АВТОБИОГРАФИЯ, иллюстрированная Игорем Губерманом
Я родился в России, в стране нескончаемых противоречий, где ничего нельзя ни понять, ни тем более сделать, так как
Увы, подковой счастья моего
Кого-то подковали не того…
Я родился в России, в стране нескончаемых противоречий, где ничего нельзя ни понять, ни тем более сделать, так как
Российский жребий был жестоко
Однажды брошен волей Бога:
Намного западней Востока,
Восточней Запада – намного.
В условиях советского тоталитаризма
В России жил я как трава
И меж такими же другими,
Сполна имея все права
Без права пользоваться ими.
Понимая, что невозможно сделать что-либо, не вступая в противоречие с собственной совестью, я не вступил в партию, хотя прислушиваясь к инстинкту самосохранения и не позволял себе открытых выступлений, в общем
Вовек я власти не являл
Ни дружбы, ни вражды.
А если я хвостом вилял –
То заметал следы!
отчётливо понимая даже во времена своей диссидентской деятельности, что герои не бывают с кукишем в кармане, а принципиальность до какой-то определённой черты – это, может быть, худшая беспринципность. Да-да , это касается не только меня, но и тебя, дорогой друг, читающего сейчас эти строки, так как
Хвалишься ты зря, что оставался
Честным, неподкупным и в опале.
Многие, кто впрямь не продавался –
Это те, кого не покупали.
Я любил в молодости много читать, что конечно сформировало мой вкус и эрудицию, но сегодня я отчётливо вижу, что
Книги много лет моих украли,
Ибо в ранней юности моей
Книги мне поклялись (и соврали!)
Что, читая, стану я умней.
Именно книги выработали у меня созерцательный характер, я принимаю жизнь такой, какова она есть, мои запросы всегда соответствуют моим возможностям, упорство – вовсе не главный стержень моего характера.
Я свои пути стелю полого,
Мне уютна лени колея.
То, что невозможно – дело Бога.
Что возможно – сделаю не я.
И Бог, похоже, вполне сочувствует этой моей жизненной философии, потому что
Чтоб я не жил, сопя натужно
Устроил Бог легко и чудно,
Что всё ненужное мне трудно,
А всё что трудно – мне не нужно.
Приблизительно в 20 лет я ощутил себя евреем, и это чувство не было ни униженным, ни половинчатым, т.к.
Люблю я племя одержимое
Чей дух кипит и торжествует
Стремясь постичь непостижимое,
Которого не существует.
Но положение евреев в России, а в Сов. Союзе в особенности, было достаточно напряжённым.
Как ни скрывался в чуждой вере
У всех народов и времён,
Еврей заочно к высшей мере
Всегда бывал приговорён.
В молодости я любил женщин (а кто их не любил?) без высоких духовных запросов:
Не зря люблю я дев беспечных,
Их речь ясна и необманчива.
Ключи секретов их сердечных
Бренчат зазывно и заманчиво.
Впрочем, и в браке я исповедовал теорию, что
Зов самых лучших побуждений
По бабам тайно водит нас.
От посторонних похождений
Семья милей во много раз!
Политикой я никогда не интересовался, отчётливо ощутив однажды грязь этого дела,
Весь день сегодня ради прессы
Пустив на чтение запойное,
Вдруг ощутил я с интересом,
Что проглотил ведро помойное.
К выпивке я относился сдержанно, хотя всегда мог выпить достаточно прилично. С возрастом
Стало сердце покалывать скверно,
Стал ходить – будто ноги по пуду …
Больше пить я не буду, наверно,
Хоть и меньше, конечно, не буду!
Всегда я любил поспорить, понимая, что это лучший способ выявить суть предмета, но к сожалению
Я часто спорю, ярый нрав
И вздорность не тая.
И часто в спорах я не прав,
Но чаще – прав не я.
Я покинул Россию по нескольким причинам, в том числе и из-за антисемитизма, потому что
Ах, как бы нам за наши штуки
Платить по счёту не пришлось.
Еврей! Как много в этом звуке
Для сердца Русского слилось!
но присмотревшись здесь, в эмиграции, к еврейскому народонаселению, которое вместе со всеми своими пожитками привезло сюда и сов. ментальность, отягчённую национальным колоритом, сделал заключение
Живу я легко и беспечно,
Хотя уже склонен к мыслишкам,
Что все мы евреи, конечно,
Но многие всё-таки слишком.
На именинах и прочих посиделках, мне редко когда бывает интересно. Вот, например:
Вчера я пил на склоне дня
Среди седых мужей науки.
