Февральская революция, не понятая и перевранная, и по сей день дает почву всяким измышлениям. Особенно их много у современных русских нацистов.
Некий Василий Разрытовский поделился с редакцией газеты «Каскад» своими сокровенными размышлениями о событиях 100-летней давности:
«Что нам принесла революция? Красное Знамя с масонской пятиконечной звездой, и серпом и молотом – это было кровавое месиво над Русским Народом, за измену Царю и Богу. А сейчас вся Планета Земля за наши грехи и нераскаянные, попала под пяту САТАНЫ и стала жертвой Красного Дракона. Попались за свободу от молитвы за Царя и Его Трона. Мечта была жидов иудеев, распявших Христа, Царствовать на Земле, как Царям».
М.В. Назаров руководитель издательства «Русская Идея» размышляя о февральской революции, отметил более грамотно:
«Революция сначала произошла в головах ведущего слоя, утратившего понимание православной монархии как богоосвященной власти, наиболее служащей спасению народа. Это стало внутренней причиной революции – ослепление российской интеллигенции и те грехи общества, связанные с утратой православного самосознания, о чем говорил в своих проповедях св. прав. Иоанн Кронштадтский. Но необходимо учесть и внешнюю причину, а именно: как нашими грехами коварно воспользовались враги России (объединенные для этой цели еврейским Финансовым Интернационалом) – без этого революцию тоже не объяснить».
Почитаешь таких, и жалко становится русский народ, который сам ни на что не способен и замучен еврейской неволей. Правда в том, что банкирам во всем мире – евреям и не евреям – была не выгодна русская революция, и царя, как я уже писал, заставили отречься от престола не евреи, Временное правительство возглавили не евреи и герои февральской революции были не евреи.
Керенский
Александра Федоровича Керенского долгие годы считали главным героем февральской революции.
С отцовской стороны предки Александра Керенского происходят из среды русского провинциального духовенства. Его дед Михаил Иванович с 1830 года служил священником в селе Керенки Городищенского уезда Пензенской губернии. От названия этого села и происходит фамилия Керенских.
Мать Надежда Адлер была по отцовской лини дворянкой русско-немецкого происхождения, а по материнской – внучкой крепостного крестьянина, который ещё до отмены крепостного права сумел выкупиться на волю и впоследствии стал богатым московским купцом.
Как и Владимир Ильич Ульянов (Ленин) Александр Федорович Керенский родился в городе Симбирске но на 11 лет позже, в 1881 году.
В детстве он перенёс туберкулёз бедренной кости. После операции мальчик полгода был вынужден провести в постели, и затем долгое время не снимал металлического, кованого сапога с грузом.
В 1899 году Александр с золотой медалью окончил Ташкентскую гимназию и поступил на юридический факультет Петербургского университета.
В отличие от своего земляка Керенский был практикующим адвокатом и даже выступал в поддержку М. Бейлиса, в связи с чем, подвергался судебному преследованию. Наверно тогда и появилась версия о еврейских корнях Керенского. Антисемиты утверждали, что «Керенский, сын австрийской еврейки Адлер, бывшей замужем (первым браком) за евреем Кирбисом, и до крещения носил имя Арона. Овдовев, его мать вышла второй раз замуж за учителя Керенского».
Керенский защищал прибалтийских крестьян, армян из партии Дашнакцутюн, эсеров Туркестана, участвовал в общественной комиссии по расследованию расстрела рабочих на Ленских золотых приисках.
15 ноября 1912 года был избран депутатом IV Государственной думы. Поскольку дума избиралась на 5 лет, это была последняя Государственная дума Российской Империи и была официально распущена указом Временного правительства 6 октября 1917 года в связи с назначением выборов во Всероссийское учредительное собрание.
В своей думской речи незадолго до февральской революции 16 (29) декабря 1916 года он фактически призывал к свержению самодержавия, после чего императрица Александра Фёдоровна заявила, что «Керенского следует повесить».
Но повесить его не успели.
14 (27) февраля 1917 года Керенский в своей речи в Думе заявил:
«Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало… Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон превратил в оружие издевательства над народом? С нарушителями закона есть только один путь борьбы – физического их устранения».
Председательствующий Родзянко прервал выступление Керенского вопросом, что он имеет в виду. Ответ последовал незамедлительно: «Я имею в виду то, что совершил Брут во времена Древнего Рима».
