Мы все прекрасно знаем, что самое важное в экономике – это качество и продолжительность жизни. В России мы достигли высочайшей за всю историю ожидаемой продолжительности жизни – 72,5 года, но это примерно где-то 95-100 место в мире. И если смотреть по регионам, огромная дифференциация в продолжительности и качестве жизни.
В регионах Северо-Запада, в отдельных центральных областях, в Сибири и на Дальнем Востоке, особенно в Сибири продолжительность жизни на уровне ожидаемого всего 64-65 лет, то есть это уровень беднейших африканских стран. В Москве – 77 лет, это тоже немного на самом деле, где-то 45-50 место в мире.
Огромная дифференциация и в уровне доходов по регионам. Заработная плата деревенского почтальона 3-5 тысяч рублей. Или заработная плата преподавателя ВУЗа 12 тысяч рублей, а он мечтает хотя бы о 20 тысячах рублей… У меня был такой телефонный звонок из одного сибирского региона во время передачи на Общественном телевидении России.
Регионы, где происходит человеческое и материальное опустынивание, впору объявить зонами национального бедствия. Вот это и есть исходная точка. Часто, находясь в Москве, а Москва это очень насыщенный, очень энергичный город, мы забываем, что в 2013 году валовой региональный продукт на душу населения здесь был 33-34 тысячи долларов, это где-то уровень Испании. Сегодня это где-то 17-18 тысяч долларов на душу населения. И это значит, что Москва сегодня – что-то типа среднего европейского города, типа Праги. А если мы пойдем в регионы (я только что вернулся из Новосибирска), в новосибирской области, соответственно, валовой региональный продукт на душу населения чуть больше 8 тысяч долларов. Есть регионы с гораздо меньшим показателем, где-то 4-5 тысяч долларов, это опять, на самом деле уровень беднейших развивающихся стран.
Главное, наверное, в том росте, и в той модернизации, которая нам предстоит – не тонны, не баррели, не мегаватты, не производственные мощности. А важно, будет ли качество жизни, наконец, однородное по всей территории нашей огромной страны, сможем ли мы убрать эту огромную разницу в продолжительности жизни, в уровне преступности, в уровне заболеваемости и т.д.
Вторая исходная точка, которая нам важна, чтобы понять что это за экономика. Это, конечно же, сырьевая экономика, которая очень зависит от мировых цен на сырье. И курсы доллара, прежде всего, и евро к другим мировым валютам, потому что от этого тоже зависят цены на сырье. И нет ничего более волатильного, независимо от санкций и прочего, в этой внешней среде, точно также как и в спросе на это.
Это экономика, которая во многом стабилизировалась за счёт того, что с прошлого года стабилизировались и чуть приподнялись мировые цены на сырье. Во-вторых, удалось удержать объёмы экспорта и даже прирастить сырья, топлива, прежде всего за счет Европейского союза, который по-прежнему является нашим ключевым клиентом (в 2013 году – 50% внешнего товарооборота, сегодня это где-то 43-44%). Но нужно понимать, что это клиент очень рискованный, который нас не очень любит, который хотел бы избавиться, официально, во всяком случае, от этой импортозависимости.
Третья исходная точка. Экономика в течение последних десятилетий резко упростила свою структуру. Сырьё – это 10 миллионов человек и мы еще 5-7 лет назад и даже сейчас слышим точки зрения, что надо заниматься тем, чем умеем заниматься. Наше место международного разделения труда – это сырьё. Ещё кто-то говорит о цифровой экономике, что это нам очень хорошо. Но тогда встает вопрос: если 10 миллионов человек – это тот нефтяной или газовый кран, у которого мы все сидим и кормимся и ещё нужно какое-то количество людей, чтобы их охранять и регулировать и т.д. и т.п., то что же делать остальным 136 миллионам человек с их способностями, талантами. Что, торговаться за свой кусок с правительством, с государством?
Наверно, 136 миллионов человек заслуживают большой универсальной экономики, многопродуктовой и, желательно, социально-рыночной экономики, конечно, с социальными гарантиями. Но экономика за эти два десятилетия, еще раз повторюсь, упростила свою структуру. Во-первых, мы во многом потеряли экономику простых вещей. Из базы данных Росстата о производстве продукции в натуральном выражении: « Мы производим 1 купальник на 490 женщин во взрослом возрасте, по официальным данным, 1 пиджак на 75 мужчин и примерно столько же юбок». Но, мы, конечно же, понимаем, что часть этого производится, наверное, в так называемой неформальной экономике, которой очень много в Российской Федерации.
