…В октябре 1805 года весь Лондон сходил с ума. Тысячи людей, и простых, и знатных, рвались занять место по маршруту колоссальной траурной процессии, которая должна была двигаться от Адмиралтейства к собору Святого Павла. Организацией похорон Горацио Нельсона, командующего британским флотом, занималась правительственная комиссия.
Биография храброго офицера была полна эпизодов с его ранениями. Но в первый день решающего Трафальгарского сражения он был застрелен снайпером с расстояния в 15 метров. Это случилось 21 октября 1805 года. Гибель адмирала только обозлила британцев. В ярости они уничтожили 22 неприятельских корабля, не потеряв ни одного. Об ушедшем национальном герое горевал каждый современник, потому что Горацио Нельсон олицетворял все идеалы безупречного офицера.
Тело вице — адмирала, упокоенное в гробу из мачты поверженного им корабля, установили на особом катафалке, выполненном в форме линкора «Виктория», на котором он принял смерть. Саркофаг изготовили из черного мрамора. Для прощания гроб с телом Нельсона, виконта и барона Нильского, был выставлен в Гринвиче. На похороны тоже должны были прийти десятки тысяч человек…
Вот только почему Фанни Нельсон, жена адмирала, надеялась, что во всей этой суматохе ее отсутствие пройдет не замеченным? Почему не хотела присутствовать на похоронах мужа? Почему считала, что Горацио получил по заслугам? Что такого сделал Нельсон, из-за чего его вдова даже после смерти супруга не хотела отбросить обиды и сожаления и даже не пыталась начать жить заново? Отчего застарелая боль, поселившаяся в ее сердце, упрямо не желала уступать место покою и прощению? И какова роль леди Гамильтон в судьбе великого адмирала?
На все эти вопросы читатели библиотеки получили исчерпывающие ответы.
Итак.
Брак по расчету
С капитаном английского флота Горацио Нельсоном Френсис Нисбет познакомилась в 1785 году в доме своего дяди, губернатора острова Невис, небольшой английской колонии, затерявшейся в Карибском море. Они с Горацио были ровесниками, но Фанни чувствовала себя старше. В свои двадцать семь она уже успела потерять родителей, выйти замуж за скромного врача, родить сына. А потом ее супруг умер от какого-то таинственного нервного недуга, превратившего его в скелет с лихорадочно горящими глазами. И Фанни во второй раз в жизни осталась безо всяких средств к существованию.
Приглашение овдовевшего дяди — губернатора, которому необходима была хозяйка, достойно принимающая его многочисленных визитеров, стало для Фанни манной небесной. Переполненная благодарностью, она быстро превратила губернаторский дом в изысканный светский салон, где рано или поздно появлялись все заметные люди, прибывавшие на Подветренные острова по долгу службы или торговой надобности.
Но когда в их доме появился капитан фрегата «Борей», Фанни была несколько удивлена: репутация Горацио Нельсона не позволяла считать его желанным для губернатора гостем.
Сын небогатого сельского священника из графства Норфолк, Горацио в 9 лет лишился матери, а в 12 уже стал юнгой. В те годы на флотской службе были нередки даже десятилетние мальчики и на большом корабле могли одновременно плавать юнгами и мичманами десятки подростков. Мальчишки выживали, как могли: наушничали, дрались, вечно недоедая, ловили и жарили корабельных крыс…
Правда, Горацио поначалу было полегче: его дядя, капитан Морис Саклинг, старался устроить племянника на корабль получше. Незадолго до своей смерти он успел исхлопотать семнадцатилетнему пареньку досрочное присвоение лейтенантского чина и назначение на отплывающий в Вест-Индию фрегат «Ловестов», но дальше Горацио Нельсон мог рассчитывать только на себя…
Несколько лет судьба бросала парня по свету — из Северного моря в Карибское, потом через всю Атлантику обратно. В конце концов, снова прибила к вест-индским берегам в качестве капитана фрегата, назначенного нести дозорную службу.
Вступив на капитанскую должность, прямодушный Горацио был преисполнен готовности снискать себе славу честностью и верностью долгу… Но увы: именно эти качества были последними среди тех, что могли пригодиться человеку, который жаждал сделать карьеру в Вест-Индии тех времен.
