Приход Берии к власти после смерти Сталина был более, чем реальным сценарием в 1953. Это был тогда главный сценарий персональной смены власти, и борьба с этим сценарием составила основное содержание советской истории на протяжении всего 1953 в развернувшейся острой и жестокой борьбе за власть. Без устранения Берии ни один из тогдашних претендентов на власть – Маленков, Хрущев и, в меньшей степени, Молотов – не имел шансов на успех.
Более того, даже и непретенденты в советском руководстве того периода желали избавиться от Берии – все смертельно боялись его, и было отчего: он сосредоточил в своих руках руководство всем репрессивным аппаратом в СССР до такой степени, что даже Сталин, по свидетельствам его соратников, побаивался Берии и планировал сместить его. Берия это понимал и потому не питал никаких сожалений по поводу смерти вождя. «Сталин не знал, что если бы он меня попробовал арестовать, то чекисты устроили бы восстание», – вот что, по словам Кагановича на пленуме ЦК в июле 1953, Берия сказал своим коллегам по Президиуму ЦК в день похорон Сталина, когда они все стояли на трибуне Мавзолея.
Не Абакумов и Кобулов и даже не Ягода с Ежовым, а именно Берия стал символом советской госбезопасности, а отличительной, если не главной чертой советской системы было то, что за время своего существования с декабря 1917 органы госбезопасности проросли во всей структуре общества и государства и поддерживали атмосферу недоверия, подозрительности и страха: постоянно происходили аресты по непонятным мотивам, в печати бесконечно разоблачали все новых врагов и шпионов, знакомые люди исчезали надолго или навсегда, все многократно видели сцены, когда к дому подъзжала автомашина, в нее сажали соседа и увозили; органы госбезопасности плотно контролировали все другие органы власти и управления в стране и приобрели такую роль и значение, что требования и указания даже младшего офицера госбезопасности были обязательны для всех.
Не только номенклатура, но и высшее руководство не было защищено от произвола, многие ответственные работники жили в постоянном ожидании ареста, у них в доме всегда наготове был чемодан или узелок с необходимыми вещами на случай ареста. Многие, у кого было наградное или табельное оружие, пользовались им для самоубийства, лишь бы избежать ареста и последующей расправы. Так, например, поступил старший брат члена Политбюро ЦК Кагановича в июле 1941, когда его начали допрашивать. Когда в 1937 кандидат в члены Политбюро Петровский, у которого были репрессированы зять и сын, обратился за помощью к Калинину, тот ответил, что у него у самого арестована жена, и что он ничего не может с этим поделать. Жена была арестована и у второго человека в партии и государстве – Молотова.
Не только членов семей руководителей репрессировали – арестовывали и расстреливали и членов Политбюро, и секретарей ЦК и «простых» членов ЦК, министров, маршалов, генералов.
В подчинении Берии находилась еще и личная охрана высших советских руководителей, и они также знали, что все их разговоры прослушиваются. Кроме того, в марте 1953 Берия возглавил вновь объединенные в одно ведомство министерства внутренних дел и госбезопасности, что усилило его аппаратные возможности.
Располагая такими рычагами давления и принуждения, Берия был уверен, что после короткого периода междувластия он, в конце концов, займет место Сталина. Почему он не решился сразу взять в свои руки должность первого руководителя? Он вполне мог настоять на этом при распределении руководящих ролей сразу после смерти Сталина, однако, в силу различных причин не сделал этого.
Действия Берии весной 1953 наталкивают на предположение, возможно, неправильное, что помимо захвата власти ради нее самой (для многих, к сожалению, власть является самоцелью) он хотел реализовать еще и некую идею реформирования советской системы на новых, более прагматических началах. "Кто не слеп, тот видит…", – дважды эта загадочная и необычная для партийного лексикона фраза прозвучала неким рефреном в его выступлении с Мавзолея на смерть Сталина.
По-видимому, он понимал и хотел сначала изменить ту репутацию, которую он имел в стране и среди коллег по руководству, и ради этого планировал как-то заявить о себе новыми делами, которые бы дистанцировали его от пятен репрессий. Да там не пятна – там воистину руки по локоть в крови!
