Часть1 от 19.02.22 – https://newrezume.org/news/2022-02-19-46905
Часть2 от 20.02.22 – https://newrezume.org/news/2022-02-20-46924
«…И раб судьбу благословил…» А.С.ПУШКИН
В стране, где гибнет человечный Человек, всякая философия — самоопрадание, не приемлющее оправдание другого человека, а всякое великое свершение обязательно требует от покорных граждан великих жертв и обрекает их на рабство, которое в свою очередь обязывает новое поколение рабов (трудармейцев, красноармейцев, росгвардейцев) к более неоправданно высоким жертвам.
По сути, Русский Абсолютизм (в лице самодержавия и лютого большевизма — А.А.) определил и поставил на поток окончательный Извод русского народа, когда правители России, став легитимными и суверенными стали относиться к русскому народу, как народу завоеванному, полностью и навечно порабощённому.
В процессе такого противоестественного «социально-политического отбора» в итоге возник так называемый Гомо советикус (советско-русский) человек склонный к авторитаризму, которому потребен только вождь великий и могучий, сильный и строгий, страшный и справедливый, способный немилосердно карать, а порой и миловать, которого за его лютость следует бояться и уважать. Постсоветский имперский раб продолжает вслед за своими предками-рабами глубоко презирать того правителя, кто не способен ему сломать хребет, согнуть в дугу и растоптать на месте. В этом есть что-то кромешное, нездоровое и садомазохическое — ни дня без страха и насилия, ни дня без кнута и пряника! «Милость к падшим человекам» доброго вождя в глазах имперского раба и верного холопа до сих пор не имеет никакой цены, ибо она похожа слабость или на хитрую уловку.
С одной стороны такая, приобретённая через тотальное насилие рабская психология народных масс, помогала российским «земным божествам» укреплять свою никем не ограниченную власть и успешно вести при этом свои победоносные, наступательно-оборонительные войны.
Даже самый лютый и крутой на расправу Царь-Батюшка и Отец Отечества для преданных холопов был в стократ родней и ближе самого просвещённого и самого гуманного иноземного Завоевателя и «Освободителя». Война, по мнению дворянского историка и поэта Александра Пушкина, на некоторое время роднила и объединяла господ и холопов, что и «спасло нас от чудовищного феодализма, и существование народа не отделилось вечною чертою от существования дворян». Увы, как показала жизнь, с её реальным и каждодневным «барством диким без чувства и закона», это не совсем так. С другой стороны, эта бесконечная война с собственным народом, тотальное насилие и страх, негативно сказывалось на морально-нравственном и психическом здоровье нации.
Моральное и физическое здоровье нации в России, как и везде, напрямую зависело и зависит от быта, морали, обычаев и нравов правящего режима. Не будем идеализировать древнюю и новую историю нашего Отечества, в том числе и эпоху Просвещения, особенно «золотой век» Екатерины Великой, великолепие которой ослепляло, привлекало и соблазняло, а её щедроты привязывали и покоряли. Воистину, «самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало ее владычество» (А.С.Пушкин)
В отличие от теремных царевен и цариц Московской Руси, российские императрицы не утруждали свою плоть строгим постом и сексуальным воздержанием, открыто и охотно «чинили блуд» со своими фаворитами в ущерб сакрализации верховной власти. (Евгений Анисимов). Они, как их предок и Отец Отечества император Пётр I Великий, вполне серьзно полагали, что все человеческие и божьи законы написаны не для них.
Точно так же считали и вельможи екатерининских времен и крупные помещики, ушедшие в отставку молодыми. Разврат, бессмысленная жестокость, кутежи за казённый счёт — и инцест, вот чем прославились многие из них, например, «странный» фаворит Екатерины Григорий Потёмкин, «отмеченный рукой истории (А.С.Пушкин).
Дурная слава о его инцестном сожительстве с пятью племянницами — двадцатидвухлетней Александрой, девятнадцатилетней Варварой, пятнадцатилетней Екатериной, тринадцатилетней Надеждой и двенадцатилетней Татьяной — разнеслась по всей России и по всем «дворянским гнёздам», и, конечно же, нашла своих самых пылких подражателей — устроителей усадебных гаремов из своих родственниц и дворовых, крепостных девочек. Снохачество и инцест, «усадебные гаремы» и «женская барщина» крестьянских жен, стали нормой жизни Российской империи, и каждая из трагических женских судеб имела под собой свою неприглядную и позорную для страны историю. – Среди помещиков (отставных полковников и генералов) встречались люди психические не совсем здоровые, впавшие в гордыню и манию величия. Это позволило «благородным и благочестивым» душевладельцам, «людям чести и благородства» держать своих соплеменников по крови и вере на уровне домашнего скота, в качестве «живого товара», предмета (субъекта) обмена и даже как исходного человеческого материала для селекции — «улучшению человеческой породы» по всем правилам тогдашнего конезаводства. – –
Увы, не все помещики открывали при своих усадьбах полотняные, кирпичные и фарфоровые заводы, не всех волновали проблемы земледелия и землепользования, более передовые технологии переработки продукции сельскохозяйственного производства и животноводства, и не все просвещённые дворяне открывали при усадьбах, в уездных и губернских центрах школы грамотности и профессионально-технические и сельскохозяйственные училища. Среди них чаще всего находились блудники и алкоголики, генералы и безумные полковники в отставке. Но были и такие помещики, кто без вложения особых денежных средств, совмещал свой блуд с бизнесом, с самым прибыльным делом на земле — «размножения в условиях усадьбы народа на продажу». С производством на дому «девичьего мяса в живом весе на продажу», так как «красивая и статная, искусная в любви» девица стоила на рынке в три раза дороже молодого и крепкого мужика-работника.
Так, один ушедший в отставку гвардеец говорил своим приятелям в Дворянском собрании: «Как вам известно, я продал мужиков из своей деревни, там остались только женщины да хорошенькие девки. Мне только 25 лет, я очень крепок, еду я туда, как в гарем, и займусь заселением земли своей. Через каких-нибудь десять лет я буду подлинным отцом нескольких сот своих крепостных, а через пятнадцать пущу их в продажу. Никакое коннозаводство не даст вам такой точной и верной прибыли». (Михаил Семевский)
Этот сугубо азиатско-византийский образ страны, во всём его гнусном великолепии, в полном и окончательном безобразии, донесла до нас наша гражданская публицистика эпохи высшего развития альтруизма в России в 70-е годы XIX века, когда тотальное угнетение собственного народа приобрело характер самой эффективной внутренней политики.
Константин Аксаков откровенно сообщал императору Александру II в своей записке о внутреннем положении в стране: «Образовалось иго государства над землею, и русская земля стала, как бы завоеванною… Русский монарх получил значение деспота, а народ — значение раба-невольника в своей земле».
Продолжение следует.