Только что окончившаяся война за независимость США разрушила все связи, налаженные десятилетиями. Преуспеть в этой неразберихе, строго стоя на букве старых законов, не поспевавших за реалиями жизни, было сложно. И очень скоро худощавого, голубоглазого, светловолосого капитана, мнившего себя верным слугой короля и грозой контрабандистов, в домах богатых островитян стали считать выскочкой, сутягой, склочником и опасным вольнодумцем.
Однако Фанни выбирать не приходилось. Несмотря на безбедное существование, ее точил постоянный страх, что дядя может жениться вновь, и она превратится из хозяйки в приживалку. Да и роль дамы без возраста, пекущейся лишь о сервировке стола и чистоте подсвечников, уже начинала ей надоедать… Снова почувствовать себя молодой женой, которую муж засыпает комплиментами и пылкими письмами, было так соблазнительно… И маленькому Джошуа нужен отец…
Обдумав все эти резоны, она ответила на предложение Нельсона согласием. Они поженились в марте 1878 года. А спустя два месяца фрегат «Борей» во главе со своим капитаном был отозван на родину.
Трудное, но счастливое время
Всю дорогу до Англии Фанни провела в тревоге, пришедшей на смену мечтам.
На что они будут жить? Кроме жалованья Горацио и мизерного содержания, которое выделил ей дядя, у них за душой не было ни гроша…
Однако все оказалось даже хуже, чем она ожидала. Молва о неуживчивом характере Нельсона докатилась до Адмиралтейства, а тех, кто подкармливался с американской контрабанды, там было гораздо больше, чем предполагал наивный Горацио…
Сославшись на ветхость «Борея», скандального капитана поспешили спровадить на берег, где отправленным в запас неудачникам вроде него случалось годами ждать новых назначений, получая при этом лишь половину жалованья…
От безденежья они переехали из Лондона на родину Горацио — в местечко Бернем-Торп, поселившись у старого пастора Нельсона. Cо свекром Фанни поладила отлично, но стужа, царившая в доме, буквально изводила ее, заставляя выходить к обеду, закутавшись в отрез толстого сукна… О роскошных шалях жена капитана на половинном жалованье не могла и мечтать.
И все же… Чего она только не отдала бы нынче, чтобы вновь оказаться в том времени! Когда Джошуа приезжал на каникулы, они с отчимом становились неразлучны. Будто наверстывая собственное, до срока оборванное детство, Горацио с упоением учил мальчика мастерить корабли, разыскивать в лесу птичьи гнезда, лазать по деревьям… Джошуа души не чаял в приемном отце. Да и Фанни, удивляясь самой себе, день ото дня все сильнее привязывалась к мужу, за которого вышла по расчету.
Когда он, смущаясь, признался ей, что ничего не хотел бы так сильно, как появления у них общего малыша, ее сердце впервые за долгие годы дрогнуло в предчувствии настоящего счастья. Но с переменой климата что-то в ее организме разладилось, и желанная беременность никак не наступала… Это было, пожалуй, единственное, что по-настоящему тревожило ее в то время.
Между тем надежда Нельсона вернуться в море, а тем более на должность капитана крупного корабля, таяла с каждой новой весной. К четвертому году в Бернем-Торпе он уже не скрывал своего отчаяния. Сельский быт, которым он поначалу так старался себя занять, все сильнее его тяготил, и Фанни начинала опасаться, как бы скоро в тягость Горацио не стала и семья.
Война
Помочь им могла только… война. С ее началом временно списанных капитанов, как правило, снова ставили в строй, и у них появлялась надежда на повышение и дополнительный заработок. Беда была только в том, что кроме штормов и коварных морских глубин военных моряков подстерегали еще пули, ядра, рушащиеся снасти и страшные пожары, охватывающие подбитые корабли…
Так что всякий раз, когда Горацио, прочтя очередные газеты с новостями из Европы, начинал прикидывать, сколько еще мирных дней осталось у Англии в запасе, Фанни не столько радовалась, сколько обмирала от страха. И не только за мужа… Джошуа сравнялось тринадцать, когда Горацио твердо объявил ей, что, получив новое назначение, он возьмет пасынка мичманом…
У Горацио была возможность уклониться от своего последнего рокового плавания: здоровье адмирала сильно пошатнулось, и скажи он хоть слово против, Адмиралтейство не стало бы настаивать… Но Эмма Гамильтон, любовница адмирала, заявила, что просто жаждет увидеть дорогого Нельсона, возвращающегося с очередной победой.
