В России 2020 год отметился громкими процессами по делу "Сети" и "Нового величия"* .
В обоих случаях защита обвиняемых настаивала, что спецслужбы сами, с помощью провокации, создавали на бумаге террористическое и экстремистское сообщества, а члены организаций не то что не планировали совместно устраивать теракты и захватывать власть, но даже не все друг друга знали. Тем не менее большинство фигурантов обоих дел получили реальные тюремные сроки – от шести до восемнадцати лет колонии.
Похожие истории уже случались. 21 сентября на свободу вышел Иван Асташин. Ему 27 лет. В 18 он оказался в СИЗО по делу о терроризме. Ему вменяли участие в "Автономной боевой террористической организации" (АБТО, ее деятельность запретили и признали террористической в 2013 году).
Асташин, еще будучи несовершеннолетним, 20 декабря 2009 года вместе с четырьмя подростками поучаствовал в акции "С днем чекиста, ублюдки!". Молодые люди разбили молотком окно в отделении ФСБ по Юго-Западному административному округу и кинули внутрь бутылку с зажигательной смесью. В результате обгорел подоконник и несколько стульев, пострадавших не было.
Асташин, которого впоследствии объявили организатором восьми терактов, снимал акцию с поджогом ФСБ на видео и никак более в ней не участвовал. Тем не менее группу Асташина следователи объединили с другими поджигателями. Так возникло "дело АБТО", по которому осудили девять человек.
Асташин при этом не только не был знаком с половиной своих подельников, но и расходился с ними во взглядах – те были ультраправыми и поджигали, среди прочего, несколько торговых точек и жилой дом, где работали мигранты. Астамшин свою вину не признавал. В 2012 году Мосгорсуд приговорил его к 13 годам строгого режима, но вскоре этот срок снизили до девяти лет и девяти месяцев.
Би-би-си поговорила с Асташиным и узнала у него, как устроены российские тюрьмы.
Би-би-си: Вас за эти девять лет и девять месяцев несколько раз перемещали по разным колониям. Вы сидели и в ИК-17 в Красноярске, и в ИК-15 в Норильске. Это нормальная практика по отношению к заключенным? Почему так происходит?
Иван Асташин: Этапируют совершенно по разным причинам, причем зачастую причины истинные отличаются от формальных поводов. Тысячи осужденных постоянно этапируются из одного лагеря в другой как в рамках одного региона, так и между регионами.
Причины различные: где-то неудобен заключенный в какой-то колонии, где-то не могут с ним справиться, чтоб он вел себя так, чтобы это не затрагивало администрацию колонии… Тут и работает принцип "разделяй и властвуй". Допустим, если где-то заключенные чего-то добиваются и если администрации в этом совсем не заинтересована, их развозят в другие лагеря.
Что же касается меня, то в Норильск меня в первый раз повезли, как я предполагаю, потому что когда меня в 2013 году возили в Москву на разбирательство в президиуме Верховного суда, по итогу которого мне снизили срок, я написал жалобы на ИК-17, на то, что там происходит. И хотя в отношении меня пытки не применялись, но когда я туда приехал первый раз, мне угрожали, от меня требовали явки с повинной.
Я это всё отразил жалобах в Генеральную прокуратуру, Следственный комитет. И когда я вернулся в 2014 году в ИК-17, мои жалобы сработали, ко мне следователь пришел. И в общем первым рейсом меня просто-напросто в Норильск отправили.
Би-би-си: В Норильске менее жестко было?
И.А: В Норильске сотрудники себе практически не позволяют применять физическую силу в отношении осужденных, не говоря уже о пытках.
А в ИК-17 такое и раньше практиковалось и до сих пор практикуется. Но там это всё достаточно, скажем так, хитро устроено. То есть это далеко не всех касается, и касается обычно тех, кто в "приемке" [только приехал в колонию] и в карантине. В карантине по закону могут держать до двух недель, а так они порой держат сколько им заблагорассудится, кто-то месяцами сидит в карантине.
В Норильске такого нет. Там методы воздействия – это в ШИЗО (штрафной изолятор – Би-би-си) помещают, в ПКТ (помещение камерного типа – Би-би-си), в СУС (строгие условия содержания – Би-би-си). Конечно, поводы могут быть надуманные, но методы законные. Единственное, что там практикуется из жести, это психотропы [применение психотропных препаратов в отношении заключенных]. Но это редко происходит. Но происходит.
