Если в мировом масштабе, то Примаков – автор нынешней многовекторной политики России. Её так и называют – «доктрина Примакова». Если в масштабе страны – он вытащил всех из ужасов 98-го года, приняв пост премьер-министра и взвалив на себя последствия дефолта.
За время короткого премьерства популярность Примакова достигла такой планки, что Б.Н. Ельцин спешно отправил его в отставку, предварительно взяв обещание, что тот не метит в президентское кресло.
Премьер пообещал, но его всё равно убрали. Зато примаковские полгода стали образцом того, что бывает, если страной управлять грамотно, честно и по-человечески. На самом деле политика, к которой эпитет «грязная» приклеился, похоже, намертво, всегда была сферой, где личность проявляется отчётливей некуда.
Что ты сделал, то ты и есть, и весь мир знает, каков ты, причём на собственной шкуре. Репутационные риски велики, и проигрыш или выигрыш политика – это его пятёрка или ноль в истории. У Примакова – пятёрка. Но его «подвиги Геракла» – для анналов и скрижалей, а для коллег, друзей, близких каким был Евгений Максимович Примаков? Для жены Ирины, например?
Ирина Борисовна, в книге вашего мужа вот что описано: «Возвращаюсь домой (после назначения премьер-министром. – Ред.), жена в слезах спрашивает: «Как ты мог на это согласиться?» Вы правда плакали? А почему? Другая бы радовалась… Как-никак муж – премьер…
– Я испугалась за его здоровье. Ведь что тогда было? Страна в полном провале, парламент расколот, президент недееспособен, шахтёры касками стучат. Никто не был уверен, что ситуацию вообще можно вытащить. Никаких внешних займов не давали, нефть стоила восемь долларов за баррель – сравните с нынешними ценами, которые считаются кризисными!
И с этим ресурсом надо было выбираться буквально из пропасти. Примаковский кабинет министров считался «расстрельным» – ведь если не удастся выбраться, это политическое самоубийство. Все уйдут в отставку, после которой на карьере можно ставить крест. Многие просто испугались за своё будущее.
Евгений Примаков
А Примаков – нет?
– Он не боялся провала. Он даже не думал об этом! С того момента, как он дал согласие, он начал думать, как вытаскивать страну. А не о том, что будет с ним лично, вверх пойдёт его карьера или вниз, – ничего подобного ему и в голову не приходило.
Чтобы спасать целую страну, для этого надо быть всё-таки большим человеком с большим умом и не особо переживать за собственную персону. Он даже не понимал, как, занимая государственную должность, на этом можно делать что-то личное. Это абсурдно. Это невозможно, это исключено! Как же так? Мы дело делаем, за нами страна, в стране – огромные долги по пенсиям и зарплатам, экономика трещит по швам, какой тут может быть личный интерес?
Это наивность такая?
– Наивность от величия.
А что тогда сделало примаковское правительство?
– Я человек, как это ни смешно звучит, далёкий от политики и от экономики. Не могу сформулировать. Но как-то нашли схему и возможности финансирования, когда не нужно было привлекать внешние капиталы. МВФ ведь не дал ни копейки. Выбирались своими силами. Но надо было забыть о себе абсолютно!
Отступление первое. Плюс огранка
С.В. Степашин, председатель наблюдательного совета Фонда содействия реформированию ЖКХ:
«Да, я работал в этом кабинете министров, но познакомились мы намного раньше, в 91-м году, когда Примакова назначили руководителем Центральной службы разведки СССР, а я был председателем Комитета Верховного Совета России по вопросам обороны и безопасности. Он меня пригласил в Ясенево, как принято говорить у разведчиков – «в лес», по поводу сотрудничества. Разговаривали долго, и я был просто потрясён его оценками, эрудицией, чувством юмора.
Разговаривали мы, как ни странно, на равных, хотя по возрасту он мне в отцы годился: он 29-го года рождения, я – 52-го, но ему было интересно услышать мою точку зрения. Может быть, ему очень не хватало сына – тот ушёл из жизни рано, совсем молодым, и это была, конечно, глубокая рана.