Ко всему прочему, у Берии были идеи, которые распространялись на многие сферы политики, как внутренней, так и внешней. Поскольку Берию вряд ли можно отнести к убежденным большевикам (он не интересовался квазитеоретическими выкладками), то в своих политических взглядах он отталкивался от реалий практической жизни.
Сразу после кончины Сталина он развернул бурную деятельность, причем действовал самостоятельно, не согласовывая свои действия и решения с другими членами Президиума ЦК.
Имя Сталина почти перестали упоминать в печати, и люди сразу это заметили и поняли этот сигнал.
По своей инициативе Берия не только прекратил репрессии буквально на следующий день после смерти Сталина, но и немедленно начал развенчивать наиболее одиозные «дела» позднесталинского периода, в частности, «дело врачей», убийство Михоэлса. Он первым в руководстве поставил вопрос о реабилитации невинно пострадавших и наказании виновных (в связи с делом врачей).
Он начал разукрупнять систему МВД: существенно сократил строительную программу, передав часть объемов гражданским ведомствам, перевел ГУЛАГ в министерство юстиции. Объявил амнистию «холодного лета» 1953.
Берия настоял на переносе рассмотрения всех существенных вопросов из Президиума ЦК КПСС в Президиум Совета Министров СССР, чем наметил курс на ослабление роли партии, что потом ему и вменили в вину после ареста 26 июня 1953.
Во внешней политике за неполные 4 месяца своей деятельности Берия попытался осуществить два принципиально крупных разворота, которые, однако, встретили ожесточенное сопротивление его «соратников» и так и не были реализованы: согласиться на воссоединение Германии в рамках ФРГ по формуле «единого демократического буржуазного государства", со стороны которого он не видел угрозы безопасности СССР (только за первые месяцы 1953 в поисках сытости и достатка из Восточной Германии в Западную переехало 450 тыс.немцев), и восстановить разорванные Сталиным отношения с Югославией и лично Тито, причем без всяких требований сохранения там социализма и с признанием их тесных связей с Западом. Возможно, Берия видел путь, выбранный Тито, – сочетание социалистических и капиталистических элементов в экономике и политике, – как наиболее оптимальный и для СССР.
Берия выступил за расширение и усиление роли национальных кадров в руководстве республиками.
Отвечая на первую часть вопроса, склоняюсь думать, что Берия, придя к власти в качестве высшего руководителя, ориентировался бы на некий югославский вариант.
Действия именно Берии породили в советском народе надежды на перемены к лучшему и оздоровление морально-нравственной обстановки в обществе, хотя среди людей эти действия напрямую с именем Берии не ассоциировались, больше говорили о Маленкове.
Как относиться к Берии? Это должно определить общество, хотя, наверное, время для такой оценки уже упущено, и события тех лет и десятилетий – сталинской диктатуры и преодоления ее наиболее тяжелых последствий – уже мало интересуют современное поколение, для которого все это представляется давней и иррелевантной историей. Однако современное поколение не понимает того, что поскольку последствия той диктатуры так и не были до конца преодолены в общественном сознании и политической практике, то все эти трагические события в том или ином виде могут однажды повториться, и тот факт, что даже в настоящее время около 40% россиян оправдывают тогдашние репрессии, говорит о сохранении в общественном организме вируса тоталитаризма.
Рука не поднимается написать о Берии хотя бы то же самое, что, например, о Хрущеве: мол, это была неоднозначная фигура, да, на его совести много репрессий и крови, но он, дескать, сделал многое для их прекращения и даже осуждения. Конечно, у Берии не было тех нескольких лет, что были потом у Хрущева, для того, чтобы развернуться и претворить в жизнь свои реформы. Возможно, он не только проделал бы тот же путь к ХХ съезду, что и Хрущев, но и пошел бы дальше.
Однако в отличие от оценки того же Хрущева, да и других советских руководителей того периода, в отношении Берии в общественном мнении сложилась – и сложилась неспроста – однозначно негативная оценка. Трудно найти кого-либо, кто бы оправдывал и защищал Берию. Это сделал только его сын – в своих мемуарах. В общественной памяти Берия останется воплощением зла.
