04.11.2024

ВО ТЬМУ УШЕЛ ПОСЛЕДНИЙ ОПТИМИСТ

+ +


На смерть Евгения Евтушенко (1933-2017)

 Ушёл от нас Евгений Евтушенко.

Ушёл не в  ЦДЛ   и  не в ларёк.

И если поразмыслить хорошенько –

Ушёл всерьёз.  В Лагпункт  на вечный срок!

Тот срок тянуть лишь Господу под силу.

Где вечен Миг –  там воли  не видать!

Как хорошо, покинув  мир постылый,

В иных мирах собой не торговать!

 

     Вот и ушёл от нас Евгений Александрович  ЕВТУШЕНКО –  выдающийся советский поэт-публицист  и  замечательный лирик, последний  советский романтик,  восторженный  оптимист-«шестидесятник», русский  патриот-космополит, певец эпохи «оттепели» и волюнтаристского хрущевизма. Из-за  которого мне, увы, до сих пор стыдно и больно за свою страну. Все мы уходим во тьму.      Каждый из нас  уходит  из жизни по своей вере. Уходит в иные миры   по своей философии жизни и смерти в надежде на то, что   и «там», в Мгновенной Вечности, удастся  выбраться когда-нибудь  к свету. И при этом  почему-то   смерть каждого из нас   считается  трагически  преждевременной, особенно когда  уходят в Вечность  такие эпохальные люди как Евгений Евтушенко.

       Он стал самым ярким  выразителем духа и смысла советской поэтической России. Он стал первым в советской России поэтом, который сделал поэзию модной и массовой, который  заставил страну читать запоем стихи.  Евтушенко –  весьма сложная и трагически противоречивая личность. Его  тайные недоброжелатели и явные враги-завистники продолжают утверждать, что покойный был  весьма грешен перед своими собратьями по  писательскому цеху, был двуликим  Янусом,  двойным агентом  спецслужб, что якобы он, как и Маяковский, был лучшим другом чекистов и  даже баловнем некоторых  членов Политбюро. Он один из тех советских писателей, кому пожимали руки и с кем беседовали многие главы государств, президенты и премьер-министры, кто мог по прямому проводу звонить любому секретарю обкома партии и даже самому Председателю КГБ СССР. В эпоху «железного занавеса»  Евтушенко  был «выездным  поэтом»  среди видных деятелей культуры  «посланцев мира и доброй воли»  Страны Советов.  Он  во многом был  полным антиподом таких, любимых мною, русских поэтов и писателей, как Николай Рубцов и Борис Примеров, как Валентин Распутин, Виктор Лихоносов и Владимир Солоухин. Однако  не нам  судить о грехах умершего поэта и гражданина мира, ибо мы, дети войны и ГУЛАГА, перед  своими предками-фронтовиками  и своими  потомками не менее грешны, чем поэт-космополит  Евгений Евтушенко. Вклад этого  сверх одарённого человека в советско-русскую культуру огромен, зрим и значителен. Только одна его Антология русской и советской  поэзии 20 в «Строфы века»(1995) прощает все его явные и не явные грехи и  заблуждения. Его  Антология русской поэзии в 5 томах, где собраны стихи  поэтов за 10 веков является самым величественным рукотворным и духовным ему памятником, который вознесся  выше всех александрийских столпов, аккадских  зиккуратов, египетских  пирамид и даже  выше самой   горы Олимп.