После встречи Евгений Максимович предложил – давай перейдём на «ты»? И мы перешли. Хотя меня много раз потом упрекали: «Как ты можешь? С Максимычем – на «ты»?» Эта первая встреча мне надолго запомнилась, а вторая, столь же впечатляющая, произошла в обстоятельствах достаточно трагических – когда неожиданно Примаков был отправлен в отставку и так же неожиданно я сменил его на посту премьер-министра.
Мне это и в дурном сне не могло присниться! Мы были друзьями, работали в одном правительстве… Я в этой ситуации, мягко говоря, не очень хорошо себя чувствовал. Меня тогда вызвали в Кремль, к Ельцину. Из его кабинета выходит Примаков, как всегда спокойный. Поздоровались, он так посмотрел на меня и говорит: «Серёга, ты премьер. Я сказал президенту, что из тех кандидатур, что есть, ты лучший. Желаю тебе успехов. Удачи».
«Слабый всегда уступает сильному, и только самый сильный уступает всем»
Евгений Примаков
Улыбнулся и ушёл. Без всяких срывов, нервов, эмоций бесполезных. Через неделю мы вместе посидели, и он, конечно, высказал всё, что по этому поводу думал. Но в ту минуту не было ни слабости, ни раздражения. Он был очень сильный человек. Потом я припомнил одну его шутку. Когда на праздниках поднимают тост за женщин, мужчины, как это принято, пьют стоя. И когда все поднимались, Максимыч говорил: «Какое у вас самомнение!» Все ведь считают себя мужчинами…
Примаков – это природа плюс огранка. Он сам себя сделал. Никогда он не пытался казаться лучше, чем был на самом деле, был искренним, отзывчивым и очень открытым. И ценил в людях именно человеческие качества. У людей его ранга унизить, поставить в очередь, продержать в приёмной – дело обычное. Но он никого не унижал и себя не позволял унизить, всегда сохранял достоинство. Даже когда поливали грязью и хотелось врезать в ответ, он умел держать себя в руках».
Ирина Борисовна, вы только с будущим мужем познакомились – и его карьера резко пошла в гору. То руководитель Службы внешней разведки, то министр иностранных дел, то премьер. Муж оказался с головой в работе. Это было не обидно? Ну так, чисто по-женски?
– Никаких обид не было. Мне к моменту встречи было около сорока, Евгению Максимовичу – шестьдесят, у обоих второй брак. Я понимала, какой человек будет рядом со мной. Вернее, рядом с каким человеком буду я. Что работа у него на первом месте была, есть и будет. И не оттого, что он так хочет, а так жизнь сложилась, и он иначе уже не может. Я согласна, что мужчина – это человек дела. Если есть дело, которым он увлечён, человек состоялся. А если он лежит на диване, печёт пирожки и ходит за женой, это не мужчина.
Вы познакомились в Барвихе? Это ведь такой оазис с привилегиями?
– Поверьте, работа врача – нигде не оазис. Особенно если ты имеешь дело с начальствующими людьми. По специальности я терапевт, а в Барвихе заведовала одним из отделений. Условно говоря, отделением номер один, где отдыхали и лечились министры и члены Политбюро. Евгений Максимович приехал туда на неделю, просто хотел отдохнуть.
Отдых выглядел так: утром человек уезжал на работу, поздно вечером возвращался. Да и лечить там, собственно, было нечего, он был абсолютно здоров. Единственное – у меня была задача помочь своей коллеге, врачу поликлиники, где он был прикреплён, провести диспансеризацию. Я понимала, что передо мной человек очень занятой и совсем не желающий собой заниматься. И мы быстро-быстро все исследования прошли по утрам перед работой. Перед отъездом он попросил мой телефон. Рабочий, естественно. Так обычно все делают. Ситуация скорее стандартная.
Телефон скоро зазвонил?
– Примерно через неделю или чуть больше. Евгения Максимовича за это время приняли кандидатом в члены Политбюро, а это уровень, когда положен «семейный врач». И он предложил мне поработать с ним и его семьёй. Если бы я на тот момент не была администратором, я бы ещё подумала. Но я была руководителем женского коллектива, вдобавок я терпеть не могу административную работу, и сообразила, что одним махом от неё избавляюсь. И согласилась.
