Израильтян, уроженцев страны, которые так и не смогли на протяжении последних тридцати лет, преодолеть недоверие и настороженность в отношении русскоязычных репатриантов, можно понять. Вот уже более четверти века они наблюдают "нерассасывающуюся" колоссальную массу людей, громко и бескомпромиссно настаивающую на своей культурной и даже языковой автономии.
Гай Франкович|
В своей фундаментальной работе “Психопатология обыденной жизни” (1901-1904) отец психонализа Зигмунд Фрейд затронул тему так называемого парапраксиса — разного рода оговорок, речевых оплошностей, словесных замещений. По Фрейду, подобные оговорки в нашей речи отнюдь неслучайны и происходят в результате подавления мысли, которую говорящие хотят скрыть в бессознательном. С легкой руки великого психолога идиома “оговорка по Фрейду” стала расхожим культурным мемом. И даже далекие от психоанализа люди прекрасно понимают, о чем идет речь.
Трудно представить себе более яркую иллюстрацию “оговорки по Фрейду”, чем фраза, произнесенная в минувшую пятницу политической обозревательницей Мазаль Муалем в программе 12-го (2-го) канала “Пятничная студия” (“Ульпан шиши”). В сюжете, посвященном грядущему электоральному успеху Авигдора Либермана, на вопрос журналиста, каким образом главе НДИ удается привлечь на свою сторону новых избирателей, Муалем, высоко оценив политический опыт Либермана, произнесла следующую фразу: “Он прекрасно понимает как “русских”, так и израильскую публику (“цибур исраэли”). Всего одна оговорка, неудачно сформулированное предложение, но в нем, как в капле воды, отразилась сложнейшая система отношений между русскими репатриантами и остальным Израилем. Фрейдистскую оговорку Мазаль Муалем заметил, как выяснилось позже, не только я. Шквал возмущенных откликов в социальных сетях со стороны израильтян русского происхождения развеял мои сомнения, что, возможно, я просто ослышался. Оказывается, спустя тридцать лет после начала большой алии из Советского Союза многие уроженцы страны по-прежнему воспринимают русскоговорящих сограждан, как чужаков, не совсем “своих”, как некий обособленный, автономный сектор, не являющийся естественной частью “израильского общества”.
Об истории русской алии 90-х написаны тысячи статей, десятки исследований и несколько книг. Можно бесконечно спорить о том, насколько удачно вписался “русский миллион” в израильский социум, можно говорить о взлетах и падениях, об успехах и разочарованиях. И все же трудно игнорировать тот факт, что уникальность большой иммиграционной волны из бывшего СССР заключается не только в огромных цифрах, не только в том несомненном влиянии, которое она оказала на общество во всех сферах жизни, но и в беспрецедентной культурно-политической автономности русского сектора. Ничего похожего в Израиле прежде не случалось.
Почему же израильский “плавильный котел” так и не сумел “переплавить” русских олим? Почему интеграционные процессы в случае с русской алией оказались не слишком эффективными? Почему в израильском обществе столь стойким оказалось чувство отчужденности по отношению к выходцам из бывшего СССР? Кто виноват? Никто. Иногда в тех или иных процессах «виновата» сама история, исторические обстоятельства. Давайте вспомним о них.
Мы, русскоязычные советские евреи и породненные с нами лица прочих братских национальностей СССР, попали в начале 90-х (далее все развивалось по инерции) в историческую воронку. От наших действий мало что зависело. Массовый отъезд на фоне развала империи — который (и развал, и отъезд) не предвидели ни мы сами, ни израильский истеблишмент. Никто нас не ждал, да и мы не особенно планировали. Самая большая по количественной и временной концентрации миграционная волна в истории страны и еврейского ишува. Самый большой (беспрецедентный, если быть точнее) в истории Израиля процент (фактически треть и даже больше) смешанных (не люблю это слово) семей, нееврейских родственников, неевреев по Галахе — прямиком в страну, где: 1) этноцентризм является доминирующей идеологией и базируется на иудейском ультраортодоксальном толковании еврейства; 2) дают о себе знать незажившие раны межобщинных еврейских распрей 50-70-х гг.; 3) тлеет (а ныне разгорается — во многом под влиянием “русских”) болезненный конфликт между религиозными ортодоксами и секулярными гражданами; 4) и, столь любимая внешним миром, «вишенка» на израильском торте — нескончаемый арабо-еврейский конфликт с военными рецидивами.
Все это происходило в 90-е годы, когда формировался глобальный мир с почти свободными границами, во всяком случае, легкодоступными для туристического пересечения, с глобальной экономикой, глобальными коммуникациями, с интернетом и социальными сетями. Иными словами, стал доступен технологический инструментарий для формирования культурной автономии различных групп, которую не может контролировать даже авторитарное, не говоря уже о демократическом, государство. В те самые 90-е годы происходили также драматические изменения в социально-экономической системе Израиля — скукоживание государства всеобщего благоденствия, либерализация рынка.
Добавьте к этому сопровождавший многих русских иммигрантов когнитивный диссонанс, не присущий эмиграции в Америку, Канаду или Германию. Речь, разумеется, идет о сионистском нарративе (собирание народа, возвращение на историческую родину).
Иммигрант в Америке, Канаде или Германии не ждет ничего особенного от приютившей его страны — спасибо, что впустили. Была бы работа, крыша над головой, некий достаток. Еврейский иммигрант в Германии не планирует стать «частью немецкого народа». А в Америке и Канаде его иммигрантский статус естественнен для местного нарратива. Статуя свободы приветливо машет факелом, приезжайте к нам в Альберту — места много, приносите пользу стране и себе.
Еврей, переезжающий в Израиль, восходит, репатриируется, совершает Алию. Даже если речь идет о советских евреях, давно оторванных от национальных корней, бежавших от советского распада и нищеты, они неизбежно, по ходу драмы, проникаются сионистским толкованием своего переезда, веря в собственное восхождение. При столкновении с реальностью боль в результате прозрения намного острее.
Израильтян, уроженцев страны, которые так и не смогли на протяжении последних тридцати лет, преодолеть недоверие и настороженность в отношении русскоязычных репатриантов, можно понять. Вот уже более четверти века они наблюдают «нерассасывающуюся» колоссальную массу людей, громко и бескомпромиссно настаивающую на своей культурной и даже языковой автономии. При этом стоит отметить, что русскоговорящие граждане — отнюдь не маленькая прослойка неудачников. “Русские” в Израиле – вполне уверенная в себе, амбициозная, экономически состоятельная (состоявшаяся), электорально значимая группа населения.
Понимание исторических причин взаимного недоверия и отчужденности, между “русскими” и израильским обществом (интегральной частью которого они, тем не менее, вопреки оговорке Муалем, являются) безусловно необходимо. Смягчит ли это горечь обид? Не уверен. Однако время все расставит по местам.
