На экране черно-белого телевизора стоит женщина в длинной юбке с цветком в волосах и поет. Маленькая девочка завороженно глядит на Кармен. Сцена манит ее и зачаровывает. Она твердо знает, что наступит день, и она тоже будет там. Там, на сцене, она раскрывается, там на смену стыдливости приходят свобода и радость. Эта детская мечта сбылась, и сегодня Елена Яралова – актриса театра и кино. Мы встретились в фойе Камерного театра, где она служит уже много лет, поговорили об актерской карьере, о том, зачем люди ходят на спектакли и как научиться бороться с болью.
– Елена, как вы пережили этот коронавирусный год?
– Мы до сих пор еще его не пережили. Я не работаю уже больше года. Сначала я, как и все, приводила дом в порядок. Много читала, думала, пересмотрела потрясающие фильмы и мюзиклы. Это была полезная остановка. Хотя, к сожалению, с профессиональной точки зрения этот год нужно выбросить. Наша театральная жизнь просто прекратила существование. Я всегда говорила, что театр – это кислород, и без него невозможно жить. Но вот практика показывает, что возможно. Я столько лет отдала своей работе, что она стала частью меня, и я не могу просто взять и заняться чем-то другим. Потому что люблю именно это и не хочу никуда уходить.
– Вы называете театр работой. Нам, зрителям, кажется, что жизнь актрисы – это красивые наряды, свет софитов, красные дорожки и сплошные вечеринки с поклонниками. А как на самом деле устроен быт актрисы?
– Взрослый человек проводит на работе большую часть своей жизни. Не дай бог это не любить! Моя работа, конечно, не связана с тем, что мне нужно пробить карточку и отработать трудовые часы. Но театр для меня – и работа, и хобби, он поглощает все мое время. Если я не играю, то репетирую, если не репетирую, то работаю над ролью, и работа эта может происходить в любом месте и в любое время. То есть я постоянно нахожусь в этом процессе, это моя жизнь. А быт… Он устроен как у всех, наверное. Готовка, стирка, покупки, все как у нормальной женщины. Но я сама себе ставлю галочки: вот это я успела, вот тут отрепетировала, вот текст подучила. Я ни на минуту не забываю, кто я.
– А у вас никогда не было ощущения, что все люди как люди, занимаются серьезными вещами: учат, лечат, бумажки носят. А вы играете?
– Пианист тоже играет. И футболист тоже играет. И артист играет. Актер – это серьезная профессия, которая требует полной самоотдачи, даже если со стороны это кажется не так. А театр – это удивительная вещь. У него очень важная миссия. Театр должен идти чуть-чуть впереди зрителя, подтягивая его за собой. Если он становится слишком оторванным от реальности, зритель начинает скучать. Если он опускается ниже нужного, то это уже становится на потребу публике.
Театр – это огромный механизм. Чем лучше отлажена его работа, тем меньше неприятных сюрпризов случается во время спектакля. Сцена и актеры на ней – это то, что видят зрители. Но за кулисами происходит основная работа. Репетиционные залы и гримерки, пошивочный цех и производство реквизита, аппаратная, музыкальная комната. Все это – составные части этой машины, и ни одной из них нельзя пренебречь. От них, и не только от артистов, зависит благополучие спектакля.
– Елена, а что для вас хороший спектакль?
– Хороший спектакль – тот, который заставляет сердце дрогнуть. Знаете, человеческая природа неизменна. Когда моя младшая дочь начала изучать "Танах" в школе, я решила ей помочь. Я была потрясена. Ведь вся мировая литература, все сюжеты описаны в "Танахе". Вот она, основа человеческой природы. Это потрясающая, жесткая и местами циничная книга, в которой предельно честно описывается человеческая природа. Что может быть интереснее этого? Что может быть глубже, чем бесконечное изучение человека? Вот этим и занимается актер: он пытается понять человека и понять себя. Ведь если мы смотрим сцену расставания, то она будоражит наши чувства, наши воспоминания. Все проходили через расставания, те или иные. И каждый раз, видя расставание на сцене, мы подключаем свои эмоции, свои переживания. Конечно, можно "пукнуть в стакан" и сделать вид, что это большое искусство. Но мне это неинтересно.
– Елена, вот мы с вами сейчас разговариваем на такие возвышенные темы, как искусство, миссия. А меня страшно интересует: как происходит этот "клик"? Как вы из человека превращаетесь в приму?