В каком-то смысле сразу стало легче – я уже отвечала только за себя. С другой стороны, надо быть начеку все двадцать четыре часа в сутки. Мало ли что с кем случится – в первый момент все обращаются именно к тебе… А чисто технически оказалось очень много командировок, в которые надо было сопровождать. Поездки, поездки, поездки… Тогда я впервые попала за границу, смогла и мир посмотреть, и по стране поездить…
И не было никаких знаков внимания со стороны Евгения Максимовича?
– Нет, абсолютно. Абсолютно.
То есть строго на «вы». А сколько лет это длилось?
– До брака. С 89-го до 94-го. Пять лет. Но даже когда отношения стали другими, я долго не могла переступить через это «вы». И дело не в разнице в возрасте. У меня есть близкая подруга, ну очень близкая, и я с ней всю жизнь на «вы». Почему-то не могу перешагнуть, какие-то тормоза останавливают. Даже не знаю, чем это объяснить.
Стихи Примакова про доктора тоже на «вы»: «Доктор, как хорошо, что вы рядом, и дело даже не в медицине, может, важнее на целый порядок, что глаза у вас синие-синие…»
– Это было в одной из командировок, в Каире. Ни о каких отношениях, кроме служебных, тогда и речи не было. Евгений Максимович за ужином обычно всех собирал, и обсуждали итоги дня. И вдруг за столом, при помощниках и офицерах охраны, он вынимает листок и читает это стихотворение… Я была потрясена.
Конечно. Это же признание в любви. Вы что-нибудь ответили?
– Когда все разошлись, попросила стихи на память.
Но глаза у вас, если честно, не синие…
– Серо-голубые. Это же начало 90-х – тогда все пользовались синими тенями. Муж потом шутил: «Я думал, что женился на женщине с синими глазами, а ты меня обманула…»
А был момент, когда вы поняли, что вот она, любовь?
– В принципе, да. Это была моя первая зарубежная командировка в США. Поскольку врач, как и офицеры охраны, присутствует на всех мероприятиях, я слушала его доклады. Выступал он просто потрясающе, разил американцев наповал. Может быть, они впервые увидели, что советские люди – тогда был ещё СССР – не те монстры, которыми их пугают. Что мы другие. Что у нас есть ум, блеск, образованность…
Отступление второе. Анекдот для сенатора
В.Ф. Яковлев, советник президента:
«В 90-х Валентина Терешкова в рамках общества дружбы организовывала поездки в Питтсбург, в которых участвовали политики, учёные, артисты, общественные деятели. Там шли дебаты по экономике, политике, праву. Каждому из основных докладчиков давали оппонента. Примакову тогда достался американский «тяжеловес», сенатор Билл Брэдли. Красивый, двухметрового роста, в прошлом профессиональный баскетболист, олимпийский чемпион.
Участникам семинара раздавали журналы с его фото на обложке. Выступил сенатор ярко, уходил под овации. Вслед за ним поднялся Примаков. После Брэдли его едва было видно из-за трибуны. Начал он с того, как ему трудно выступать после господина Брэдли – во-первых, он не увлекается баскетболом, во-вторых, его портреты почему-то не печатают глянцевые журналы. И начал свой доклад. Очень мощный. Аналитика, аргументы – неопровержимые, не с чем даже спорить.
И во время этой речи почему-то стало казаться, что Примаков становится выше ростом, а сенатор Брэдли, наоборот, уменьшается на глазах. А закончил Евгений Максимович анекдотом, сославшись на рассказчика. Анекдот был мой…
Я дату этого события – 30 октября 1990 года – хорошо запомнил, потому что накануне у Примакова был день рождения. Он пригласил человек девять-десять в свой номер. Людмила Марковна Гурченко, помню, была и в компанию отлично вписалась. Было весело, все рассказывали анекдоты, я тоже рассказал. Анекдот был такой. Судят человека, который четыре раза подряд взламывал один и тот же магазин. Судья спрашивает: «Когда вы шли туда четвёртый раз, вы что, не предполагали, что вас там будут ждать?» Подсудимый отвечает: «Гражданин судья, я предполагал. Но ситуация была безвыходная – у жены день рождения! Первый раз я принёс ей платье, а потом трижды ходил его обменивать».
Но в контексте дебатов с американцами этот анекдот у Примакова прозвучал примерно так: не надо вторгаться на чужую территорию. Даже с благими намерениями – всё равно не стоит. И в этом весь Примаков. И его остроумие, и его независимость, и способность плыть против течения.