У нас экономическое чудо на самом деле – машиностроение. Мы почти в два раза увеличили производство металлорежущих станков, но мы при этом должны понимать, что потеряли экономику и сложных вещей, потому что в 2014 году в месяц мы производили 180 металлорежущих станков, сейчас производим 320-350 металлорежущих станков в месяц (почти в 2 раза!). И это все равно где-то 6-8 % от их выбытия. Поэтому все отношения с главными внешними партнерами, в том числе с Европейским союзом, построены, к сожалению, по принципу «заднего двора». То есть мы – сырьё, а взамен получаем технологию, оборудование и ширпотреб.
Мы, к сожалению, не создали экономику инноваций, потому что, несмотря на быстрый рост, по статистике Росстата мы в год производим чуть больше 4 долларов электроники на одну российскую душу, что при любых сопоставлениях является, конечно, очень неправильным. Но, у нас экономическое чудо, у нас действительно экономическое чудо в ряде отраслей.
В военно-промышленном комплексе известно, что президент в послании Федеральному Собранию в декабре говорил о 10% росте в этой отрасли. У нас чудо в аграрном секторе, фармацевтике, у нас чудо в производстве тротуарной плитки. В 2016 году, объём производства по данным Росстата, в целом в Российской Федерации по сравнению с 2010 годом увеличился в 2,4 раза, это замечательные темпы роста. У нас начало расти производство легковых автомобилей. Есть и другие сектора, где есть быстрый рост. Но вы знаете, когда начинаешь разбираться, а собственно говоря, каковы причины этого роста, и что происходит именно в этих отраслях, оказывается, что те аргументы, к которым часто прибегают наши оппоненты, говоря о том, что в России: нет инвестиционных проектов, невозможно протолкнуть кредит, потому что на него нет спроса, когда получают налоговые стимулы, немедленно начинают вывозить капитал или менять деньги на валюту и прочее, они, оказывается, начинают работать, потому что в тех секторах, где сегодня фантастический экономический рост, там государство искусственно создало нормальные рыночные условия либо псевдонормальные рыночные условия.
То есть там доступные кредиты, там налоговые льготы, там приемлемые прямые бюджетные инвестиции, там низкий процент за счёт процентных субсидий и плюс, конечно же, очень помогла девальвация рубля, потому что мы очень долгое время кричали по поводу того, что рубль переоценен, до кризиса 2014 года, и он очень мешает, прежде всего, несырьевым отраслям.
Получается, что мы в поисках источников роста, кажется, немного неправильно отвечаем на кризис, потому что мы ответили умеренно жесткой денежной кредитной политикой. У нас по-прежнему очень высокий процент, мы стремимся вновь к сильному рублю, мы гордимся, что рубль укрепился.
У нас очень тяжелая налоговая нагрузка на самом деле, если её сопоставить. Хотя всегда гордятся тем, что у нас цивилизованная налоговая нагрузка на уровне развитых стран Европы. Но мы забываем, что нам нужен быстрый рост и нужна модернизация, а эти страны растут со скоростью 1-1,5 % в год. Нам нужна совершенно другая среда, нам нужна экономика не костыльная, которая искусственно в этих сегментах создает искусственно нормальные псевдо рыночные условия, доступные кредиты, проценты и так далее. А нам нужно нормализовать для бизнеса рыночные условия, дать возможность доступа к легкому дыханию, плюс, конечно же, снижение административного бремени, потому что по всем измерениям административное бремя последние 20 лет росло по экспоненте. И важно дать возможность при этом создавать адекватную финансовую банковскую систему и заниматься финансовым развитием.
Потому что, если экономика России перед кризисом занимала чуть больше 2% в глобальном валовом внутреннем продукте, сегодня она, после кризиса, занимает 1.8% в глобальном ВВП. А российская финансовая система, прежде всего банковская система, которая является ее ядром, никогда не занимала свое место в глобальных финансовых активах больше 1%, а сейчас это где-то 0.4-0.5 %. То есть, у нас еще и финансовая система очень волатильна и банковская система оказалась даже неадекватной размерам экономики, поэтому источник роста, когда мы должны заниматься ростом прежде всего, конечно же, должен быть найден в финансовом развитии. Во всяком случае, когда я вижу, что одним из ответов на кризис являлось (вот передо мной статистика Центрального Банка) то, что, кредиты среднему и малому бизнесу к валовому внутреннему продукту: в 2013 году – 6.9% на конец года , соответственно в 2016 году – 4.8%. То есть ответом на кризис , вместо стимулирования повсеместного развития среднего и малого предпринимательства, оказалось реальное сжатие.
Автор: Ирма Боженова
Источник: newizv.ru