– Во-первых, слово "прима" я не очень понимаю. Во-вторых, этот "клик", как вы говорите, не происходит внезапно. Я не буду давать интервью за пять минут до спектакля. Мне нужно сосредоточиться, подготовиться. Ведь во время спектакля включается сразу несколько центров: мозг, который должен элементарно помнить текст, эмоциональный камертон, который настраивает внутреннее состояние на особое звучание, умение владеть своим телом. Каждый раз, выходя на сцену, я точно знаю, что у меня есть четкая программа: рамки текста, рамки мизансцены, но в этих границах я вольна делать то, что хочу. Каждый день я нахожусь в разном эмоциональном состоянии. Я никогда не знаю, какой приду к концу спектакля. Иногда болит голова, случается что-то дома, да все что угодно может произойти. И поэтому каждый раз я играю как в первый раз. Это каждый раз новое проживание роли. Но это если не относиться к спектаклю как к рутинному делу. Если выкладываться по-настоящему каждый раз, а не "отрабатывать номер". И это безумно интересно. Это каждый раз новые эмоции и новые переживания.
– А вы бываете недовольны собой?
– Конечно. Я могу обмануть зрителя. Но я не могу обмануть себя.
– Сегодня появилось так много театров, снимается бесчисленное количество сериалов, рекламных роликов, я уже не говорю про "тиктоки" и "ютьюбы". Создается впечатление, что все кругом стали артистами.
– В школе-студии МХАТа было сто студентов, конкурс был двести человек на место! Сегодня ежегодно в Израиле выпускаются тысячи актеров. Кто-то идет в маленькие театры, кто-то в детские, кто-то начинает сам писать, чтобы потом самому сниматься. Есть же еще реалити-шоу.
– То есть в кино сниматься легче, чем играть на сцене?
– В кино – нет. А в "мыле" – да. Это не значит, что каждый, кто играет, – актер. Может быть, его режиссер ущипнул за задницу, и он изображает испуг. От этого он актером не становится. Но сериалы тоже разные бывают. Сейчас снимается большое количество качественных сериалов. Но, как и всегда, есть продукция высокого уровня, а есть не очень.
– А что делает "просто" актера большим актером?
– Страх, волнение, выброс адреналина, пересыхание рта – это то, что испытывает актер перед выходом на сцену. Молодого актера страх может одолеть, а опытный профессионал умеет сам овладевать этим страхом. Он умеет преобразовать его в драйв. Как только это волнение проходит, надо уходить со сцены. Вообще, преодоление – это полезный навык. Это как мышца, его нужно тренировать. Недавно я прочла, что мое поколение – это поколение "нужно". За нами идет поколение "могу". А дальше – поколение "хочу". Поэтому вот это "нужно", умение взять себя в руки, сделать свою работу хорошо, даже если трудно, даже если не получается, – это, на мой взгляд, то качество, которое формирует профессионала. И конечно, интеллект. Только очень умный человек может сыграть дурака.
– А как же эти стереотипы про дурочек-актрис?
– Так это же не актрисы. Так, актрисульки. Почему многие мечтают стать актрисами? Они стремятся к славе и деньгам. Но большие деньги зарабатывают единицы. И большой славы добиваются единицы. Можно, конечно, прославиться и получать высокие гонорары. Но эти звезды так же быстро гаснут, как и загораются. Это бабочки-однодневки. А поддерживать профессиональный уровень, да еще и расти, это действительно умеют немногие.
Елена Яралова окончила школу-студию МХАТ, после чего работала в театре "Современник-2". Ее партнерами по сцене были Михаил Ефремов, Никита Высоцкий, Михаил Горевой. В начале 90-х Елена репатриировалась в Израиль, и уже через полгода играла в театре "Идишпиль". Вместе с Михаилом Теплицким создавала театр "Маленький". А с 13-го года она служит в Камерном театре. За роль Ханны Ровиной в спектакле "Было или не было" она признана актрисой года. Елена снимается в кино и рекламе, ее голосом говорят банк "Апоалим" и магазин "Машбир". Актриса принимается за каждую, пусть самую маленькую, работу серьезно и ответственно. Для профессионала недопустима небрежность.
– У меня такое ощущение, что актер постоянно пребывает в раздвоении личности. Вы надеваете на себя разные маски. А какая вы настоящая?
– Нет, это не так. Каждая роль – это я. Только в новом амплуа. Во мне, внутри меня, есть пятилетняя девочка, которая смотрит на мир с удивлением. Во мне есть взрослая женщина, старая женщина, умная женщина, глупая женщина. Во мне есть даже конь с яйцами, а есть и милая кошечка. Во мне есть разные сущности. Вопрос только – что я должна вытащить в данный момент и сыграть на сцене. И возвращаясь к вашему вопросу, чем отличается просто актер от большого актера: тем, что хороший актер умеет всем этим управлять. Своим телом, голосом, эмоциями. Он умеет перевоплощаться в другого человека и, что самое важное, заставить зрителя поверить в это перевоплощение. Что может быть интереснее?