Американцев он предупредил, чтобы не слишком поучали. Сейчас это «общее место», но двадцать пять лет назад всё было в точности наоборот. Примаков умел думать вперёд.
А какая у Евгения Максимовича жена? Первую я не знал, а Ирина Борисовна… Мне кажется, шолоховские казачки такими были. Статная, умная, красивая. Сильная, из тех что «в горящую избу…». И очень любящий, тёплый, душевный человек. В ней это не светскость – это сердечность настоящая. Они оба такие. Под стать друг другу».
Ирина Борисовна, а вы как определяли, что вы любимая жена? По каким признакам? Женщины же иногда просто требуют от мужей слов любви. Чтобы он вслух сказал!
– Так это, видимо, глупые женщины. Что тут определять? И так видно. Я не хотела бы об этом говорить, это личное, и пусть оно таким останется. Но Женя очень красиво ухаживал. Очень! Я просто не устояла. Мне кажется, на моём месте никто бы не устоял.
Носились с мужем, как с писаной торбой?
– А как иначе? Когда любишь, всегда носишься. Для тебя он единственный и неповторимый, он лучше всех, лучше него просто не бывает. И ты готова для него на всё. А когда любовь заканчивается – это я вспоминаю свой первый брак, – ты видишь все недостатки, они тебя начинают раздражать, ты их уже не оправдываешь и начинаешь думать: боже мой, где же ты была раньше? Почему ты этого не видела? Да потому, что любовь умерла. А почему она возникает и умирает, не знаю. Это химия.
Это вы как медик говорите?
– Абсолютно. Потому что первый муж у меня – очень хороший человек. Очень достойный, умный, порядочный. Но просто что-то кончилось между нами, любовь умерла, и, может быть, знаете, почему?
Мы очень разные по характеру и по темпераменту тоже не совпали. Я сама лидер, но, если тащу мужчину психологически, меня это раздражает. Я должна быть ведомой, а не ведущей. А в Жене была та личность и та харизма мужская, которая поглотила меня полностью. Я даже и не пыталась вспомнить, лидер я или нет, шла в фарватере, и меня это полностью устраивало.
И даже с работы ушли?
– Нет, выйдя замуж, я работала ещё лет десять. И МИД, и премьерство, и, может, и дальше продолжала бы, потому что я свою работу люблю. Но как-то сидели за столом Женя, я, мои родители – они уже тогда вместе с нами жили, и мне было, конечно, трудновато, – и муж говорит: «Слушай, ну что ты разрываешься, сколько можно? Ну я тебя прошу… Ты уже всем всё доказала. Что ты независимый, самостоятельный человек… Сколько нам ещё вместе осталось? Неужели ты не можешь эти последние годы мне посвятить?».
Наутро я пошла и написала заявление. Жалко было всё бросать – и коллектив хороший, и работа для меня была определённым смыслом жизни… Но ничего ужасного со мной не случилось: это мужчинам-трудоголикам бросать работу – как паровоз на всём ходу останавливать. Такие люди живут, пока несут ношу.
Мы из-за этого даже никогда долго не отдыхали, максимум две недели, потому что к концу второй уже начинался зуд: висение на телефонах, рабочие переговоры… Мужской организм и женский по-разному устроены, это я как врач говорю. Женщина делится на две половинки – бытовую и рабочую.
Кончается работа, остаётся быт, и он плавно заполняет рабочий вакуум. Стирка, уборка, кто-то заболел, детям помочь, внукам помочь… А мужчины, уходя на пенсию, страдают. Их невостребованность доканывает. Рыбалка, шахматы, коллекционирование – это же только для себя. А нормальный человек живёт для кого-то и чего-то. Не для себя же. Тоска зелёная, когда для себя.
У вас семья всегда была на первом месте?
– У меня лично? Всегда.
А зачем, перед тем как пожениться, вы пошли советоваться с детьми – с дочерью Евгения Максимовича Наной и со своей Аней? Мы ведь, когда женимся или выходим замуж, не спрашиваем разрешения у родителей.
– Потому что за родителей ты не несёшь ответственности. А за детей отвечаешь. От твоего брака жизнь родителей не меняется, а дети зависимы. Ты распоряжаешься не только своей судьбой, но и их. И если ребёнок чего-то не приемлет, а ты поступаешь наоборот, ты его ломаешь.