Вечером 26 февраля 1917 года Александр Керенский безжалостно констатировал: “Революция провалилась!”
Сессия Думы была прервана указом Николая II. Но тут восстал Волынский полк.
Керенский среагировал мгновенно:
“Увидел солдат в окружении толпы манифестантов, выстроившихся на другой стороне улицы. Они несколько суетливо и нерешительно вставали в шеренги, чувствуя себя неуверенно без офицеров, в непривычной обстановке. Я наблюдал за ними несколько минут, а потом вдруг, как был, без шляпы, без пальто, в пиджаке, побежал через главный вход к солдатам, которых с надеждою так долго ждал… И вот мы пошли на “штурм” караульной. Оказалось, охраны там уже нет, разбежалась до нашего появления. Я объяснил какому-то унтер-офицеру, где расставлять часовых, и вернулся в большой думский зал, уже забитый депутатами, солдатами, штатскими… Помню, подписывая какие-то бумаги, я не удержался от смеха.
– Чему смеетесь, Александр Федорович? – спросил один репортер. – Разве не знаете, что в данный момент вы всемогущи в России?
Что ж, приятно было это слышать”.
И воспользовавшийся солдатским бунтом Керенский на Совете старейшин думы 27 февраля призвал не подчиняться царской воле.
В тот же день он вошёл в состав сформированного Советом старейшин Временного комитета Государственной думы и в состав Военной комиссии, руководившей действиями революционных сил против полиции.
По итогам Февральской революции Керенский оказывается одновременно в двух противостоящих органах власти: в первом составе Временного правительства в качестве министра юстиции, и в первом составе Петросовета в качестве товарища (заместителя) председателя исполкома.
Кирпичников
Волынский полк взбунтовал унтер-офицер Тимофей Кирпичников, которого Керенский назовет “солдатом революции номер один”.
Он родился в 1892 году. Деревня Дмитровка Саранского уезда Пензенской губернии, простая крестьянская семья, из старообрядцев. Освоив начала грамотности в народной школе, поработал паровозным кочегаром, достигши призывного возраста еще до начала Первой мировой войны, оказался в действующей армии…
Кирпичников воевал на австрийском фронте, был ранен в руку, после госпиталя оказался в запасных частях в Петрограде. Служил во второй роте Волынского полка. Не очень дружил с дисциплиной. Но, как понюхавший пороха, пользовался популярностью среди солдат.
Свидетельство волынца Пажетных:
“27 февраля в 6 часов утра команда в 350 человек уже была построена. Выступил Кирпичников, обрисовал общее положение и разъяснил, как нужно поступать и что надо делать… В это время в коридоре послышалось бряцание шпор. Команда насторожилась и на минуту замерла. Вошел прапорщик Колоколов, бывший студент, недавно прибывший в полк. На его приветствие команда ответила обычным порядком. Вслед за ним вошел командир Лашкевич. (Очки золотые, стеклышки неприятные!) Все насторожились. Воцарилась тишина. На приветствие “здорово, братцы!” грянуло “ура” – так мы раньше договорились. (По уставу: “Здравия желаю, ваше благородие!”). Когда затихло “ура”, Лашкевич как будто что почуял, но повторяет еще раз приветствие. И опять снова раздается могучее и грозное “ура”. Лашкевич обращается к унтер-офицеру Маркову и гневно спрашивает, что это означает. Марков, подбросив винтовку на руку (штыком на офицера!), твердо и с вызовом отвечает: “Ура” – это сигнал к неподчинению вашим приказаниям!”
В следующее мгновение Кирпичников вырвал из кобуры пистолет и выстрелил в офицера.
Как установлено, солдаты-волынцы поначалу и не помышляли о славе революционных первопроходцев. Убийство офицера Лашкевича произошло в двух кварталах от парламентской цитадели – Таврического дворца. И они шли в Думу сдаваться и просить снисхождения, страшась трибунала за убийство.
Но по дороге солдатская колонна обрастала толпой, начались первые революционные братания людей с ружьями и гражданских…
И тут их встретил адвокат Керенский и преступники стали героями. Солдаты Волынского полка, пришедшие в Таврический дворец днем 27 февраля 1917 года, объявляются “Армией Революции”.