– А этому можно научиться или с этим нужно родиться?
– Играть на пианино может научиться каждый. Вопрос – насколько? То же самое и здесь. Актерскому мастерству нельзя научить, этому можно только научиться. Есть определенные техники, есть школы. Но если бог не поцеловал, то станешь средним актером, не больше.
– А вы умеете по заказу плакать?
– Нет, конечно. Я и смеяться по заказу не умею. Но если сцена построена логично, и я понимаю, что в этот момент нужно заплакать, то я заплачу. Но я должна плакать по-настоящему, иначе кто же мне поверит? С годами я научилась управлять своим внутренним эмоциональным маятником, и теперь он служит мне.
– А вы не боитесь, что, пребывая в таком эмоционально подвижном состоянии, однажды окунетесь в свой образ и не сможете выплыть наружу? Короче, не боитесь сойти с ума?
– Наоборот. На сцене я сбрасываю те эмоции, которые копятся в жизни. Большинство людей не имеют этой эмоциональной разрядки, поэтому кто-то скандалит, кто-то напивается, кто-то ходит к психологу. В тот момент, когда актер стоит на сцене, все, что происходит за ее пределами, теряет смысл, уходит на второй план. Если актер не перевоплощается, а занят своими проблемами, то зрители это поймут и почувствуют. Это еще один признак профессионализма – умение проживать чужую жизнь на сцене.
– Вы родились в семье врачей, но ваш папа Игорь Барах – автор знаменитой в советское время песни "Кохана", которую исполняли многие певцы, в том числе Муслим Магомаев. Любовь к творчеству у вас, получается, в генах?
– Мой папа – врач от бога. Но он хотел стать актером, даже поступил во ВГИК. Но по семейным обстоятельствам был вынужден вернуться в Киев. Там он и поступил в мединститут. Как выяснилось, это было правильное решение. Он участвовал во всех капустниках, в любительских постановках. И мы всегда ходили в театр, не пропускали ни одной премьеры, ни одних гастролей. Родители меня, конечно, очень многому научили.
– А страшная авария, в которую вы попали несколько лет назад, чему она вас научила?
– Я научилась бороться с болью. Вообще, я считаю, что борьба с болью, с ленью, с собой – это замечательно. На самом деле, боль – очень хороший помощник. Она учит нас слушать себя, понимать свое тело. Я научилась принимать боль, гасить ее вовремя, понимать ее природу. Я научилась работать со своим телом, я знаю, когда мне нужно сесть, чтобы отдохнуть, но я знаю при этом, что мне нужно совершить определенные действия, чтобы держать себя в форме и не расклеиться. Тело – это потрясающая лаборатория, которая дает возможность исследовать границы возможности человека. Это ужасно интересно. Но самым смешным было наблюдать за реакцией окружающих. Эта авария, по сути, меня прославила. Когда я получила награду как актриса года, это было не так интересно для публики. А когда я попала в аварию, обо мне писали во всех газетах.
– Ну теперь чаще в газетах пишут о том, что какая-то актриса вспоминает, как ее тридцать лет назад режиссер ущипнул за попу. У вас такие случаи были?
– Нет. Видимо, у меня такой вид, что ко мне боятся подойти. Со мной никогда не случалось, чтобы кто-то пытался ко мне приставать или требовал "благосклонности". Бог уберег. Но женщин, которые столкнулись с этим, нужно понимать и помогать им. Хорошо, что это происходит, и, конечно, необходимо положить этому конец. Эти люди точно знают, кто потенциальная жертва, а кто нет. Но, с другой стороны, если режиссер говорит актрисе: "Грудь выше!", то это можно считать сексуальным домогательством? Как определить эту грань? Я считаю, что попытка оградить женщин от домогательств – это прекрасно. Но кто тогда защитит мужчин? Ведь сколько было случаев вранья и манипуляций! В итоге сегодня страдают в первую очередь сами женщины. Им трудно устроиться на работу именно потому, что начальник-мужчина не хочет связываться с молодой и красивой женщиной. Когда происходит перекос в одну или другую сторону, то страдают все. Но то, что актрисы получают роли только через постель, – это, конечно, неправда.
– Тогда последний и, может быть, самый важный вопрос. Зачем люди ходят в театр?
– Люди тянутся в театр, потому что им нужны эмоции, которые рождаются здесь и сейчас. Им интересно подсматривать за жизнью других. Но и мы со сцены смотрим на зрителей. Вы подсматриваете за нами, а мы подсматриваем за вами. И это бесконечно интересно – изучать человеческую натуру. Потрясающее ощущение, когда я отдаю зрителям энергию, а они возвращают ее мне, – это невозможно ни передать, ни пережить по-другому, только при живом общении в театре.
