Э.Тареева
На прошлой неделе на канале ТВЦ была передача «Клим Ворошилов и Михаил Тухачевский», а может, она называлась немножко иначе. Я очень благодарна каналу за эту передачу. Я давно хотела написать про Тухачевского, но как-то не было повода. А эту передачу я считаю поводом, её смотрели многие, и поэтому я могу её прокомментировать. Михаил Тухачевский был очень знатного происхождения. Генеалогическое древо рода Тухачевских прослеживается до священной Римской империи. Он участник Первой мировой войны, в которой был награждён пятью орденами. Это, конечно, к делу не относится, но Михаил Тухачевский был изумительно красивым, об этом вспоминает Ларина-Бухарина, жена Николая Ивановича Бухарина. Ларин был её приёмным отцом, не знаю, что случилось с её родителями. Ларин был глубоким инвалидом и нигде в штате не работал, никаких постов не занимал. Но были у него какие-то заслуги, а главное, он был человеком умным и очень остроумным. У него был открытый дом, и в этом доме собирались, в частности, видные большевики, в том числе и занимающие руководящие посты. Постоянным гостем был Николай Иванович Бухарин. Однажды туда пришёл Тухачевский. Будущая жена Бухарина тогда была маленькой девочкой. Когда вошёл Тухачевский, она посмотрела на него и больше глаз не отводила. Кто-то заметил, как завороженно она смотрит на Тухачевского, и обратил внимание остальных. Некоторое время все наблюдали за девочкой, а потом кто-то сказал: «Дети тоже понимают и любят красоту». Николай Иванович Бухарин сначала полюбил эту девочку, а когда она выросла, женился на ней.
Клим Ворошилов и Михаил Тухачевский всегда были оппонентами. Ворошилов считал, что в предстоящей войне главной боевой силой будет конница, как в Гражданской войне. А Тухачевский говорил, что предстоящая война будет войной техники, и победит тот, у которого этой техники будет больше. С большим трудом ему удавалось продавливать решения о создании танковых войск и авиации. Ворошилов органически ненавидел Тухачевского, за его образованность и интеллигентность, за то, что он, в сущности, принадлежал к «господам». Я думаю, он видел в нём классового врага и не доверял ему. Он писал доносы на Тухачевского. Сталин сначала не обращал на эти доносы внимания, но потом всё-таки Ворошилову удалось внушить Сталину недоверие к Тухачевскому. И когда начались массовые репрессии, Тухачевский был арестован одним из первых. Мы знаем, что все репрессированные сознались во всём, в чём их обвиняли. Не сознаться мог только совершенно одинокий человек. Таким был Эйхе. Его страшно пытали, сломали позвоночник, но он ни в чём не сознался. А остальным говорили, что если они не подпишут признание, то сейчас сюда приведут их родителей, мужа/жену, детей и будут делать с ними то, что делают с арестованным. Я это писала уже несколько раз, но конкретных примеров у меня не было. А сейчас я прочла про Тухачевского, что в камеру привели его 15-летнюю дочь и сказали, что если он не подпишет признание, то сейчас при нём её будут насиловать. И Тухачевский сразу всё подписал, и был расстрелян.
Но это я отвлеклась от темы, а теперь мы вернёмся к тому, на чём мы кончили в последнем посте. Несмотря на жёсткий тоталитарный режим, на низкий уровень жизни, на дефицит самых необходимых товаров, народ любил Сталина. На войне действительно шли в бой «за родину, за Сталина», и в мирное время Сталину доверяли и верили в то, что, как утверждала советская пропаганда, Сталин ночами не спит в кремлёвском кабинете, всё думает, что бы ещё такое хорошее сделать для народа. Но дело в том, что реального Сталина никто не знал. Он выступал очень редко, и выступления его были короткими, при этом в каждом выступлении непременно была какая-нибудь русская народная пословица или поговорка и цитата из русской классики. Путин, для которого, я считаю, Сталин был образцом для подражания, тоже в первые свои выступления непременно включал русскую пословицу. А русскую классику он не цитировал, и я поняла, что век классики кончился. Писал Сталин тоже мало. Все его видели только по большим праздникам стоящим на трибуне Мавзолея, правда, ходили слухи, что это стоит не Сталин, а его двойник. Версия о двойнике была очень распространённой, но Сталина за это никто не осуждал, все понимали, что Сталин должен себя очень беречь, беречь для народа. Талантливый народ сочинил миф о Великом Вожде, и в образ этого вождя вложил все свои лучшие черты. Вот этот Сталин из мифа и был объектом всеобщей любви. Сталина любили не только так называемые простые люди, но и советская интеллигенция. Сейчас в это даже трудно поверить. И в доказательство я приведу стихотворение, которое написал типичный представитель этой самой советской интеллигенции Евгений Данилович Агранович, кинодраматург, сценарист, поэт, прозаик, бард, художник, автор широко известной песни «Я в весеннем лесу пил берёзовый сок».
Убитых снегом засыпало,
По ним ступали после боя,
А он садился где попало
И оставался сам собою.
Рука свисала вдоль шинели,
Но в доме не гасили света,
И часовые чуть бледнели
У тяжкой двери кабинета.
И если был прорыв на юге,
Он первым знал, что мы устали,
Что мы уснули друг на друге
Окаменелыми пластами.