Вот он и вернулся… С великой Трафальгарской победой и перебитым хребтом. Заспиртованный в бочке с ромом, который матросы и офицеры с «Виктории», доставив тело адмирала на родину, с превеликим почтением выпили за помин его души. И это все, что осталось от великого Нельсона: несколько бархатных подушечек с орденами и несколько глотков рома, смочившего матросские глотки…
Фанни доподлинно было известно, что снайпер, сидевший на рее французского корабля, вычислил английского командующего именно по горевшим на груди орденам.
Но это было потом. А 4 февраля 1793 года, через четыре дня после того, как революционная Франция объявила о начале войны с Англией, Фанни проводила мужа и сына из Бернем-Торпа. Горацио был на седьмом небе от счастья: после пяти лет забвения ему было поручено командование 64-пушечным военным кораблем «Агамемнон». И Фанни, стараясь угодить мужу, изо всех сил сдерживала слезы, душившие ее при прощании…
…Всякий раз, получая конверт с очередным посланием мужа, она от страха подолгу не решалась его распечатать. Горацио, считавший, что жена и мать моряка обязана быть мужественной, не щадил Фанни, подробно описывая в своих письмах все треволнения их с Джошуа боевой жизни… Смерти, выстрелы, артиллерийские и абордажные атаки…
Под Тулоном английский морской десант был сброшен в море войсками Бонапарта. А на Корсике Горацио едва не лишился глаз — песок и каменные осколки, разлетевшиеся при взрыве неприятельского ядра, брызнули ему в лицо, поранив правое веко и бровь…
После сражения у мыса Сент-Винсент Горацио написал письмо, все испещренное восклицательными знаками. К тому времени он уже получил под командование новенький 74-пушечник и рвался доказать, что достоин этой чести. Его «Кэптен» расстроил боевые ряды испанцев, ввязавшись в драку сразу с семью кораблями противника, среди которых был и самый крупный линкор вражеской эскадры — 144-пушечный «Сантисима-Тринидад».
А чуть позже, когда его собственный корабль, изрешеченный ядрами и лишившийся руля и мачт, вот-вот готовился пойти ко дну, Нельсон еще умудрился взять на абордаж два неприятельских линкора. Протаранив «Сан-Николас», абордажная команда «Кэптена» во главе с самим Горацио воспользовалась палубой врага как мостом, приведшим ее на соседний «Сан-Хосе»…
За бой у Сент-Винсента Нельсон получил орден Бани, дававший право на дворянство, одновременно подоспел чин контр-адмирала… Как же ликовал, узнав об этом, старый пастор Нельсон! А Фанни, читая письмо, только кусала платок, стараясь не думать о том, как ее муж и сын с зажатыми в зубах кортиками, цепляясь за обрывки снастей, в дыму и огне по-кошачьи карабкаются на палубы яростно отстреливающихся испанских кораблей…
Ранение
Получив весной 1797 года письмо, написанное корявым, как будто детским почерком, Фрэнсис поначалу приняла его за весточку от кого-то из многочисленных племянников… Но капитанская сургучная печать говорила о том, что письмо все же от мужа… Сломав сургуч, она пробежала глазами несколько строк. И упала в обморок.
В феврале 1797-го Нельсон получил приказ захватить с моря крепость Санта-Крус на испанском острове Тенерифе. Задача явно невыполнимая, но Нельсон сам возглавил ночной десант. И, едва ступив на берег, упал, обливаясь кровью. И, скорее всего, истек кровью, если бы не Джош, который, несмотря на возражения отчима, все-таки увязался за десантом…Сорвав с шеи платок, мальчик стянул жгутом раздробленную правую руку Горацио, прикрыл ее от песка и грязи его треуголкой и, не обращая внимания на рвущиеся вокруг ядра, поволок Нельсона к шлюпке…
Спустя полтора часа неудачная атака англичан была окончательно отбита, а их командир лишился руки, ампутированной выше локтя. Ее отрезали на столе адмиральского салона, где перед каждым боем заранее разворачивался нехитрый лазарет. Рядом с разложенными скальпелями, пилами и иглами ставили откупоренный бочонок с ромом, игравшим роль и анальгетика, и антисептика…
— Я уверен в твоей любви и знаю, что ты получишь одинаковое удовольствие от моего письма, будь оно написано правой или левой рукой. А еще больше удовольствия тебе принесет мысль о том, что своей жизнью я обязан Джошуа…
В сентябре 1798 года Нельсон прислал письмо следующего содержания:
— Дорогая жена… Ты будешь рада узнать, как торжественно и пышно принимают меня в Неаполе. Уверен, и ты будешь за меня горда…
Горацио всегда считал, что ничто не может сделать его жену счастливее, чем гордость за него. В таком случае осенью 1798 года Фанни и вправду должна была быть счастливейшей из английских женщин. Вся страна только и говорила о храбрости, находчивости, решительности адмирала Нельсона, разгромившего в дельте Нила ненавистный всей Британии французский флот.