Керенский, не мешкая, отправляет “армию” на освобождение сидевших под судом и следствием социалистов: тюрьма на Шпалерной всего в нескольких минутах пешего хода…
Наутро после революции Кирпичников проснулся знаменитым. Его портреты висели на заборах и выставлялись в витринах. Вчерашнего унтера пригласили в члены солдатского и рабочего Петросовета. Александр Федорович Керенский публично назвал его “солдатом революции номер один” и придумал для своего “протеже” революционную награду – русский Георгиевский крест на красном банте. А “первый генерал революции” Лавр Корнилов, командующий (со 2 марта) войсками Петроградского военного округа, лично вручая крест Тимофею, объявил о присвоении ему офицерского звания:
“За то, что 27 февраля, став во главе учебной команды батальона, первым начал борьбу за свободу народа и создание Нового Строя, и, несмотря на ружейный и пулеметный огонь в районе казарм 6-го запасного Саперного батальона и Литейного моста, примером личной храбрости увлек за собой солдат своего батальона и захватил пулеметы у полиции”.
Пулеметов у полиции не было: не полагались по штату. Весной 1917 года Тимофея Кирпичникова видели во многих местах Петрограда: он продолжал активно поднимать солдатские и рабочие массы на “борьбу с врагами революции».
“…Я не видел человека более гнусного. Его бегающие по сторонам маленькие серые глаза, такие же, как у Милюкова, с выражением чего-то хищнического, его манера держать себя, когда, в увлечении своим рассказом, он принимал театральные позы, его безмерно наглый вид и развязность – все это производило до крайности гадливое впечатление, передать которого я не в силах…” – так описывает Кирпичникова в своих мемуарах князь Николай Жевахов, исполнявший должность товарища (заместителя) Обер-прокурора Святейшего Синода.
Корнилов
Генерал Корнилов имел типично не русскую внешность. Существует три версии происхождения Лавра Георгиевича Корнилова.
Кандидат исторических наук, доцент Мурат Абдиров в газете «Советы Казахстана» № 223 за 1992 г. сообщил, что Лавр Георгиевич Корнилов родился 18 августа 1870 года в Усть-Каменогорске, в семье бывшего хорунжего 7-го Сибирского казачьего полка Егора (Георгия) Николаевича Корнилова. Мать Л. Г. Корнилова – Мария Ивановна, мать Марьям – казашка из рода аргын-каракесек. В 17 лет Марьям познакомилась с казаком Георгием Корниловым и вышла за него замуж. Уже через два года после женитьбы Георгий Корнилов выбивается в офицеры, а в 1878 году становится чиновником.
Омский писатель-краевед Владимир Шулдяков в казахстанской газете «Мегаполис» № 47 (55) от 28 ноября 2001 г. и № 1 (60) от 10 января 2002 года заявляет что мать генерала, Прасковья Ильинична Хлыновская дочь потомственного казака Кокчетавской станицы. Среди предков Хлыновских были поляки и калмыки. Именно благодаря своим пращурам калмыкам у Лавра Георгиевича явно восточный тип лица.
Историк К.П. Шовунов в газете «Известия Калмыкии» в статье «Кто вы, генерал Корнилов?» считает, что настоящее имя Корнилова – Лавга Гильджирович Дельдинов. Он родился в семье калмыка-казака и русской казачки в донской станице Семикаракорская. Семья распалась, маленький Лавга был усыновлён дядей Георгием Корниловым, проживавшим в Усть-Каменогорске, и записан Лавром.
Свою военную карьеру он начинал как русский шпион. Вот здесь и пригодилась его нерусская внешность.
С 1898 по 1904 год служил в Туркестане помощником старшего адъютанта штаба округа, а затем – штаб-офицером для поручений при штабе. Из его послужного списка мы узнаем, что переодевшись туркменом, провёл рекогносцировку британской крепости Дейдади в Афганистане. Совершил ряд длительных исследовательских и разведывательных экспедиций в Восточном Туркестане (Кашгарии), Афганистане и Персии – изучал этот загадочный край, встречался с китайскими чиновниками и предпринимателями, налаживал агентурную сеть. Итогом этой командировки стала подготовленная Лавром Георгиевичем книга «Кашгария, или Восточный Туркестан», ставшая весомым вкладом в географию, этнографию, военную и геополитическую науку и принесшая автору заслуженный успех. К тридцати годам он самостоятельно выучил английский, немецкий, французский, татарский и персидский языки. Семь месяцев с семью казаками он скитался по безводным пустыням Восточной Персии, менял обличья, переодеваясь то купцом, то дервишем.
