5 октября в Нью-Брунсвике (штат Нью-Джерси) умер Израиль Моисеевич Гельфанд, 96 лет.
8 ноября в Москве — Виталий Лазаревич Гинзбург, 93 года.
Два «последних великих» советской науки. Их, кстати, избрали член-корреспондентами АН СССР одновременно — в октябре 1953-го. Оба тогда работали в ядерном проекте, Гинзбург (он предложил одну из двух «основных идей», на основе которых создали водородную бомбу) получил закрытую Сталинскую премию I степени в 1953-м, орден Ленина в 1954-м, Гельфанд — закрытую Сталинскую премию в 1953-м, закрытую Ленинскую в 1961-м, ордена Ленина — в 1954-м и 1956-м. Гинзбург стал академиком в 1966-м, Гельфанд в своем антисемитском отделении математики — в 1984-м.
Впрочем, дело не в советских наградах. Все знали, что по любому счету они принадлежат к «первой сотне» ученых мира, оба были членами Королевского общества (Англия), Национальной АН США, лауреатами Вольфовской премии и т. д. — перечислять можно до конца статьи. Гинзбург, как известно, получил Нобелевскую премию, которую очень редко дают теоретикам. Сейчас в России остался лишь один нобелиат — Ж. Алферов.
Гельфанд эмигрировал в США в 1989 году, хотя часть его семьи осталась в России (например, его внук — замдиректора Института проблем передачи информации РАН), Гинзбург остался дома, хотя его дочь, внучки, правнучки живут в США и Израиле.
В Большой советской науке они стояли в ряду таких как Колмогоров, Ландау, Семенов, Капица, Зельдович, Тамм, Боголюбов, Басов, Прохоров… (кстати, Сахарова по чисто научным достижениям в этот ряд многие эксперты все-таки не включают).
Неверно говорить, что в России не осталось ученых подобного масштаба. Называют математиков — Арнольда, Новикова, Фадеева, из физиков — Алферова и Сюняева. Правда, Арнольд работает во Франции, Сюняев — в Германии, Новиков — в США. При этом все они часть времени проводят в России.
Но Гельфанд и Гинзбург были не только учеными, но и великими учителями. Они создали знаменитые семинары, сопоставимые с семинарами Ландау. Десятки лет семинары Гельфанда и Гинзбурга были двумя главными очагами научной жизни в Москве, а значит в России. Правда, эти очаги потухли задолго до физической смерти самих могикан.
Ни тот, ни другой не занимались «политикой», не были «диссидентами», но масштаб фигур таков, что они воспринимались как «общественные деятели». Ни тот, ни другой ни разу не замарались подписанием «писем против Сахарова — Солженицына» или соучастием в «антисионистских кампаниях». Такая независимость (причем, заведующий теоретическим отделом ФИАН, член КПСС Гинзбург был прямым начальником Сахарова) в Советское время дорогого стоила — сейчас это даже не так легко оценить. Поведение таких людей задавало моральную планку для советской научной (и околонаучной) интеллигенции в большей мере, чем собственно диссиденты.
Общественная активность Гинзбурга резко выросла именно в последние годы. Он вел совершенно безнадежную борьбу против интеллектуального маразма, навалившегося на Россию, — закона божьего в школе, лженауки (астрология и т. д.), против всей той претенциозной чуши, которой забивает себе мозги российское общество, «вставшее с колен, потеряв мозги».
Я думаю, что для Гинзбурга главным было здесь не намерение «переубедить» глухих, а просто рефлекс интеллектуального и человеческого достоинства, инстинктивного отвращения к казенной лжи, духовному насилию, фальшивому пафосу и «всякой мути». Он уважал логику и факты, а не алтари и знамена. Кстати, и говорил Гинзбург соответственно — без важности, «по-мальчишески».
Чувство естественного достоинства определяло отношение Гинзбурга и Гельфанда к еврейскому вопросу — несомненно, очень важному для них, как для любых евреев (не только в СССР, России!) и очень остро стоявшему в академической среде. Ни словом, ни делом они не прогибались перед государственным антисемитизмом, не сдавали своих. Среди учеников и сотрудников Гельфанда и Гинзбурга (как и Ландау) подавляющее большинство — евреи. Да, им было психологически комфортнее в таком «гетто», хотя ни о каком «национализме» в обычном смысле (фора для «своих» дураков, тем более, неприязнь к «чужакам») речь, понятно, не шла.
Какова сейчас роль евреев в российской науке?
Как ни странно, формально ничего не изменилось. Например, среди 1200 членов РАН (академики + член-корреспонденты) около 10% — евреи, или имеют «частично еврейское» происхождение. Примерно так было и в АН СССР эпохи расцвета — в 1960–70-е годы. (Для сравнения, среди членов Национальной АН США евреев свыше 30%.) Поразительно: число евреев в стране уменьшилось с тех пор в добрых 10 раз (!), в первых рядах уехавших — ученые, та же школа Гельфанда полностью перебралась в США — а в Академии наук будто ничего не изменилось!
Это говорит, конечно, об огромной силе инерции в таких почтенных учреждениях. Что касается «качества ученых», то оно в России ухудшилось примерно в одинаковой пропорции у всех наций. Если среди евреев нет новых Ландау, Гельфандов, Гинзбургов (хотя и это не совсем так, «полуевреи» Арнольд или Алферов сопоставимы с Гельфандом и Гинзбургом по вкладу в науку), то среди русских нет Колмогоровых и Боголюбовых (хотя, опять же, Новиков или Фадеев сопоставимы).
И все-таки «еврейский след» в российской науке — свет погасшей звезды. Евреям — членам РАН — в основном хорошо за 70, они значительно старше своих коллег, а более молодого поколения евреев в науке почти нет. Дело не в национальности (хотя никуда не делся — среди тех же математиков, скажем, — и антисемитизм): просто реализоваться ученому в России почти невозможно.
Так что естественный отбор = отъезд «последних способных» в США, Европу, Израиль неизбежно продолжится. И прежде всего это верно для еврейской молодежи.
«После отъезда евреев университет ничего не потерял — университета больше нет». По отношению к Германии эти крылатые слова оказались сильным преувеличением — немецкая наука существует, и вполне успешно. А что станет с российской наукой «без евреев»?
«ЕВРЕЙСКОЕ СЛОВО», №42 (460), 2009 г. – http://www.e-slovo.ru
Комментарий: Об Израиле Моисеевиче Гельфанде. Вот одно из его высказываний, сделанных в достаточно узком кругу в советское время. “Когда все строили пирамиды–евреи воевали. Когда все бросились воевать и запретили воевать евреям–евреи стали торговать. Когда все бросились торговать и запретили торговать евреям–евреи стали заниматься наукой, как я. Интересно, что будет, когда все бросятся заниматься наукой и запретят науку евреям? Ничего придумать не могу!”
