Жизнь людей в условиях эпидемий похожа на жизнь зебр.
Эти живописные раскрашенные природой в полоску животные днем резвятся и веселятся. Бегают, образуя круги, голова к хвосту. Занимаются брачными – точнее сексуальными играми (о браках, заключаемых между зебрами, естествоиспытателям неизвестно). При свете дня, быстрые и сильные копытные с окраской на тюремный манер коллективно способны противостоять хищникам. Включая и львов.
Ночью картина совершенно иная. В темноте стада зебр не существуют как единое целое. Они теряют способность коллективно оборонятся. И даже коллективно существовать. А индивидуально, по одиночке, один на один львам (а также некоторым другим хищникам, индивидуально более слабым, чем львы, сила которых в координированном нападении стаей) зебры не могут сопротивляться. Перед хищниками они беззащитны. Поэтому каждую – или почти каждую – ночь стадо может недосчитаться несколько особей.
Кроме того, само стадо зебр не всегда явлется устойчивой единицей. Убегая от хищников, стадо ‘единомышленников’, друзей и подруг может расщепиться на два или несколько. Оказавшись – когда погони не будет более – в нескольких километрах друг от друга. А также друг от подруги. Ромео предыдущего часа может оказаться вдали от зебры-Джульеты. Возможно и навсегда. Совсем как у Вильяма Шекспира. И даже еще трагичнее.
К счастью даже самые свирепые хищники не столь свирепы, как человек. Они не убивают ради удовольствия. После того, как убили жертву и насытились, они отдыхают, не запасая мясо, как люди, впрок. Это относится к львам, крокодилам и многим другим убийцам в животном мире [i]. Поэтому популяции зебр и популяции львов в масштабах десятков, сотен и тысяч лет находятся в равновесии. Колеблясь в ту или иную сторону, но полностью не вымирая.
Такова жизнь зебр, резко делящаяся на ночную и дневную, утреннюю и вечернюю. День весел и безопасен, ночь непредсказуема до такой степени, что каждая зебра может не дожить до утра.
Однако после того, как встает солнце, оставшиеся после темного времени суток в живых (а их большинство) отыскивают оставшихся в живых. Давая знать о себе ржаньем и запахом. После наступления утра образуются новые коалиции зебр. Которые вчера были в одном стаде, а возможно и в разных. Они быстро находят друг с другом общий “язык”. Начинают бегать кругами голова-хвост, не вспоминая (и как минимум с виду не горюя и никому не показывая горечи) о вчерашних возлюбленных. О которых они, кстати, могут не знать, живы они или перебежали с рассветом к другому стаду. Так что возможно грустить не о чем. Что-то общее с сталинскими приговорами ДЕСЯТЬ ЛЕТ БЕЗ ПРАВА ПЕРЕПИСКИ, после которого родственники не знали, жив их муж, сын, дед, или сгинул.
Если бы Господь написал Скрижали Завета не только для сообщества homo sapiens, но и для сообщества зебр, заповеди (которых было бы не обязательно десять) были бы совершенно другими. Или почти другими.
Последнее, разумеется, верно для Библии разных видов. Не видов людей, а видов животных. Не только млекопитающих. Представить, как Выглядели бы заповеди для Зебр, Львов, Крокодилов, Стрекоз, скорпионов, антилоп Библии и Заповеди романтично и интересно. Но для этого нужно рождение нового Киплинга.
Почему мною написана эта не то сказка, не то аллегория, не то иллюстрация к Брему? Объяснение очень простое. Жизнь людей в условиях эпидемии очень напоминает поведение зебр. И этику зебр.
Эпидемия может вырвать из жизни самых близких и самых великих людей. Художник Тициан в возрасте не то более ста лет, не то немногим менее этой цифры, умер от последней волны чумы в Венеции. Многие нападения которой на город до этого благополучно пережил. Звезда российского кино Вера Холодная умерла от Испанки 16 февраля 1919 года в возрасте 25-и лет. Сестра писателя Олеши, которой будущий писатель любил целовать руки и шею, в 23 года умерла от сыпного тифа – так что поцелуи младшего брата шеи и рук остались единственными поцелуями в ее жизни… Армия Наполеона в Египте потерпела поражение не столько от мамелюков и турок, сколь от покосившей ее ряды чумы. Так же, как пребывание Англичан во Франции и на материке прекратилось не из-за французских побед, а главным образом из за поражения, нанесенного эпидемией. И таких примеров – и на уровне отдельных людей, и на уровне государств – великое множество.
Эпидемии внезапно вырывают людей из жизни, как зебр ночи. После которых приходится снова радостно жизнь. Как только в городе (таком как Венеция или Флоренция) объявляли о завершении карантина, люди выходили на улицы и начинали радоваться: петь, любить, танцевать…
С приходом коронавируса, который никуда не уйдет, на место которого в любом случае неизбежно придут другие, столь же убийственные, более убийственные или убивающие по другому и другие группы людей (включая и возрастные – испанка к примеру – вирус, как утверждают вирусологи, принадлежащий к той же группе вирусов, что и корона вирус – поражала больше всего молодежь и людей зрелого возраста, а не стариков, как эпидемия 2020-ого года), цивилизация переходит в состояние зебр. С той только разницей, что наступление утра заменяется окончанием эпидемии. После объявления о завершении напасти можно снова ходить в рестораны и театры, на стадионы и в клубы. Целоваться без опаски быть заращенными. И даже путешествовать как в эпоху торжества Глобализма, казалось бы вечного. Путешествовать по материкам и странам – с пониманием того, что в любой стране в любой момент можешь попасть в карантин.
Как было испокон века вплоть до нашего времени. Пушкин не собирался попадать в карантин, но оказавшись в нем, написал одни из лучших произведений русской литературы. Декамерон описывает как во время чумы флорентийцы, изолировавшись в загородном поместье, радовали друг друга эротическими рассказами. Выходящими за рамки церковных запретов. Которые – вместе с обстановкой смерти вокруг – явились не только предвестником Возрождения, но и обстановки, в которой Возрождение возникало и процветало.
Человечество с возвращением карантинов и смертельных заболеваний попало в ситуацию зебр. О чем можно говорить немножечко образно, как в притче и басне. Но можно и совершенно всерьез.
[i] за исключением кажется только домашних кошечек, которых люди выучили убивать, даже когда кошки не голодны. Отсюда и столь умилительное со стороны держание котом живой мыши во рту, иногда даже давая побегать прежде чем снова поймать и в конце концов задушить. Не то показывая хозяевам, какой молодец, не то получая садистское удовольствие от причинения мышке мучений.
Люди вывели домашних животных – таких милых и ласковых с виду – как самых свирепых хищников. Которых в дикой (точнее так называемой дикой, а на самом деле самой естественной из естественных) природе не существует. Среди кошачьих от львов и тигров до рысей и леопардов – бесспорно.
Юрий Магаршак август 20-ого