Би-би-си: Дело "АБТО" было относительно публичным, в СМИ вас называли политзаключенным вы, я так понимаю, в тюрьме вели довольно активную деятельность, писали жалобы, в СМИ публиковали ваши тексты. Вот такая публичная деятельность вообще меняет положение на зоне, отношение других заключенных и администрации?
И.А: Отношение администрации это, безусловно, меняет, потому что они же понимают, что если будут применять какие-то незаконные практики, то это все рано или поздно будет опубликовано. В этом они совершенно не заинтересованы.
Би-би-си: Как устроена система взаимоотношений в местах заключения? Как работает кастовая система между заключенными?
И.А: Эта система на самом деле очень неоднородна. Её можно сравнить с "новым средневековьем", описанным Владимиром Сорокиным. То есть в разных регионах и даже в разных лагерях порой складывается совершенно различные системы. Можно сказать, там одно княжество, там другое, а там вот "Новгородская республика". Но кастовая система все равно везде в принципе сохраняется так или иначе.
Пр чем поддерживается это не только заключенными, но и администрациями СИЗО и колоний. К примеру, приезжаешь в любое учреждение, там по приезду спрашивают ФИО и неформальный статус – "мужик", "красный" или "обиженный".
Би-би-си: Как вам кажется, почему администрации это выгодно?
И.А: Управляемость таким образом достигается, опять же принцип "разделяй и властвуй" – то есть заключенные, получается, уже не единая масса, а разные касты, которые между собой, скажем так, не дружат. И в некоторых учреждениях этим очень умело пользуется администрация. Зная, что человек не хочет попадать в низшую касту, они, допустим, этим угрожают, чтобы чего-то от него добиться.
Би-би-си: От этой системы возможно убежать?
И.А: По большому счету от этого невозможно убежать. То есть если ты сам не будешь себя ни к какой касте причислять, тебя как минимум к касте "красных" отнесут. Или допустим, если ты будешь дружить с кем-то из "обиженных", то попадешь в ту касту.
Би-би-си: Что значат эти касты?
И.А: "Мужики" – это опора преступного мира. Есть "воры" – это отдельная каста, самая высшая. У нас даже уголовном кодексе появилась такая статья – "занятие высшего положения в преступной иерархии". Вот это оно и есть, эта статья именно под "воров" писалось. Слово "вора" для "мужика" – закон.
Общее слово для "мужиков" и "воров" – это "порядочные арестанты" или "людская масса".
"Мужиков" много, "воров" – единицы. К примеру, в Красноярском управлении, среди всех красноярских лагерей и тюрем находилось всего три "вора". Большинство заключённых с ними никогда не пересекаются, никогда их не видят, потому что их [администрации колоний] стараются изолировать, так как они имеют очень большое влияние на "массу".
"Мужик" – это обычный заключенный, который работает на промзоне. Он не должен работать на администрацию, стучать не должен, на должностях не должен стоять.
"Красные" – это как раз в первую очередь те, кто стоят на должностях: завхозы, дневальные, бригадиры, то есть те, кто практически работает наряду с сотрудниками учреждений. В каких-то лагерях они их и заменяют. Например, приезжаешь в колонию, заходишь в карантин, тебе говорят – пройди в кабинет оперуполномоченного. Заходишь в кабинет, а там вместо настоящего опера зэк сидит.
Би-би-си: Это законно?
И.А: Нет конечно.
Есть, допустим, такие места, как Омск до недавнего времени или Владимир. Еще несколько лет назад там у "красных" была, можно сказать, беспредельная власть. Там процветала официально упраздненная еще в 2010-м году СДП – секция дисциплины и порядка, то есть это те заключенные, которые на уровне надзирателей двигаются по зоне. Они и этапы встречают, избивают, и обыски проводят, заставляют заключённых маршировать. В Омске до бунта, случившегося в 2018 году, именно так и было.
Или приведу пример. В Челябинске много лет до 2012 года очень печально было в лагерях, там режим лютый прививался, осужденных заставляли маршировать, всячески унижаться. А потом там были бунты – и все поменялось.