Когда б там не было меня
То я бы умер там со скуки!
Здесь изменилось и моё отношение к женщинам , поскольку
Увы, когда с годами стал я старше,
Со мною стали суше секретарши …
И к сожалению,
Наступила в судьбе моей фаза
Упрощения жизненной драмы:
Я у дамы боюсь не отказа
А боюсь я согласия дамы.
Полагаю, что скоро
Глаза ещё скользят по женской талии
А мысли очень странные плывут,
Что я уже вот-вот куплю сандалии,
Которые меня переживут.
Здесь же, в эмиграции, я резко ощутил выпятившуюся вдруг проблему "отцов и детей".
Не ведая притворства, лжи и фальши,
Без жалости, сомнений и стыда,
От нас уходят дети много раньше,
Чем из дому уходят навсегда.
Не понимаю, в этой ситуации, я только сам себя:
Уже мы стали старыми людьми,
Но столь же суетливо беспокойны,
Вступая с непокорными детьми
В заведомо проигранные войны.
Жаловаться мне не на кого и не на что, но и хвалиться нечем:
И вкривь и вкось, и так и сяк,
Идут дела мои блестяще.
А вовсе наперекосяк
Они идут гораздо чаще.
И тут я прихожу к очень важному для меня выводу, что мой жизненный результат есть прямое следствие одной из существенных составляющих моего характера – природной лени. Но
На лень мою я не в обиде,
Я не рождён иметь и властвовать.
Меня Господь назначил видеть,
А не кишеть и соучаствовать.
Ретроспективно я понимаю, что
Течёт сквозь нас река времён,
Кипя вокруг, как суп.
Был молод я и неумён,
Теперь я стар и глуп.
Время пролетело оглушительно быстро:
Куда течёт из года в год
Часов и дней сумятица?
Наверх по склону жизнь идёт,
А вниз по склону катится …
А почему? А потому, что утерян смысл жизни, где всегда центром вселенной предполагалась собственная личность.
В час важнейшего в жизни открытия,
Мне открылось, гордыню гоня,
Что важнейшие в мире события
Превосходно текут без меня!
И смысл жизни остался для меня теперь только в двух ипостасях:
Много нашёл я в осушенных чашах,
Бережно гущу храня:
Кроме здоровья и близостей наших,
Всё остальное – херня!
Я, наверное, по натуре пессимист, я принимаю в расчёт возможность наихудшего варианта. Ежели выпадет что-либо лучшее – что ж, пусть это будет неожиданным подарком.
Но с другой стороны
Чуя близость печальных превратностей,
Дух живой выцветает и вянет.
Если ждать от судьбы неприятностей,
То судьба никогда не обманет.
Я не азартен, так как хорошо знаю, что удача – явление очень временное для меня.
Я не пьянею от удачи,
Поскольку знаю наперёд.
Как быстро всё пойдёт иначе
И сложится наоборот.
Хотя я и понимаю, что "вся наша жизнь – игра!", вывод из размышлений очень неутешителен:
С азартом жить на свете так опасно,
Любые так рискованы пути,
Что понял я однажды очень ясно –
Живым из этой жизни не уйти!
Я всегда знал, что своё место под солнцем надо заработать, само по себе "счастье" и радости жизни ниоткуда не сваляться, и вообще – ничего в жизни нельзя приобрести, не утратив, поэтому
Как бы счастье вокруг не плясало,
Приглашая на вальс и канкан,
А бесплатно в судьбе только сало,
Заряжаемое в капкан.
Что прекрасно иллюстрируется выводом о невозможности соотнести усилия и отдачу.
Я не считал, пока играл,
Оплатит жизнь моя
И те долги, что я не брал
И те, что брал не я.
В связи с вышеизложенным, ясно ощущаю некоторую неудовлетворённость своим положением, хотя и понимаю, что это очень неприятно, так как
Подвержены мы горестным печалям
По некой, очень мерзостной причине:
Не радует нас то, что получаем,
А мучает, что недополучили.
Но и выслушивать советы доброхотов, как следует идти по жизни в ногу со временем не хочу
Когда нас учит жизни кто-то,
Я весь немею,
Житейский опыт идиота
Я сам имею!
Но!
Уже по склону я иду,
Уже смотрю издалека,
А всё ещё чего-то жду
От телефонного звонка…
И задаюсь вопросом:
А вдруг устроена в природе
Совсем иная череда,
И не отсюда мы уходим,
А возвращаемся туда?
