Сергей Сенинский: Ровно 70 лет назад, в начале
октября 1940 года, немецкий писатель Лион Фейхтвангер, спасаясь от
преследований нацистов в Европе, приехал в Нью-Йорк. За 18 лет,
проведенных им в США, были написаны "Лисы в винограднике" и "Мудрость
чудака", "Гойя", "Испанская баллада" и "Братья Лаутензак".
Рассказывает наш корреспондент в
Нью-Йорке Марина Ефимова:
Марина Ефимова: "Силы, движущие народами,
остаются неизменными с тех пор, как существует писаная история. Эти
силы определяют современную историю так же, как они определяли историю
прошлого. Представить эти неизменные законы в действии – вот цель
автора исторического романа. Он хочет понять современность и поэтому
ищет в истории не пепел, а пламя".
Мое поколение выросло на романах Фейхтвангера.
В Советском Союзе его книги начали появляться в середине 50-х – после
десятилетнего перерыва на кампанию против "безродных космополитов" (к
которым сгоряча причислили и Фейхтвангера). И мы, тогдашние подростки,
упивались "Испанской балладой", "Безобразной герцогиней", "Успехом",
"Братьями Лаутензаками", "Иудейской войной"… Что нас так очаровало в
Фейхтвангере? Он был одним из первых доставшихся нам западных
писателей 20-го века. До этого были только произведения советских
овременников, где буржуазия – плохая, революционеры – хорошие, добро с
кулаками". Фейхтвангер разрушал этот джентльменский" набор. Моим
любимцем был Жак Тюверлен из "Успеха", считавший (в отличие от
коммуниста Перкля), что "мир будет тихо и бесшумно переделан с помощью
разума". А моего друга потрясло описание сорокалетних любовников в
романе "Братья Лаутензак". Такого не случалось у
советских авторов. Потом мы повзрослели, увлеклись другими книгами, и
я забыла о Фейхтвангере… пока недавно не прочла, что в 50-х, когда
мы им ачитывались, он доживал свою жизнь в Америке – иммигрантом,
узником роскошной калифорнийской виллы. Немецкого гражданства его
лишили нацисты, а в американском гражданстве отказали чиновники. Он
боялся, что если выедет за пределы страны, его не впустят обратно.
Лион Фейхтвангер – автор 17-ти всемирно известных романов – стал
настоящим космополитом: он умер, не будучи гражданином никакой страны.
"Когда-нибудь наступит эпоха, когда человек
сможет ступить в любую точку планеты и сказать: "Это – моя страна".
Марина Ефимова: Эти строчки взяты из романа
"Лисы в винограднике", который не только посвящен американской
тематике (американской революции 18 века), но и написан специально в
дар Америке.
Отношения Фейхтвангера с Соединенными Штатами
начались в ноябре 1932 г., с его лекционного тура. Об этом первом,
резко оборвавшемся визите рассказывает сотрудник Мемориальной
библиотеки Фейхтвангера в Лос-Анджелесе, Мариа Шутце-Кобурн:
Мариа Штуце-Кобурн: Лекционный тур не был успешным. Фейхтвангер был
очень известным писателем уже с середины 20-х (с опубликования романов
"Безобразная герцогиня" и "Еврей Зюс"). В конце 20-х годов его
кандидатура даже обсуждалась в качестве претендента на Нобелевскую
премию. Но лектором и оратором он был плохим. Дело портил и его
сильный акцент. Словом, многие его американские почитатели были сильно
разочарованы.
Но одно важное событие было – знакомство с Элеонорой Рузвельт,
сыгравшее немалую роль в его судьбе.
Фейхтвангер предвидел опасность усиления
нацистов. Еще в 1930-м г., в романе "Успех", он описал Гитлера в
образе Руперта Кютцнера с его "истерическим возбуждением". Но все же
он не ожидал того, что произошло 30 января 1933 года. Это невероятная
удача, что в тот исторический момент Фейхтвангера не было в Германии.