Но за то время, пока там была эта ситуация, многих заключенных вынуждали становиться "красными", идти работать дневальными, или коптерами, или в столовую. И очень много людей оказались в таком статусе. И там [другие заключенные] с пониманием к этому относились. К тем, кто не избивал других заключенных, не стучал, а просто, грубо говоря, вынужден был надеть вот эту красную повязку, к тем относились достаточно ровно.
Среди "красных" могут быть и те, что непосредственно на администрацию работает, и хозобслуга, и те, кого выкинули из "людской массы" – скажем, был "мужиком", допустил какой-то неподобающий поступок, и его "выкинули из массы", его "нет среди людей".
Би-би-си: А третья каста?
И.А: Это, скажем так, пассивные гомосексуалисты, как это раньше было принято говорить. Хотя на самом деле это далеко не так.
Это и те, кто оказывает другим осужденным услуги сексуального характера. Но и вообще любой контакт с мужским половым органом [предполагает], что автоматически человек попадает в касту "обиженных". Причем контакт может быть как прямой, так и опосредованный. Допустим, практически любой оральный секс, даже с женой. Поэтому бывалые каторжане новоприбывшим советуют не распространяться о своей вольной сексуальной жизни. И поэтому много молодых ребят вот именно на этом попадает [в касту "обиженных"].
К "обиженным" ещё часто попадают те, кто [осужден] за изнасилования или ещё хуже – за педофилию. С таким человеком скорее всего "мужики" не захотят сидеть. Бывают, что его ещё и сильно изобьют, встречаются ситуации когда и убивают.
Би-би-си: На зоне есть наркотики? В одном из ваших текстов вы писали, что впервые попробовали гашиш в "Матросской тишине".
И.А: На тот момент [в 2012 году], по крайней мере, в "Матросской тишине" это была очень распространённая практика.
Есть "режимные зоны", где все подчиняется власти администрации, и, соответственно, никаких запрещенных веществ туда со свободы не попадает. Есть "черные зоны", где у зэков какая-никакая власть есть. Но все по-разному может быть от региона к региону.
Что касается того же гашиша и других видов растительных наркотиков – к ним обычно сами заключенные положительно относятся. Это употреблять среди заключённых везде считается нормальным.
А если брать уже тяжелые наркотики – героин, метадон – то где-то их употребляют, это считается нормальным, а где-то на них стоит запрет именно среди самих заключенных. Этим, кстати, отличается Забайкальский край.
Отдельная статья – это новые синтетические наркотики, так называемый спайс или соли. По ним везде абсолютно в России считается, что эти наркотики употреблять нельзя, считается, что это "нелюдской" кайф. Но тем не менее, опять же, есть такие места, где их употребляют в обход всего этого.
Би-би-си: Как наркотики чаще всего попадают на зоны?
И.А: Конечно, через администрацию. Чаще всего "мусора" их сами и таскают и очень хорошо на этом зарабатывают.
Би-би-си: А телефоны?
И.А: То же самое. Без помощи администрации заключенному очень тяжело что-то затянуть в зону.
В "режимных зонах", скорее всего, вообще ни у кого нет доступа к телефонам. Если взять красноярские лагеря, хоть ИК-17, хоть ИК-15 – там телефонов нет вообще.
В тех же лагерях, где у заключённых имеется какая-то власть, там тоже по-разному бывает. Бывает, что сами заключенные или те, кто имеет какой-то авторитет, приходят к решению, что не надо этим злоупотреблять и что будет один телефон на барак или, там, пять телефонов на барак. И все к ним доступ имеют.
Где-то таких ограничений нет – и любой зэк, имея деньги, может затянуть хоть телефон, хоть пять телефонов.
Би-би-си: Сколько это может стоить?
И.А: Опять же, всё разнится от региона к региону. Самое минимальное что я слышал – тысяча рублей. Максимальная – я помню ещё несколько лет назад удивлялся, когда услышал что в одном СИЗО просят 25 тысяч рублей за провоз телефона. Но сейчас, по-моему, в некоторых местах есть и ещё более высокие ценники на такие услуги.
Би-би-си: Как быстро вы разобрались в этой системе каст и уклада, попав в систему?
И.А: Будучи еще в Москве, я достаточно быстро всё понял. Но когда я попал в Красноярск, там, конечно, было много неожиданностей. Но тут надо понимать что всё-таки СИЗО и лагерь – это две большие разницы.