Счастья Фанни не ощущала, а если ей случалось обмолвиться, что покой под одним кровом с мужем был бы ей куда дороже, Нельсон лишь раздражался.
«Король ждет от меня новых побед!»
Робкая надежда Фанни на то, что лишившийся руки муж теперь будет с ней и они станут безбедно существовать на тысячефунтовую пенсию, назначенную ему после ранения, быстро развеялась. Горацио наотрез отказался оставить флот, несмотря на то, что ампутация, сделанная при сильной качке, прошла крайне неудачно: рана гноилась и страшно болела.
— Король уверил, что ждет от меня новых побед! — сообщил Горацио Фанни после королевского приема, устроенный по случаю вручения Нельсону очередной награды…
И ей не осталось ничего другого, как отныне проводить дни на кухне, лично заваривая в десятке кастрюлек травы для лечебных компрессов, а ночи за чтением Горацио книг и газет. Спать он мог только после изрядной дозы опиума и то всего лишь несколько часов. Отвлечь себя от постоянной боли он старался упражнениями с левой рукой, которой ему отныне предстояло и писать, и фехтовать, и стрелять, и есть…
Только через десять месяцев после ранения Нельсон впервые смог проспать всю ночь целиком. А наутро принялся строчить в Адмиралтейство донесения о том, что полностью здоров и готов к службе…
Накануне отплытия он взял Фанни с собой к леди Спенсер, жене первого лорда Адмиралтейства, по традиции приглашавшей на свой прием всех уходивших в море капитанов боевых кораблей. Их жены на прием не допускались, но для Горацио леди Спенсер сделала исключение.
— Я просто не знала, что возразить мужу, который так сильно любит свою жену, — призналась она в тот вечер разрумянившейся от смущения Фанни…
После назначения пенсии Нельсоны купили особняк в Саффолке…
— Потерпи. Я разделаюсь с французами, вернусь к тебе пэром Англии, и все, о чем ты мечтаешь, сбудется непременно, — заявил ей муж, отправляясь вслед рвущемуся в Египет наполеоновскому флоту…
Увы, все случилось совсем иначе.
Придворные интриги
Впервые имя Эммы Гамильтон мелькнуло в письмах мужа еще в тот год, когда он отправился в Средиземное море на своем «Агамемноне». Эмма была женой сэра Уильяма Гамильтона, английского посла в Неаполитанском королевстве, бывшего старше своей супруги более чем вдвое.
Гамильтон женился на Эмме, зная, что она дочь кузнеца, бывшая горничная и что у нее до него было множество мужчин, в том числе и его собственный родной племянник. Однако Гамильтон пошел на этот неслыханный мезальянс не только из сластолюбия. В Эмме он увидел таланты, которые могли быть крайне полезны ему в тонкой дипломатической работе. Она была удивительно обаятельна и вдобавок умна, хитра и абсолютно беспринципна. Ну чем не истинный дипломат?
Интересно, спрашивал ли себя когда-нибудь Горацио, почему в их первую встречу, в 1793-м, он не произвел на Эмму того впечатления, которое произвел пятью годами позже, явившись к ней с выпавшими от цинги зубами, изуродованным глазом, отнятой выше локтя рукой и сединой, еще до сорока покрывшей его голову? Что особенного вдруг разглядела в нем эта самовлюбленная красотка, привыкшая к мужским восторгам, сопровождавшим ее всегда и везде?
Или просто все дело было в том, что в первый свой приезд в Неаполь Нельсон был всего лишь рядовым капитаном линейного корабля, пусть и посланным к королю Фердинанду с важным поручением? Тратить порох на столь мелкую птицу Эмма не пожелала… Или сэр Уильям ей не велел.