Марина Ефимова: 30 января 1933 года Лион
Фейхтвангер был в Вашингтоне – почетным гостем на обеде у немецкого
посла Фридриха Вильгельма фон Притвиц унд Гаффрон. Утром следующего
дня фон
Притвиц разбудил Фейхтвангера телефонным звонком и сообщил, что Гитлер
назначен канцлером. Посол предупредил, что писателю ни в коем случае
нельзя
возвращаться в Германию: в геббельсовском списке злейших врагов Рейха
его фамилия стоит под №6. Сам посол уже подал в отставку. Доктор
Шутце, почему
Фейхтвангер сразу не остался в Америке?
Мариа Штуце-Кобурн: Этот вариант даже не
обсуждался. Они с женой были такими европейцами… Кроме того, на юге
Франции собрались все их друзья и коллеги: Верфели, Генрих Манн, сын
Томаса
Манна и множество других берлинских интеллектуалов. Недаром
Фейхтвангер позже писал, что в 1930 г. "Берлин был населен будущими
ссыльными". Манны, Метерлинк, Ремарк – все бежали, даже те, кого не
лишили гражданства и не конфисковали имущество, как у Фейхтвангера.
Они любили юг Франции и надеялись там переждать нацизм (Фейхтвангеры –
в городке Санари-Сюр-Мэр). Они не могли вообразить, что будет война,
которая охватит весь материк и окажется такой долгой.
Марина Ефимова: Война началась 1 сент. 1939 г., когда Фейхтвангер
дописывал последнюю часть трилогии "Иосиф Флавий". Он был арестован в
конце 39-го французскими властями – как немец, представитель
враждебной страны – и вместе с другими немцами посажен в лагерь "Ле
Милль". События во Франции развивались быстро, и в течение нескольких
месяцев Фейхтвангер был сначала выпущен из лагеря, а потом (летом 1940
г.) снова
арестован – уже не как немец, а как еврей. В этот раз его увез-ли под
Марсель. Новый лагерь – "Сэнт Николас" – охранялся французами. Кто
посмелее, бежал из него. Остальных после прихода немцев отправили в
Освенцим.
Мариа Штуце-Кобурн: Я думаю, жена Фейхтвангера
Марта была самым удивительным человеком. Когда Фейхтвангера отправили
в лагерь, она написала десятки писем всем знаменитым и влиятельным
людям,
которых она знала в Европе и в Америке (включая Элеонору Рузвельт). А
потом помчалась в Марсель, в американский консулат.
Марина Ефимова: В консулате Марта попросила
вызвать заместителя консула Майлса Стэндиша, солгав, что она его
приятельница. К счастью, молодой дипломат знал имя Фейхтвангера и
поэтому вышел к Марте и отвел ее к заведующему отдела виз и паспортов
Хираму
Бингаму. Подробность этого эпизода – из рассказа Марты Фейхтвангер:
"Американцы не выносят женских слез. Когда я расплакалась, Бингам тут
же предложил мне остановится в его доме и обсудить ситуацию".
Марина Ефимова: Марта передала дипломатам рассказ жены другого
арестанта – о том, что заключенных из Сэнт Николаса водят днем на реку
мыться, и это единственное место, где к ним можно близко подойти.
Дальше ассказывает биограф и друг писателя Гарольд фон Хофе – в
статье "Романист Лион Фейхтвангер":
"Стэндиш вызвался сделать попытку освобождения. Он приехал к реке на
машине с водителем-профессионалом.
Фейхтвангер мылся, раздевшись до трусов. Подойдя к колючей проволоке,
не очень надежно ограждавшей место купанья, Стэндиш показал писателю
записку жены: "Ничего не говори, ни о чем не спрашивай, просто
выполняй!". По знаку Стэндиша голый Фейхтвангер прыгнул в машину, и
водитель нажал на газ. На
заднем сиденье молодой дипломат помог беглецу надеть дамское пальто,
платок и очки. Когда французская полиция остановила американскую
машину, Стэндиш
предъявил документы и, указав на Фейхтвангера, сказал, что это его тёща".
