годы XIX  века, когда тотальное угнетение собственного народа  приобрело характер самой эффективной внутренней политики.  

            Константин  Аксаков откровенно сообщал императору Александру II в своей записке о внутреннем положении в стране: «Образовалось иго государства над землею, и русская земля стала, как бы завоеванною… Русский монарх получил значение деспота, а народ — значение раба-невольника в своей земле».    

                                Продолжение  следует.