А что бы изменилось, если бы кто-то из них запротестовал?
– Если бы дети нашего союза не приняли, то… брака бы не было. Одно дело, когда у твоего отца или мамы есть друг или подруга, а совсем иное – когда этот человек приходит в дом.
Ты становишься мачехой, твой муж – отчимом. Вы живёте вместе, и отношения с детьми – это очень-очень серьёзно! Может, потому мы и были счастливы, что ребята приняли меня, а Аня – Евгения Максимовича. И так совпали, что усилий вообще прилагать не пришлось. Это было как от бога посланное – просто оказались людьми одной «группы крови».
«Если в доме заводятся мыши, это не значит, что дом надо сжечь»
Евгений Примаков
Мы оба корнями с юга – Женя из Закавказья, я – из Предкавказья, там другие люди. Может быть, оттого что тепло, все более доброжелательны. Москва – более жёсткий город, иногда даже жестокий. А я из провинции, где принято жить порядочно, потому что все друг друга знают. Принцип не опозорить, не подвести фамилию в моей семье был важен. Ты на виду, и ты должен быть если не лучше всех, то просто хорошим человеком.
Мне кажется, вы по жизни отличница…
– Патологическая. И в школе, и в институте. Всё надо делать на пять. Трудный характер, но он трудный скорее для меня. Наверное, нахально так заявлять, но мне кажется, я человек неконфликтный. Из таких «скорпионов-самоедов». Сто раз себя обвиню, сто раз буду обсасывать одну ситуацию – права я или не права… Я никогда в жизни не конфликтовала, где бы ни работала.
И с мужем не ссорились?
– Конечно, ссорились – это же семейная жизнь! Это неизбежно. Ссорились по двум поводам – по поводу его здоровья, когда я просила что-нибудь сделать, а он считал, что это чепуха, и просил, что называется, отстать. И из-за детей – потому что Евгений Максимович был своеобразный отец. У него было две крайности – либо всё можно, либо ничего нельзя. Причём «нельзя» без объяснений. Нехорошо, и всё. Старших он воспитывал сурово, а маленьким позволял абсолютно всё.
Это его была шутка над внуком, Евгением Примаковым-младшим, насчёт разводов? Что если Женя, который снова собрался жениться, в четвёртый раз разведётся, то вы его выгоните, а жену оставите?
– Шутка исходила от меня. Но поскольку вся семья с хорошим чувством юмора, посмеялись, и всё.
У Наны две дочери, у Ани – две, у внука Жени – четыре. Это кроме их мужей и жён. Собираетесь вместе?
– На все праздники. И ещё четыре дня в году у нас всегда были святые. Их, правда, праздниками не назовёшь. Это два дня рождения и два дня ухода. Первой жены Евгения Максимовича Лауры и их сына Саши, он умер двадцатисемилетним от сердечного приступа, а жена ушла от той же болезни спустя пять лет. В эти дни приезжают друзья, однокурсники Саши, собираемся на кладбище, потом поминаем. И как была эта традиция, так она и теперь есть. Женя всегда их помнил. И сына, и жену. Никогда и не забывал.
А вы свою свадьбу праздновали? Ходили в загс?
– Нет. Когда мы стали жить вместе, юридически я была ещё замужем. И эта процедура бюрократическая, когда у супругов есть общий ребёнок, тянулась долго. Уже около года после официального развода прошло, и Женя сказал: «Знаешь, дело не в штампе, мы с тобой, как говорится, муж и жена, но мы ездим в командировки служебные, и надо этот штамп для официальных дел поставить».
Я ответила: «Ну хорошо, давай поставим». – «Только в загс я не пойду». – «А как мы тогда эту проблему решим? И почему ты в загс не пойдёшь?» – «Да мне просто неловко, неудобно как-то. Ну что я, взрослый, солидный человек, а там одна молодёжь…» Я согласилась – пожалуй, и в самом деле неловко. И мы поехали в загс с… начальником охраны Геннадием Алексеевичем Хабаровым.
