Про деревню Хатынь знает, наверное, весь мир. Она стала символом страшных мучений белорусов во время Второй мировой войны. Про деревню валежник почти никто не знает. Хотя ее тоже сожгли, а все ее население поубивали. Вместе с детьми и женщинами. Валежник были уничтожены в день праздника Советской Армии. 23-го февраля 1945-го года.
На самом белорусско-литовской границе, в Ошмянском районе, за крохотной деревней Юсялишки хорошая дорога в сторону Литвы заканчивается. И упирается в поле. За какие-то пару километров видна стена леса. Это еще белорусский лес. Если пройти грунтовой дорогой, разьежжанай пограничными джипами, ровно на север, через минут десять выйдешь в поросшее сорняком немалое поле. И посреди этого поля, в этой пограничной тишине, глаз выхватить небольшой мемориал.
Невысокий каменный крест, а рядом часовня. На кресте написано по-белорусски следующее. «Жителям деревни валежник, погибшим во время боевых действий 23 февраля 1945 года".
Что же это за боевые действия велись в Беларуси, когда фронт давно был в Германии? Ответ дает польский надпись на втором памятнике, на часовне. «В этом месте была деревня валежник. В ночь на 23 февраля 1945 года была пацыфикаваная войсками НКВД. Были убиты все жители, а также отдел самообороны Армии Крайовой ».
Янина Гаспарович живет в самом конце Юсялишак, в доме, который ближе к месту трагедии. Очень душевная женщина с взглядом добродушным и одновременно любознательным. Чужие люди сюда забираются редко. В 1945-м Янине было 10 лет. И кое-что она помнит.
– Что случилось? Выбили всех. Была польская партизанка после войны. И НКВД русское было. Мороз такой был! Заехали греться. Зашли в дом. К отцу: «Знаете, дедушка, кто мы есть?»Папа говорит: «Сейчас такой мир – никого не узнаешь». Папа хитрый был, бороду отрастив, дабы не словили в армию. Обогрелись немного, а их много подвод наехала. Не все были входя, только пара человек. Звездочки русские на шапках. Обогрелись и поехали. А наша корова как раз была на ацяленьни. Мать ночью пошла корову смотреть. И будит отца: «Проснись! Что на небе творится. Горит что-то, какой-то пожар. Натуны, наверное, горят ». Папа: «Нет. Это не Натуны. Это валежник горят ». Ну, так и вышло. Валежник. Назавтра утром везут около нас раненых. Везут и везут. Тогда слышим, что валежник сгорели, выбили весь народ. Только один парень был холостяком, он в Вильно был поехав. Так он остался жив.
Здесь располагалась уничтожена деревня валежник
Оказывается, убиты были не все. Один человек выжил. По фамилии Дедулейчык. Но пожил на своем пепелище недолго.
– Был еще такой Дедулейчык. Он после выехал в Салечники. Он еще на этом агнявиску поставил дом. И девочка была родившись. А после получил еще четыре дочери и сына. Это было с пятницы на субботу. А в воскресенье мама пошла в костел. И после костела собрались люди сюда смотреть. Кто-то своих родственников стал забирать. Родня приехала, чтобы какие косточки забрать. Была одна убитая баба беременна, и ребенок лежит при ней. Обгоревшее. Там все погорели. А тот Дедулейчык под бревнами сделал окоп. И он шугнув туда с кожухом и с женой. И девочку потянул. Под бревна эти. Часть тех бревен обгорела. Так остались живы. И потом еще поставил на агнявиску дом. А после уехал в Салечники.
Но в валежник погибли не только аковцы и несчастные жители Хворосту. В оцеплен войсками деревню загоняли всех, кто вдруг оказывался на дороге. Даже детей. Эта операция больше похожа на карательной акции, чем к бою.
– Эти энкавэдисты задерживали всех, кто шел или до костела, или в магазин. Вот тут бабушка на конце деревни жила. И задержали парня, который шел к ней. Погиб. Шел, нес бабушки лучину. Ведь не было же ни кирасыны, ничего в войну. Задержали, как шел, днем! И сгорел тоже.
– Все это похоже на карательной акции.
– То же самое, что и Хатынь. Окружили деревню кругом. Из леса нему видно было, кто убегает. А жены Дедулейчыка родители жили в соседней деревне. Были на дерево взьлезшы. Видели, как домик зятя горит. А видишь, какой счастливый был.
– А валежник была большая деревня?
– Семь домов здесь. И две на окраине. И те сожгли. Дянгилевския там такие жили. Всего девять домов.
– А как того мальчика звали, которого завернули?
– Стась. Воронецкий.
– Станислав Воронецкий. И было ему …
– Двенадцать лет.
В Юсялишках осталось только четыре жилых дома. Кроме Янины Гаспарович, еще о трагедии Хворосту мне смогла что-то рассказать Регина Адамович. Рассказала то, что ей рассказывали родители. Ведь сама Регина родилась в 50-х.
– Свои расстреляли. Свои. Которые не хотели на фронт, которые прятались. А после скучкавалися в банду. Отец рассказывал, что всю родню постреляли. Даже одного мальчика, маленький, в колыбельке спал. Автоматом. За что? Сорок пятый год. Война заканчивалась. Своих свои. Я понимаю, когда немцы. Чужеземцы. Это война была. А здесь свои своих.
Свои своих. После всего услышанного очень режет ухо это «свои» в сторону карателей из НКВД.
На первый взгляд может показаться, что белорусский памятник правду скрывает, а польский рассказывает всю. Но на самом деле все не так просто. Белорусский крест появился первый. В начале 90-х. И текст на нем «редактировался» районными властями. Польская же часовня была построена только через десяток лет. У первого памятника была инициатор. Имя ее – Гелена Альбертовна Пашкель. Она тоже жертва большевизма. Ее мать убили прямо на ступеньках костела в деревне Онжадово. Убил пьяный активист. Слово Янине Гаспарович.
– В Онжадово они жила. Ее мать какой-то дурак застрелил. Ехал, стрелял. Она из костела вышло, и пуля в нее. Так Эва Гэля поставила белорусский памятник. А после поставили часовенку по-польски. Как освящали, приехали поляки из Польши, целый автобус пришел.
До этого памятника очень трудно добраться. Ведь он чуть ли не на самой границе. Но со страшного летописи войны деревню валежник уже не вычеркнуть. В валежник погибли 25 мирных жителей, 50 бойцов Армии Крайовой. Количество жертв со стороны НКВД неизвестна.
Источник: www.svaboda.org