Но во второй раз… Во второй раз Нельсон явился в Неаполь героем. Средиземноморское побережье практически целиком было занято французами и их союзниками. И престарелому послу как никогда нужна была возможность отличиться, убедив всех, что это именно он смог сохранить для Англии некую дружественную территорию…
Теперь, когда Неаполитанскому королевству потребовалась защита от Бонапарта, поглощавшего одну страну за другой, сэр Уильям решил, что самое время достать из рукава свой необычный козырь…
Мужественный и талантливый адмирал, на счастье совершенно несведущий в придворных интригах, всем мог пригодиться. Нужно было только грамотно разыграть нужную пьесу. Так, чтобы он поверил, что ему в этой пьесе и впрямь отведена главная роль…
Ради леди Гамильтон
Мечты Горацио в ту осень сбывались одна за другой. После победы на Ниле он получил европейскую славу, титул барона и огромное количество наград от монархов разных стран, в том числе от турецкого султана орден Полумесяца, специально утвержденный для «неверных». Отныне треуголку адмирала украшал огромный брильянт, помещенный в оправу в виде золотого пера. Вожделенное пэрство, поместье в Италии, пожалованное королем Фердинандом…
— Приготовления леди Гамильтон к приему в мою честь заставляют меня просто раздуваться от гордости, — писал Нельсон жене.
Неистощимая на выдумки леди Гамильтон без устали устраивала празднества в честь «героя Нила» и преданно сопровождала на них адмирала.
Первым не выдержал всегда раньше преданный отчиму Джошуа: вдребезги напившись на устроенном в честь сорокалетия Нельсона торжественном приеме, он вдруг начал выкрикивать оскорбления в адрес леди Гамильтон…
Что ж, ничего удивительного не было в том, что неискушенный юноша первым заметил то, что даже престарелый дипломат предпочитал не видеть: его жена не на шутку увлеклась и своей новой ролью, и своим подопечным, которого муж ей так неосмотрительно вручил…
Что же до Нельсона, то он в буквальном смысле слова потерял голову от поразившей его любви. Фанни и в страшном сне не могла представить себе, что ее муж, всегда ставивший воинский долг выше любых мыслимых ценностей, вдруг откажется выполнить приказ командующего! Даже если смертельная опасность грозит всей его семье!
Но ради леди Гамильтон…
Несколько раз Нельсон открыто нарушал приказ, повелевавший ему оставить Неаполь, заявляя, что не бросит город, пока не минует опасность наполеоновского вторжения. А когда такая опасность над Неаполем все же нависла, сам руководил эвакуацией королевской семьи и ее сторонников в Палермо. Стоит ли говорить, что на уплывших в Палермо кораблях была и чета Гамильтон…
Все реже приходили Фанни письма из Италии, все резче муж отвечал отказом на ее предложения приехать к нему, чтобы наконец-то увидеться после долгой разлуки. Она, несмотря на гадкие слухи, страшилась обидеть мужа необоснованным подозрением…
В конце концов Эмма Гамильтон была не первой, кому Нельсон оказывал внимание во время своих долгих разлук с женой… Один из молоденьких мичманов, приезжавших в гости к Джошу, как-то проговорился, например, о близкой дружбе капитана с оперной певицей из Ливорно Аделаидой Коррелья… Но Фанни тогда и виду не подала, что это ее задело: здравый смысл в отличие от мужества никогда ей не изменял…
А ревновать моряка она считала делом неблагодарным. Так что даже осенью 1800 года, когда супруг наконец-то сообщил ей, что возвращается в Англию, она предпочла не обращать внимания на то, что едет он не морем, а сушей, через всю Европу. И что сопровождают его «добрые друзья» — сэр Уильям, вышедший в отставку, и его жена. У Фанни даже хватило выдержки, чтобы любезно пригласить чету Гамильтон в гости и послать в подарок Эмме шляпку и платок, которые могли ей пригодиться с наступлением зимних холодов…
Между тем о романе адмирала и леди Гамильтон уже открыто судачили газеты, а Адмиралтейство недвусмысленно выразило свое отношение к нему, отказавшись прислать за Нельсоном и его спутниками, добравшимися наконец до Гамбурга, боевой фрегат. На родной берег адмирал, овеянный военной славой, ступил с борта обычного почтового пакетбота.
«Или она, или я!»