Прошли в кабинет директора, сели заполнять анкеты. Геннадий Алексеевич – по документам Примакова, я – по своим. Заполнили, подали их директрисе, она читает, смотрит паспорта и ничего понять не может. С невестой, извините, всё в порядке, документы с оригиналом совпадают, а с женихом всё как-то странно. Паспорт один, сидит явно кто-то другой… Геннадию Алексеевичу пришлось ей объяснять, что и как. И потом мы спросили: «А есть возможность провести регистрацию на дому?» На что директриса радостно ответила: «Есть! Инвалидов мы регистрируем дома!» Мы засмеялись: «Ну так внесите нас в список инвалидов!» Она назначила день, приехала, зарегистрировала, попили чаю. Оказалась очень весёлая, обаятельная женщина.
Ну, если подумать, а как ещё регистрировать брак руководителю Службы внешней разведки?
Отступление третье. Шутники
Галина Юркова-Данелия:
«У нас была одна компания. Примаков в Тбилиси вырос, а Георгий Николаевич Данелия там родился, но если ты жил в Тбилиси, то это уже повод дружить. Мы дружили семьями, могли без повода собраться и вместе, большой компанией днём где-нибудь пообедать. И как-то раз Евгений Максимович мне за столом тихонько говорит:
– Давай чокнемся и выпьем за мой орден. Я орден получил.
– Давай выпьем, раз орден.
– Орден получил, а похвастаться им не могу.
Это, видимо, означало, что орден был «совершенно секретный», разведчицкий.
Примаков, конечно, был важной персоной, но без барьеров, которые начальники обычно ставят между собой и прочими смертными. Очень простой, очень свободный.
Мы как-то большой компанией ездили на Новый год в Иорданию, и там нас принимал сам король. Нас всех, просто потому, что мы друзья Примакова. Новый год в Иордании вообще не празднуют, с гостей отеля собрали деньги, поставили шампанское и еду, включили музыку. Танцы, шум, гам.
Примаков, в конце концов, возмутился: «Да что же это такое? Так весь праздник пропадёт!» И тогда мы взяли свои столы, вынесли их в коридор, притащили из номеров у кого что было с собой и всё-таки отпраздновали Новый год по-русски! Примакова как-то совсем не волновало, что мы сидим в коридоре.
В этом отеле было много русских. Однажды в холле один из них узнал Георгия Данелию и просто рассыпался в любезностях: «Да как мы любим ваши фильмы, да спасибо вам огромное! Сколько радости! Вы наш любимый режиссёр!» А потом: «Не могли бы вы отойти немного в сторону, я хочу сделать фото с Примаковым».
С Данелией они всё время друг над другом подшучивали. Уже когда Евгений Максимович тяжело болел, он позвонил и сказал: «Совсем плохо себя чувствую. Похоже, мне конец». А Данелия в ответ: «Ты не можешь уйти первым. Первым должен я. Чтобы все знакомые спрашивали: «А Примаков на твоих похоронах будет?»
Ирина Борисовна, то, что ваш муж вырос в Тбилиси, это важно?
– Всегда важно, где человек вырос. Тбилиси сейчас немного другой, но я запомнила ещё тот, старый. Это был маленький Париж! Там даже в быту необыкновенный шарм. Старые дома, интересные люди, красивые женщины, необыкновенная природа, очень много искусства, много музыки. И всё не просто красиво, а артистично.
Первая Женина супруга, Лаура, была музыкантом. Несостоявшимся де-юре, но состоявшимся де-факто. Химик по образованию, но блестящая пианистка. Её двоюродная сестра Нана Дмитриади – профессор Тбилисской консерватории, по-моему, она до сих пор даёт фортепианные концерты. Нана, в свою очередь, дочка оперной примадонны, Лаура росла в их доме, полном музыки. Евгений Максимович выбрал такую жену, такую среду. Вкус и стиль у него был от бога, природный.
Но семья с кавказскими корнями – всё равно мир, где управляет мужчина? Были у вас строгие правила, границы, запреты?
– Ничего жёсткого. Может быть, единственное, что категорически исключалось, – обхаивание людей. Говорить о ком-либо плохо, даже если это действительно плохой человек, было не принято. Моветон. Это, пожалуй, единственное, что мужа по-настоящему обижало и сердило. Я могла в сердцах что-то сказать, но не при нём. Если что-то тебе не нравится – говори прямо в лицо. Но выяснять отношения Жене вообще было не свойственно. Если он в ком-то разочаровывался, просто сводил отношения на нет. Наверное, исходя из того, что никого нельзя переделать. Мы здесь уже все готовые.