Марина Ефимова: В 1939-40-м годах в Европе
оказалось в ловушке столько беглых интеллектуалов, что Рузвельт дал
указания посольствам тайно способствовать их спасению. Были созданы и
спецгруппы: "Чрезвычайный комитет спасения" под руководством
журналиста Вэриана Фрая и группа добровольцев-квакеров – членов церкви
Unitarian Church . Все эти люди действовали без всякой помощи
официальных дипломатических учреждений, которые настойчиво и часто
убежденно соблюдали формальную политику нейтралитета, декларированную
Конгрессом. Спасение Фейхтвангера было бы вызовом Третьему Рэйху. Дело
решило письмо Марты к Элеоноре Рузвельт, вслед
за которым Бингам послал первой леди фотографию, кем-то подкинутую в
консулат: Фейхтвангер за колючей проволокой. Рузвельты, по своим
неофициальным каналам, дали указание срочно выписать чете
Фейхтвангеров
въездные визы, причем самому писателю – не на его имя.
Читаем у Хофе:
"Неожиданно в Марселе появился священник Уайтстил Шарп и, явно
нервничая, сказал Фейхтвангеру: "Мы с женой приехали, чтобы помочь вам
бежать из Франции". Бингам приготовил фальшивый паспорт не на имя
писателя, а на его псевдоним – Лион Вэтчик. "Странный псевдоним, –
удивился Бингам. – По-английски звучит как "Мокрая щёка" – wet chick.
"Это перевод на английский моей фамилии, – сказал Фэйхтвангер, –
"фэйхт" – влажный, "вангер" – щека. Мокрощёков". Исход начался ночью,
из отеля, имеющего прямой выход на вокзал, с которого уходили поезда к
подножию Пиренеев".
Марина Ефимова: Миссис Шарп все время обгоняла
беглецов, чтобы подготовить очередной этап пути. Поэтому Пиренеи они
переходили втроем. Таможня на испанской границе была реальной
опасностью:
документы мужчин не вызывали подозрений, но фамилию Марты могли
узнать. Однако умная Марта подала таможенникам одновременно свой
паспорт и блок
хороших сигарет, сказав, что не хочет за них платить, нельзя ли их
оставить на таможне? Внимание к сигаретам явно пересилило внимание к
паспорту, и Марту пропустили.
В Барселоне они оказались на мели. Шарп нашел
американский консулат и сумел достать там денег на билеты: всем –
третьего класса, а Фейхтвангеру – первого, потому что там небрежнее
проверяли
документы. Шарп снабдил писателя чемоданчиком Красного креста. В
коридоре с Фейхтвангером завязал разговор ехавший в том же вагоне
офицер СС. Они по-английски обменялись любезностями в адрес Красного
креста: офицер – с прусским акцентом, Фейхтвангер – с баварским.
Мариа Штуце-Кобурн: "Там было много сложностей. На вокзале в Лиссабоне
к Марте подошел журналист и спросил, правда ли, что в поезде едет
Фейхтвангер? Но кроткий Шарп схватил его за грудки и зашептал:
"Заткнись! Твоя глупость может стоить кому-нибудь жизни". Супруги
сняли комнату в отеле, но миссис Шарп привела священника Чарльза Джоя,
который сказал, что Фейхтвангеру надо уехать сегодня, потому что
нацисты начали в городе облавы на беженцев из Германии. Из Лиссабона
рвались толпы беглецов, билеты на пароход были давно распроданы. И
тогда миссис Шарп
уступила свой билет Фейхтвангеру".
Марина Ефимова: Марта и миссис Шарп вырвались
из Лиссабона только через две недели. 5 октября 1940 г на пристани в
Нью Йорке Фейхтвангера ждала толпа репортеров. В утренних газетах
появились их отчеты:
"Можно сказать с математической точностью, что в этой войне Германия
будет разбита, – говорит немецкий писатель". Но в ФБР, в "Деле"
писателя появилась
запись: "Фейхтвангер пользуется любым случаем для злобных нападок на
режим нацистов". И дальше –странное обвинение: "of premature
antifascism" – в преждевременном антифашизме". Осенью 1940 года
американские политики все еще считали нужным дать Гитлеру шанс.