А спустя три дня в лондонской гостинице «Неро» состоялась его встреча с женой, которую он не видел два с половиной года…
Фанни уже было абсолютно ясно, что любовь Горацио и даже его нежность отныне принадлежат не ей. И все-таки… Надеясь, что всеисцеляющее время постепенно вернет в их дом хоть малую толику царившего там когда-то тепла, она, собрав в кулак все силы, стоически терпела еще несколько недель.
Они сняли особняк на Дувр-стрит, Фанни набрала прислугу… Как преданная собака, исполняющая любую прихоть хозяина, она ходила в театр, где леди Гамильтон и сэр Уильям на правах ближайших друзей адмирала сидели с ними в одной ложе. Она приглашала Гамильтонов на обед, выслушивая перед их приездом упреки Горацио за неумение устроить по-настоящему блестящий праздник, подобный тем, на которые Эмма была такой мастерицей…
На одном из обедов леди Гамильтон неожиданно стало плохо. Ее отнесли в спальню. Когда Фанни, по обязанности хозяйки вызвавшаяся помочь гостье, расшнуровала ее корсет, то едва сама не потеряла сознание: Эмма была глубоко беременна.
И все же Фанни промолчала и в тот день. Самообладание оставило ее неожиданно и в самый неподходящий момент. Это случилось морозным январским днем в чужой столовой, где они оказались с Горацио… Разговор зашел о средиземноморских победах Нельсона, и, услышав, как ее муж, по обыкновению, принялся рассыпаться в благодарностях «несравненной леди Гамильтон, так много сделавшей для него лично и упрочения британского влияния в Италии», Фанни вдруг вскочила из-за стола:
— Мне наконец все это надоело! Или она, или я!
В столовой повисла тишина.
— Попридержи язык, Френсис! — впервые за все годы брака она вдруг услышала в голосе мужа угрозу. — Этой женщине я многим обязан и обязательствами своими не намерен пренебрегать!
— К счастью, я ей ничем не обязана, — бросила Фанни в сердцах, прежде чем выбежать вон…
И все же меньше всего в тот день она думала о том, что этот совместный обед станет последним в их жизни. Однако вышло именно так. Они увиделись еще лишь однажды, неделю спустя, накануне отъезда Нельсона в Плимут, где он должен был принять под свое командование младший флагман Балтийской эскадры.
Горацио заехал на несколько минут — взять что-то из вещей… Он молча ходил мимо Фанни туда и обратно, а она, не поднимая головы, ничком лежала на супружеской кровати…
Джентльменский поступок
Нельсон не замедлил назначить ей содержание в размере 1600 фунтов в год — это ровно половина от того дохода, которым он сам на тот момент располагал. Тронутая его щедростью, Фанни несколько раз писала мужу… Но властный адмирал никому не желал прощать неповиновения. Даже жене, перед которой был бесконечно виноват.
Не желая встречаться с ней, он не приехал даже на похороны собственного отца, которого Фанни много лет заботливо опекала. После смерти старого пастора зятья и невестки стали постепенно отворачиваться от Фанни, боясь прогневать возвысившегося брата и его любовницу, все больше прибиравшую Горацио к рукам…
Уже ни от кого не скрываясь, Горацио с Эммой жили вместе в поместье Мертон, и даже сэр Гамильтон больше им не мешал. Он скончался в 1803 году. Расставшись с Фанни, Нельсон вычеркнул из своей жизни и пасынка. Стоило ли удивляться, что несчастный парень пристрастился к бутылке?
Слава Нельсона крепла год от года, особенно упрочившись после сражения у Копенгагена в 1801 году…
Но это уже не имело к Фанни никакого отношения. Сидя в своем лондонском доме, о котором когда-то так страстно мечтала, она одиноко коротала вечера за пасьянсом. Из-за пьянки Джошуа списали на берег, и он редко появлялся у матери…
Последнее письмо
Тем временем наступил 1805 год. Наполеон, не перестававший мечтать о захвате Великобритании, готовился к беспрецедентной операции, задумав перебросить на баржах через Ла-Манш 200-тысячную армию и кавалерию из 9000 голов. Нужно было только отвлечь англичан, дав тем самым возможность баржам с десантом пересечь пролив… И Бонапарт рассчитывал, что эскадре адмирала Вильнева удастся справиться с этой задачей. Единственной же надеждой Англии оставался флот, который под предводительством Нельсона неустанно курсировал вдоль европейского побережья.