А если это подчинённый?
– Если это подчинённый, который не справляется с работой, то с таким расставались. А если это подчинённый, который хорошо делает дело, но по-человечески несимпатичен, то личное отодвигалось да-а-леко в сторону. Дело было важней. При этом жизнь как-то так складывалась, что такие люди обычно сами уходили. Может, человек понимал, что не из этого гнезда? Но те, что оставались, становились друзьями. Много вы знаете людей, которые дружат с самого детского сада? Я этот принцип Евгения Максимовича – дружить с человеком независимо от его чинов, званий, поворотов судьбы – приняла как что-то мне очень близкое.
Он вообще был в душе романтик, очень эмоциональный. В детстве мечтал быть моряком. Мальчишеская мечта такая – военный офицер, красивая форма. Они тогда поехали целой группой мальчишек-друзей из Тбилиси поступать в Бакинское военно-морское училище. Кто-то поступил, кто-то сразу отсеялся… Время было военное – голодно, холодно, муштра. Женя так бы и остался там, стал бы адмиралом флота как минимум, но у него начался туберкулёз, и его отчислили по состоянию здоровья. А у него уже перед глазами стояло – вот корабль уходит в море, он стоит на мостике, а с берега ему, прощаясь, машет девушка. И эта мечта в один миг рухнула. Он возвращался в Тбилиси поездом и всю дорогу плакал…
Ирина Борисовна, вы прожили вместе двадцать пять лет, были счастливы… Первоначальная влюблённость, очарованность, восхищение с годами во что переходят? В какое-то другое чувство?
– У меня? Ни в какое. Влюблённость – это, по-моему, временное что-то, легковесное. Влюбляешься во внешний облик, манеру говорить. Это всё такое первое-первое, лёгкое-лёгкое. А потом начинаешь всматриваться, вслушиваться, вникать в суть человека… И это любовное восхищение, которое в какой-то момент возникло, у меня так и не исчезло до последнего дня… Я и сейчас им… восхищаюсь!
Отступление последнее. Фокусировка
Вера Минина:
«В 96-м году мы отдыхали на даче неподалёку от Сочи, и нашими соседями были Примаковы – Евгений Максимович, Ирина Борисовна, их дочь Аня. Дети у нас были ровесники, нашим близнецам через неделю исполнялось семнадцать – возраст трудный, со старшими они вообще предпочитали не общаться. Добиться от детей пары фраз равнялось подвигу. А Евгений Максимович над ними шутил. Надо мной, кстати, тоже.
Мы играли на бильярде, и понятно, что это была игра в одни ворота. Играл он, так же как плавал, мастерски. Я мазала, а он с усмешкой комментировал: «Главное – красиво ударить. Забивать не обязательно». Через пару недель совершенно лузерской игры с министром иностранных дел я почему-то начала чувствовать себя красавицей, хотя всегда считала себя барышней средних данных. Потом похожий эффект обнаружился на детях. Наши «немые» вдруг пошли на контакт. На день рождения Евгений Максимович подарил им какие-то памятные медали – и они с ними носились, точно им вручили настоящие боевые ордена…
В этом отпуске на нас вдруг снизошло – да ведь мы же замечательные, красивые, умные, мы вообще венец творенья! И эту операцию по удалению комплексов над нами проделал Евгений Максимович.
Он относился к людям с таким уважением, что повышал их самооценку. Я потом поняла, как это делается. На тебя наводят луч симпатии – и ты расправляешь крылья. Примаков был на людей настроен. Это или нюх, или какой-то внутренний слух, невероятно чуткий. Причём всё делалось очень тонко, почти незаметно, ведь ни одного комплимента, только шутил и смеялся.
Всем ли предназначалась его симпатия? Думаю, нет. Его насчёт людей было не провести, разве что ненадолго. Ему и наказывать никого не надо было – просто убрал эту свою теплоту, интерес и расположенность, и всё, тебя, такого замечательного, больше нет…»
Автор: Наталья Смирнова
фото: А. Птицын/МИА "РОССИЯ СЕГОДНЯ"; Эдуард Песов/ТАСС
