Воры Одессы

Чтобы животный мир развивался гармонично, природа придумала «санитаров леса», а именно, волков, избавляющих животный мир от слабых особей. 

Так вот одесситы то ли у природы чему-то научились, то ли сочли, что они не менее хитры, чем природа, и придумали своих санитаров, только «санитаров бизнеса», а если проще, без научных «понтов» — просто воров.

В Одессе эту популяцию всегда считали полезной, неотъемлемой частью одесской жизни…
Благородные, но, увы, жулики.

 Чтобы не разбазаривать ценнейший генофонд одесского жулья, его надо было где-то заботливо хранить. И тогда по приказу Ланжерона военный комендант Одессы Томас Кобле призвал на помощь одного из лучших архитекторов города Франца Боффо. Боффо задачей проникся, даже воскликнул:
— Меня, чёрт побери, угораздило родиться не в том веке. С детства мечтал строить замки, а мне подсовывали заказы на всякие дворцы. Но уж теперь своего шанса я не упущу!
И Боффо построил в Одессе замок. А специфика заказа дала его творению конкретное название «Тюремный замок».

Расположился он в очень престижном месте: там, где сегодня улица Лейтенанта Шмидта пересекается с Пантелеймоновской и Итальянским бульваром.

Творение Боффо настолько понравилось одесситам, что площадь перед замком назвали Тюремной (да, Привокзальной она стала только в 1894 году, когда тюрьму перенесли на Люстдорфскую дорогу). Каждый третий одессит считал за честь провести от трёх до пяти лет в том замке, при этом чувствовал себя там (об этом даже пелось в известной песне):«Сижу на нарах, как король на именинах…».
Вор — профессия почётная и древняя, ещё в Десяти заповедях упомянутая. Но вы-то понимаете, что одесские мазурики, живя в колоритном городе, не могли не расцветить свою профессию одесскими красками.

 Вот Федька Бык, обладая слабым зрением, не стал красть у первого попавшегося лоха карманные часы, а просто увёл большие вокзальные часы. 

(О том поведал В. Козачинский в повести «Зелёный фургон»).
Правда, вскоре Федька понял, что носить часы в кармане много удобнее, чем на своём горбу, уподобившись одесскому атланту и, в конце концов, сбыл те часы за три галицийских талера какому-то иностранцу, но обмыть сделку ему так и не судилось, потому что через два часа в Одессе поменялась власть(шла Гражданская война), и за те три талера уже можно было купить только перезвон тех часов.

Если послушать рассказы знатоков одесской старины, в частности Р. Александрова, то нетривиальных воровских приёмов в Одессе уж было изобретено превеликое множество.
К примеру, некие Фукс и Гладштейн прямо с утра, как на работу являлись ко входу в канцелярию градоначальника Зеленого на Дерибасовской, 4, и предлагали всем посетителям оставлять у них портфели, саквояжи, кейсы, сидоры и сумки, чтобы, Б-же упаси, никто не подумал, что в них посетитель несёт градоначальнику взятку. 

И, что интересно, все были уверены, что таково предписание начальства, решившего искоренить коррупцию.

Даже сам градоначальник купился на это. И только много часов спустя, не найдя своего портфеля, а заодно и Фукса с Гладштейном на «рабочем» месте, его осенило:«С чего бы это я сам себе стал давать взятку?!». 

А ведь идея хороша и нисколько не устарела: сегодня ни суд, ни прокуратура пока не могут побороть коррупцию в Украине, а Фукс и Гладштейн в Одессе эту проблему решили элегантно и сразу.

 В ногу со временем
Одесские воры всегда шли в ногу с техническим прогрессом. 

Например, стоило в мире появиться электричеству, а в Одессе появиться Бельгийскому электрическому обществу, установившему в домах электрические счётчики, как некий Моисей Халкелевич, выдавая себя за бельгийца (а что, Моисей Халкелевич — типично бельгийское имя), стал ходить по домам, снимать показания счётчика и тут же взимать плату.А если кто отказывался платить, он снимал и счётчик.
Это был настоящий артист, работал только в перчатках, правда, резиновых, потому что Мося боялся в жизни двух вещей: тока и жены, которая била так, как току даже не снилось.

А сколько волнений вызвало появившееся в марте 1874 году в одесских газетах сообщение, что французский аэронавт капитан Бюннель взлетит на воздушном шаре с улицы Херсонской. Мужской пол закупал бинокли, женский пол запасал голубую краску для глаз под цвет одесского неба. Десять дней Одесса жила в жутком волнении: полетит или не полетит герой — полёт почему-то всё откладывался. Ажитация нарастала.
Газеты надрывались: «Аэронавт-герой в Одессе!». 