Допустим, в СИЗО в Москве "мужики" отдельно сидят, "красные" – отдельно, "обиженные" – отдельно. В лагерь приезжаешь – там "красные", "там обиженные", как с кем себя вести, что можно, что нельзя – масса вопросов.
Би-би-си: Вы встречали случаи разных религиозных или этнических сообществ на зоне?
И.А: Религиозные сообщества уставом не предусмотрены. Но это новое явление, которое имеет место быть, когда люди говорят, что вот, мы будем жить отдельно, будем жить по религиозным убеждениям. Меня не было в местах, где бы такие создавались сообщества, но слышал от таком.
Слышал только о мусульманских объединениях, потому что сейчас очень много мусульман сидит – из Азии, из Закавказья.
Би-би-си: А какие-то сообщества по радикальным политическим взглядам существуют?
И.А: О таких открытых обществах ультраправых я не слыхал. Таких ультраправых сообществ, как в американских фильмах показывают – такого в России нет.
Но хватает в системе радикально настроенных мусульман. Я не исключаю, что если где-то создаются сообщества мусульманские, то где-то они могут быть и достаточно радикализированы. Многие радикализуются именно в системе.
Би-би-си: Тюремный уклад просачивается за пределы зоны, становится в какой-то мере в России частью такой массовой культуры, проникает в российские города. Российские власти, в то же время, объявили АУЕ экстремистской организацией. Как к этому относятся на зоне?
И.А: К разным проявлениям по-разному. Попадались нам газеты или там по телевизору показывали, когда срок человеку дали за страницу "Вконтакте". Об этом заключенные говорят, что это все лишнее – символика, популяризация.
А когда какие-то проявления солидарности с заключёнными – когда собираются деньги или ещё какие-то вещи для того, чтобы передавать на зоны – это естественно заключенные все поддерживают.
Би-би-си: Вы в одном из интервью назвали ИК-17 "интересной" колонией. Что именно вы имели в виду? Тех, кто там сидел?
И.А: Там сидит бывший мэр города Рыбинска. Там сидел, когда я приехал, тот самый Мага, который сделал дырочку менту во лбу. Там сидит Ися Рагимов, осужденный по делу "Хизб ут-Тахрир" (запрещенная в России организация – Би-би-си). Там сидят люди, осужденные за боевые действия на Северном Кавказе. Там сидит человек, осужденный по делу так называемого "Новосибирского Джамаата". Там сидел человек, который сотрудников ФСБ расстрелял при обыске у него в квартире.
Вообще там очень много осуждённых как по террористическим статьям, так и за бандитизм, за участие в организованном преступном сообществе, за нападения на сотрудников правоохранительных органов.
Би-би-си: То, что вас судили по террористической статье, как-то повлияло на отношения с другими заключенными?
И.А: Нет. В основном все, конечно, удивлялись, что нас за наши действия – то, что мы закинули бутылки с зажигательной смесью его окна отдела ФСБ, когда там никого не было – осудили по статье "террористический акт".
Би-би-си: За эти почти десять лет вы увидели какие то принципиальные изменения в тюрьмах?
И.А: Нет. Есть какие то изменения, но они, скажем так, косметические. Где-то есть изменения серьезные, но в отдельных местах. Зачастую бывает так, что где-то прибыло, где-то убыло.
Би-би-си: Вы на зону попали в 18 лет, в таком еще возрасте формирующемся. Как этот пережитый опыт повлиял на вашу личность?
И.А: Конечно, тюрьма оставила свой след.
Можно сказать, что, проехав по Сибири, да еще и съездив на Крайний Север усилиями ФСИН, я посмотрел Россию. Не столько физически, сколько через людей. Что в Красноярске, что в Норильске – там люди буквально со всей России.
Я много общался, думаю, примерно представляю себе жизнь в разных регионах, в разных слоях общества. Приходилось сидеть и с замминистра финансов по Московской области, и с людьми без определенного места жительства. ФСИН, скажем так, предоставила мне таким образом возможность посмотреть Россию.
C другой стороны, увидел много и негативных черт. Но, опять же, я старался и понимать всегда этих людей, что их толкает на какое-то зло к ближнему.
*"Сеть" признана террористической организацией и запрещена в России, "Новое величие" признано экстремистской организацией.
64 элементов 1,601 сек.