Когда началась русско-японская война, подполковник Корнилов получил назначение в штаб 1-й стрелковой бригады, участвовал в боях под Сандепу и Мукденом. Во время мукденского сражения он сумел вывести из-под удара японцев три стрелковых полка, которым грозило окружение, за что был удостоен ордена Св. Георгия 4-й степени.
Почти одновременно с наградой Лавр Георгиевич получил чин полковника, который давал права потомственного дворянства. Это уже была блестящая карьера для выходца из бедной казачьей семьи.
После заключения Портсмутского мира, завершившего войну с Японией, Корнилов около года служит в управлении Генштаба, а затем четыре года проводит в должности военного агента (атташе) в Китае, продолжая работу в интересах русской военной разведки.
В начале Первой мировой войны Лавр Корнилов служил командиром бригады 48-й пехотной дивизии, с августа 1914 – начальником этой дивизии, принимавшей участие во всех крупных сражениях в Галиции и Карпатах. В августе 1914 был произведен в генерал-лейтенанты.
Во время отступления из Карпат в апреле 1915 года дивизия Корнилова попала в окружение. Австрийцы прислали парламентера с предложением капитуляции. Лавр Георгиевич ответил, что лично он сдаться не может, сложил с себя командование дивизией и вместе со своим штабом скрылся в лесу. Впрочем, через несколько дней после бесплодных попыток перейти линию фронта и эта группа русских офицеров была захвачена в плен.
Пленного русского генерала австрийцы поместили в замок Нейгенбах под Веной, затем перевели в Венгрию, в замок князя Эстергази. Условия его содержания в плену были вполне сносными: хорошее питание, медицинский уход (во время последнего боя генерал получил два ранения – в ногу и в руку), возможность делать покупки в ближайшем местечке и даже услуги оставленного при его особе денщика.
Во время нахождения в плену генерал Корнилов был высочайшим указом пожалован орденом Св. Георгия 3-й степени – за мужество и умелое руководство войсками; все нижние чины дивизии получили кресты, а достойные офицеры – орден Св. Георгия 4-й степени.
Едва оправившись от ран, Корнилов стал готовить побег. Первая попытка провалилась – пленные офицеры попытались подкупить кастеляна замка, чтобы он снабдил их гражданской одеждой и пропусками, однако тот доложил обо всем начальству. Но последовала вторая, оказавшаяся удачной: фельдшер-чех за большие деньги снабдил генерала документами и солдатской формой и вывел за охраняемую территорию. Проблуждав почти месяц по румынским лесам, Лавр Георгиевич все же смог выйти к Дунаю и перебраться на другой берег, оказавшись в расположении русской армии.
Побег из плена сделал имя генерала Корнилова знаменитым. К осени 1916 года из 60 русских генералов, находившихся в плену, бежал только он. Портреты национального героя печатались во всех иллюстрированных журналах России, а когда он прибыл в Петроград, Михайловское артиллерийское училище устроило своему выпускнику торжественное чествование.
Хотя многие считали его виновником разгрома дивизии в апрели 1915 года, осенью 1916 года Корнилов был назначен командиром 25-го пехотного корпуса 8-й армии Юго-Западного фронта.
После Февральской революции началась головокружительная карьера Лавра Георгиевича Корнилова, который за пять с половиной месяцев прошел путь от командира корпуса до Верховного Главнокомандующего. 2 марта 1917 по просьбе председателя Государственной думы Михаила Владимировича Родзянко Николай II одновременно с отречением от престола назначил Корнилова, популярного генерала «простого» происхождения, командующим Петроградским военным округом. 7 марта Корнилов по распоряжению Временного правительства арестовал в Царском селе императрицу и царских детей.
После ареста императрицы и её детей за Корниловым закрепилась репутация революционного генерала, а ортодоксальные монархисты так и не простили генералу его участия в этом эпизоде.
Так царский генерал стал третьим героем Февральской революции.