И если приходили сводки,
Он первым знал, что надо плакать.
Что штрафники без всякой водки
Вставали ночью в контратаку.
И если не было салюта,
Он первым знал, что это страшно.
Что все уставы перепутав,
Штабных бросали в рукопашный.
А я и сам пришёл оттуда,
Где все сердца стучали вместе.
Теперь апрельская простуда
Страшнее данцигских предместий.
Убитых снегом засыпало
На пограничном полустанке.
Держись, ещё не всё пропало,
Ещё прикажут лечь под танки.
Ещё старухи будут плакать,
Газеты трогая глазами.
Ещё пойдём в огонь и слякоть,
Чтоб он поверил: город занят.
Но есть и несколько другой взгляд на Сталина и несколько другое к нему отношение. Долгое время я дружила с Юзом Алешковским. Он отсидел пять лет ни за что ни про что. Я уже об этом рассказывала, но расскажу вкратце ещё раз. Юза взяли в армию, их часть приехала, кажется, во Владивосток. Командир дал всем увольнительную, на четыре часа, сказал, что они могут посмотреть город. Юз с приятелем город смотреть не стал, а завалился в ресторан. Денег у них не было, и они заказали по кружке пива. В ресторане играл оркестр. Юз сказал: «И это они называют музыкой? Надо им показать московский класс». Он поднялся на эстраду, взял у аккордеониста его инструмент и начал показывать класс. Всем понравилось, к Юзу потянулись с рюмками и бокалами, он от угощения не отказывался и вдруг заметил, что время увольнительной кончается через полчаса. Они с приятелем выскочили из ресторана, у двери стояла открытая машина, они вскочили в эту машину, и Юз стал пробираться к вокзалу, города он не знал. А если они не приедут вовремя, их сочтут дезертирами. Владелец машины заметил исчезновение машины и с милиционером помчался за ней. Ребята к поезду успели, но тут явился владелец машины с милиционером, и Юза арестовали за угон машины. Хотя, казалось бы, было очевидно, что он взял машину только для того, чтобы не опоздать к поезду. Тем не менее, Юза судили и дали ему пять лет, не знаю, за угон машины или за дезертирство. Он рассказывал, что когда в лагере вошёл в барак, кто-то сказал: «А, кореш с воли? Как там ещё, Гуталин дуба не дал?». Песню о Сталине, которую написал Юз, я думаю, все знают, и в моём ЖЖ она тоже, кажется, была, но я всё-таки поставлю её ещё раз.
Товарищ Сталин, вы большой учёный –
В языкознаньи знаете вы толк,
А я простой советский заключённый,
И мне товарищ – серый брянский волк.
За что сижу, я сам того не знаю,
Но прокуроры, видимо, правы,
Сижу я нынче в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке вы.
В чужих грехах мы сходу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе,
И так вам верили, товарищ Сталин,
Как, может быть, не верили себе.
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где конвоиры, словно псы, грубы,
Я это всё, конечно, понимаю,
Как обостренье классовой борьбы.
То дождь, то снег, то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра и до утра,
Вы здесь из искры разжигали пламя –
Спасибо вам, я греюсь у костра.
Вам тяжелей, вы обо всех на свете
Заботитесь в ночной тоскливый час,
Шагаете в кремлёвском кабинете,
Дымите трубкой, не смыкая глаз.
И мы нелёгкий крест несём задаром
Морозом дымным и в тоске дождей,
Мы как деревья, валимся на нары.
Не ведая бессонницы вождей.
Вы снитесь нам, когда в партийной кепке
И в кителе идёте на парад.
Мы рубим лес по-сталински, и щепки,
Конечно, во все стороны летят.
Вчера мы хоронили двух марксистов,
Тела одели ярким кумачом,
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чём.
Он перед тем, как навсегда скончаться,
Вам завещал последние слова:
Велел в евонном деле разобраться
И тихо вскрикнул: «Сталин – голова!».
Дымите тыщу лет, товарищ Сталин,
И пусть в тайге придётся сдохнуть мне,
Я верю: будет чугуна и стали
На душу населения вполне.
Юз сочинил это, лёжа на кушетке у меня дома. Они с Германом Плисецким, о Германе я рассказывала, а Герман и Юз были закадычные друзья, пришли к нам, когда мы жили в Зарядье, я сказала: «Ребята, вы, наверное, есть хотите?», а воспитанный Герман ответил: «Нет, Линочка, мы сыты, как …», а я подсказала: «Как собаки». Я пошла на кухню жарить картошку, Юз лёг на кушетку, Герман сел за машинку, и Юз стал диктовать. Мне интересно было, что Юз диктует, я бегала из комнаты на кухню и обратно, и картошка у меня два раза сгорела. Юза я тогда не любила. Наша богемная компания, конечно, была пьющая, но если приходил Юз, то начиналась фундаментальная пьянка до утра. Юз входил, у меня лицо вытягивалось, он подходил ко мне, протягивал руку и говорил: «Преодолейте неприязнь». Он тогда писал только стихи, под Маяковского, слабые. Он говорил, что хочет писать прозу, и я сказала Игорю, моему мужу, что прозу он писать не сможет никогда. Таким я оказалась плохим пророком.
Окончание следует.