21 октября 1805 года на траверсе испанского мыса Трафальгар Вильнев наконец угодил в расставленные Нельсоном сети…
При виде неприятельской эскадры Горацио Нельсон в последний раз в жизни сел за письменный стол. Все мысли адмирала занимала Эмма Гамильтон и маленькая дочь, названная в честь отца Горацией. Им, а не Фанни, он писал в последний день своей жизни. О них же просил в последнем послании к королю, всей душой надеясь, что монарх и страна, которым он служил, возьмут на себя заботу о тех, кого он так любил.
После смерти Нельсона Эмма располагала доходом в 50 000 марок на себя, свою старую мать и дочь, не считая недвижимости. Она могла бы жить безбедно, однако, привыкнув к роскоши, продолжала по старой привычке тратить немыслимые суммы, к тому же начала пить и играть в карты.
Летом 1813 года супруга знатного посла сэра Вильяма Гамильтона, женщина, которую любил знаменитый английский герой морей лорд Нельсон, отправилась в долговую тюрьму. Кингс — Бенч стал прибежищем когда-то гордой леди. Здесь она провела около десяти месяцев. Весной или летом 1814 года адвокату Джошуа Джонатану Смиту удалось добиться ее освобождения под залог. Он же помог ей бежать во Францию.
Королевская милость
Фанни знала, что король ни за что не даст пенсии леди Гамильтон. У христианина не может быть двух жен! Ни монарх, ни кто-либо из его вельмож не пожелали иметь ничего общего с женщиной, поправшей приличия так грубо, как Эмма Гамильтон… А Нельсона, готового защищать свою Эмму от всего света, рядом больше не было…И королевская ежегодная пенсия в две тысячи фунтов, полагающаяся законной супруге погибшего героя, была назначена Фанни.
Разумеется, этой королевской милостью она ни с кем не собиралась делиться. Возможно, на какую-то долю секунды мысль о маленькой осиротевшей девочке и мелькнула тенью в ее голове, но тут же пропала: Горацио не посчитал нужным сообщить жене о рождении дочери, значит, для Фанни ее как будто и нет…
Кто знает, если бы дочку родила она, а не Эмма Гамильтон, возможно, вся их жизнь с Горацио пошла бы по-другому… Хотя что теперь об этом говорить! Да и кто вообще сказал, что это ребенок Нельсона?
Фанни знала, что у Горацио Нельсона никогда не было законных детей. Единственным, кто с полным правом называл его отцом, пусть даже и приемным, навсегда остался Джошуа, сын Френсис от первого брака.
Жизнь Эми Лайон, великой куртизанки и авантюристки леди Гамильтон, закончилась в горе и нужде. Запутавшаяся в долгах, пристрастившаяся к алкоголю, она умерла от водянки в ужасающей нищете и одиночестве. Случилось это 15 января 1815 года во французском порту Кале, где она прожила несколько месяцев после побега из Англии. Могила ее неизвестна.
Горацию воспитали тетки по отцу. Лишь в конце своей жизни дочь Нельсона получила запоздалую помощь от королевы Виктории.
Всю жизнь после смерти Нельсона Фанни жила в уверенности, что это бог покарал ее мужа за ее разбитое сердце и за его неумеренную гордыню. За пожиравшее его отвратительное тщеславие, которое разжигала в нем леди Гамильтон. Все, что было между ней и Горацио, с его смертью наконец-то закончилось.
Леди Нельсон выпала тихая и безмятежная старость. Опомнившийся Джошуа бросил пить, занялся торговлей, в которой весьма преуспел, женился и окружил свою мать внуками. Одна из внучек вспоминала, как бабушка сажала ее на колени и показывала миниатюрный портрет Нельсона, хранившийся в медальоне. Его она никогда не снимала.
— Надеюсь, радость моя, ты никогда не узнаешь, каково это — жить с разбитым сердцем, — приговаривала жена флотоводца, неизменно целуя медальон, прежде чем снова спрятать его на груди…
Несмотря на личную обиду, даже она понимала, что ее муж был великим флотоводцем и потрясающим героем истории. Конечно, у него были недостатки: он был тщеславен и подчас безжалостен. Но его изъяны меркнут на фоне его триумфов. Именно благодаря Нельсону, его отваге и тому, что главным для него были братство, долг и родина, королевский флот Англии стал лучшим во всем мире.
Россинская Светлана Владимировна, гл. библиотекарь библиотеки «Фолиант» МБУК «Библиотеки Тольятти»