Но напряжение одесситов не шло ни в какое сравнение с тем, с какой тревогой ждала полёта одесская братва — разве могли настоящие профессионалы упустить такое скопление народа. И праздник оправдал ожидания — карманники поработали в толпе, форточники пошуровали в опустевших квартирах, семь налётов, было совершено на ювелирные магазины, ибо вся полиция была брошена контролировать торжество разума и взлёт человеческого духа.

Все газеты на следующий день вышли с броскими заголовками. Правда, градус ажиотажа был слегка снижен, ибо честная одесская пресса честно писала:

«С прискорбием следует сообщить, что Бюннель, увы, не герой-аэронавт, он уже попался».
Стали известны подробности, из-за чего откладывался полёт, — десять дней шёл торг между братвой и покорителем стихии, из какого процента стихия будет покорена? 

Какое счастье, что одесситов как раз это не волновало. 

А волновало, что один из первых полётов воздушного шара над Россией состоялся с улицы Херсонской, а за такое и кошелька не жалко.

Удачный опыт с шаром был повторен 7 августа 1887 года во время солнечного затмения.

 Братве затмение понравилось даже больше — солнцу отстёгивать ничего не пришлось.

Профессор в законе
Надо ли говорить, что одесских воров отличала высокая культура и подлинная элегантность.

Вам нужны доказательства — ради Б-га. Юной девушке, почти Красной Шапочке, случилось как-то ближе к полуночи возвращаться домой от бабушки. И вдруг трах-бах, сюрприз, прямо как в сказке: на ул. Успенской ей навстречу молодой, приятной наружности Волк, который очень галантно попросил снять каракулевую шубку.
Но Шапочка, сама невинность, вымолвила: «Так я же простужуся!». И тогда кавалер-волк кликнул извозчика, довёз юную непосредственность по указанному ею адресу, проводил на указанный ему этаж и уже там помог снять каракулевую шубку, а заодно и браслетик —надо же было и извозчика не обидеть.

А какую музыкальность демонстрировала простая украинская семья Шопенко, где маму Клаву радовали семь сыновей. Не радовало Клаву только то, что за одним столом собрать их всех ей удавалось крайне редко — всякий раз кто-то из её любимцев сидел не за её столом, а в другом месте и ел не её фирменный борщ, а баланду, тоже, в принципе, фирменную.
Но однажды всё же все собрались в родном доме (Соборная пл., 2, флигель во дворе, 2 этаж), и только вознамерились поднять чарку и закусит базарным сальцем, как этажом выше из квартиры соседа Могилевского, профессора-правоведа Новороссийского университета, зазвучала нечеловеческая музыка, извлекаемая из недр рояля женой профессора.
Очень хотелось назвать звучащее ноктюрном почти однофамильца Шопенков Фредерика Шопена, но, увы, язык не поворачивался это сделать, потому что кусок базарного сала застрял в горле. Тем более, что в те минуты весь двор (Соборная пл., 2) обратил внимание, как что-то тяжёлое ворочается на втором этаже: то ли тяжёлые мысли в головах только что вышедших на свободу братьев Шопенко, то ли то ворочался в гробу их почти однофамилец Шопен.
Но вскоре профессор-законник отбыл с женой на курорт в Карловы-Вары. Дни его пребывания там ничем не были омрачены, а вот момент прибытия семьи назад как раз был омрачён: в потолке гостиной наблюдалась дыра на чердак, в точности повторяющая контуры рояля. И как профессор не крутил головой, рояль в гостиной не наблюдался.
Похищение рояля через потолок долго обсуждалось в Одессе, но никем не осуждалось — Шопена в Одессе любили больше, чем музыкальность мадам Могилевской. 

Полиция следствие вела вяло, постоянно перечитывая записку, оставленную похитителями: 

«Это тебе за Шопена, артистка занюханная!».

Да уж, восьмую заповедь в Одессе хранили трепетно, но нарушали регулярно. 

И время мало что изменило. Остаётся вздыхать, причитать, но лучше цитировать классику, к примеру, не устаревающего Михаила Зощенко:

«Что-то, граждане, воров нынче развелось. Кругом прут без разбора. 

Человека сейчас прямо не найти, у которого ничего не спёрли».

И это Зощенко ещё в одесских маршрутках не ездил…