Как диктатора превращают в посмешище.
Российское телевидение ставит все новые рекорды холуйства и лизоблюдства. Есть проверенный историей закон: чем дольше правит диктатор, тем у него сильнее мания величия, а в стране – свирепее культ его личности.
Диктатор пытается привести сознание подданных в соответствие с собственным самовосприятием. Его шизокартина мира, в которой он богоподобный сверхчеловек, должна быть навязана окружающим.
Некоторым правителям это удавалось (например, Сталину), некоторым – нет (Хрущеву, Брежневу).
Культ личности диктатора рано или поздно переходит в свою противоположность – всеобщую ненависть и презрение.
Ожидает это и Путина. Вопрос только в том, когда это произойдет: при его жизни или после смерти.
Для того, чтобы культ диктатора утвердился, люди должны быть обязаны соучаствовать в нем, как это было в СССР при Сталине, в Китае при Мао, в Германия при Гитлере.
Одной пропаганды мало. Нужен террор.
Никто не должен посметь закричать: "Король-то голый!"
Человек сталинской эпохи понимал, что будет попросту уничтожен, если откажется изображать любовь к вождю.
В этой ситуации он предпочитал искренне полюбить тирана, чем каждый раз насиловать себя, имитируя оргазм.
Уже при Хрущеве ситуация изменилась. Без массового террора из культа получился пшик.
Сколько бы ни крутили по экранам страны фильм "Дорогой Никита Сергеевич", народ откровенно потешался над "кукурузником".
Чем активнее власти пытались насаждать культ личности Брежнева, тем сильнее над ним насмехалось население.
Эта судьба, вероятно, ожидает и Путина.
Пропаганде по силам обеспечить лояльность населения к диктатору, но для формирования настоящего культа его личности нужны другие, более мощные средства.
Массовой террор, подобный сталинскому, сегодня вряд ли возможен. Значит, насильственно обратить людей в "культ Путина" не удастся.
Навязчивые, тошнотворно-холуйские восхваления "национального лидера", не подкрепленные страхом перед ним, могут вызвать у людей только уславливающееся отторжение.
В конце концов Путин, вполне вероятно, станет таким же всеобщим посмешищем, как поздний Брежнев.
Игорь Эйдман