Окруженная садом вилла "Аврора" расположена на холме с видом на океан
в одном из красивейших мест Южной Калифорнии – Pacific Palisade. Там
прожил Фейхтвангер последние 16 лет своей жизни и написал почти все
лучшие свои вещи: "Братья Лаутензак", "Лисы в
винограднике", "Гойа, или Тяжкий путь познания", "Мудрость чудака",
"Испанская баллада"…
Мариа Штуце-Кобурн: Фейхтвангер был невероятно
светским человеком. В нашем архиве хранится масса приглашений на
разного рода приемы и вечеринки. На вилле Аврора чаще всего собирались
немецкие
литераторы, которым он читал отрывки из новых романов: в 42-м – из
"Братьев Лаутензак", в 47-м – из "Лис в винограднике", в 51-м из
"Гойи"… Он очень
прислушивался к коллегам – особенно к советам своего ближайшего друга
Генриха Манна. Другими частыми гостями были американцы из Голливуда:
Чаплины, Чарльз Лавтон (который устраивал там шекспировские чтения),
Джон Хьюстон. В доме всегда кто-то жил, кого-то угощали, Марта пекла
свои знаменитые яблочные штрудели. Для Фейхтвангера общение с людьми
было,
бесспорно, частью писательства. Он строжайше соблюдал ежедневное
жёсткое расписание работы, он никуда не ездил, и гости были его
главной творческой
стимуляцией.
Марина Ефимова: До 45-го года это всё был,
конечно, "пир во время чумы". В Европе гибли родные, друзья, оттуда
доходили страшные вести, страшные слухи… В Калифорнии для немцев был
введен
комендантский час, что было объяснимо, но все равно унизительно. С
окончанием войны все, было, вздохнули свободно, но тут для
немцев-иммигрантов в Америке начались новые странные неприятности:
энтузиасты из Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности
всех иммигрантов-антифашистов взяли под подозрение. По их понятиям до
войны антифашистами могли быть только прокоммунисты.
Мариа Штуце-Кобурн: Да, они предполагали, что
Фейхтвангер коммунист, хотя он много раз в беседах с представителями
ФБР объяснял, что его еще можно назвать социалистом, но никак не
коммунистом.
Однако его связи с Советским Союзом, московские гонорары, а, главное,
его книга "Москва 1937" оставляли подозрение в силе. Ведь, в 1937
году, в разгар террора, в скованной страхом стране он написал такие
строки: "У кого есть глаза, умеющие видеть, и уши, умеющие отличать
искренность от фальши, тот
должен чувствовать, что русские люди, рассказывающие в каждом углу
страны о своей счастливой жизни, говорят не пустые фразы". Конечно,
причиной его слепоты была политическая наивность, а не партийная
принадлежность. Но в период маккартизма к нему относились как к "пятой
колонне". Ни ФБР, ни чиновники не понимали, что Фейхтвангер не мог
принадлежать ни к какой
политической группе. Его видение мира было особым, историческим, оно
не вписывалось ни в какие готовые системы. Он везде был аутсайдером.
Марина Ефимова: Атмосфера маккартизма, с его
"охотой на ведьм" и бессмысленной формулой "преждевременного
антифашизма", была такой гнетущей, такой неожиданной для Америки, что
немцы побежали:
антикоммунист Томас Манн – в Швейцарию, коммунист Брехт – в ГДР (туда
рвался и Генрих Манн, но его остановила смерть). Фейхтвангер год за
годом подавал
прошения о предоставлении ему гражданства, и год за годом получал
отказ. Последнее он подал в декабре 58-го – за неделю до смерти. И
гражданство было
ему даровано – на следующий день после смерти, 22 декабря 1958 г.
История напоминает конец трилогии Фейхтвангера "Иосиф Флавий":
"Римские власти всполошились не на шутку,
ведь, речь шла о человеке, которого знали в Риме и при дворе… Но
нелегко отыскать пропавшего на земле, которую посетила война…
Пришлось признать
его исчезнувшим без вести. И тогда все согласились, что единственный
памятник, который суждено иметь Иосифу – это его труды".