      Будучи  весьма одарённой, успешной и активной творческой личностью с мировым именем, он категорически не считал себя баловнем судьбы  и  любимчиком  сильных мира сего. Он всячески отрицал своё тайное  сотрудничество с органами политического сыска, считал себя жертвой злобной зависти и смертельного извета. До конца жизни  он не переставал  утверждать, что никакого отношения  не имеет к политическому  «судилищу  несчастного и гонимого  властями  поэта Иосифа Бродского».  Из всех клевет,  обращённых в его адрес  за  годы творческой  жизни, только одна  эта продолжала тревожить его  тревожную совесть. Я это понял сразу же после нашей  первой (почти часовой!) беседы с Евгением Александровичем, когда 2002 году  писал  главу о Союзе «творческих доносителей» (СП СССР) для книги «КАК ПРОДАТЬ БЛИЖНЕГО. Донос как способ существования» (М.: Издательство УРАО, 2003). Надо честно  признаться, что  беседой  назвать это  трудно, это  не было даже диалогом, а был   почти  монолог Евгения Александровича о том, как враги-завистники  подло и коварно его    «поссорили  с этим нашим  гениальным парнем  Иосифом».

      «Да, я не скрываю,  я был    почти  в дружеских отношениях с многими  видными партийными  и государственными деятелями, с деятелями искусства  и  культуры,  военачальниками и учёными. Да я встречался с некоторыми членами ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ,  (и у меня  даже остались  их прямые служебные телефоны). Но звонил я им, и встречался с ними  чисто по вопросам культуры и искусства, как со своими читателями и почитателями моего творчества. Я звонил им, чтобы защитить от преследований того или  иного писателя-вольнодумца. У меня  много друзей и сейчас. В том числе и среди чекистов  в отставке. Но это вовсе не означает, что  я стучал  в органы  на своих коллег по перу. В том числе на бедного Иосифа самому  Юрию Владимировичу Андропову (который, да будет вам известно,  тоже писал  весьма недурные стихи).   Это  даже не клевета на меня, а какая-то  советская  шизофрения  и  паранойя, чёрт возьми! Пушкин тоже не раз писал письма  шефу Корпуса   жандармов  и начальнику Третьего отделения Бенкендорфу Александру  Христофоровичу!   И не раз даже беседовал с ним по душам, как с родным отцом.  И что из этого?  Но никто, никто  из целого   легиона наших пушкинистов не осмелился  обвинить  великого поэта  в  политическом доносительстве».

      Хорошо помню, что  в начале «нулевых  эта  историческая аналогия  Евтушенко меня слегка смутила  своей  напористой, непомерной гордыней и запредельными желаниями. Увы. даже гению  нельзя достичь полной гармонии во всех сферах  человеческой жизни, тем более в межличностных отношениях. Давно известно, что тесный союз высокой, чистой  поэзии  и  грязной, продажной   политики  в духовно-нравственном плане категорически неприемлем, ибо он порождает ложь.   Он порождает в художнике патологическую лживость и двуличие, фальшь в межличностных отношениях, которую почти невозможно скрыть. Вполне возможно, что именно она стала  главной причиной окончательного  расхождения и идейно-мировоззренческого  размежевания Бродского с Евтушенко. Конечно,  они были разными людьми и в жизни и в творчестве. Евтушенко всегда  был  и остался в памяти современников фрондирующим поэтом. В его гражданской и политической стихотворной  публицистике  ярко прослеживается  крикливая, митинговая истеричность,  та самая  «эстрадная маяковщина», которая    созрела в начале ХХ века  на дрожжах нигилизма, анархии и революции. И если  в основе всего  творчества Евтушенко лежит его  психопатическая,  эмоциональная публицистика и  весьма чувственная любовная лирика, то   в творчестве  Иосифа Бродского присутствует  глубокая философичность («философия трагической свободы»)  и категорическое, бескомпромиссное отрицание советского Бытия вообще. Оба поэта соревновались в своём праве на бессмертие, оба  страстно жаждали  славы и награды здесь и сейчас. Оба   были в равной  степени переполнены «нездоровыми» амбициями и той   долей необходимого безумия и  ненормальности, без которых,  как считал  скептик и стоик, основатель атараксии, философ-долгожитель  Демокрит,   немыслим    настоящий поэт. Поэт  Иосиф Бродский   ни за что, даже умирая с голоду,  не стал бы  писать поэму о героическом построении коммунизма («Братская ГЭС»), или вообще  обо всем, что касается «социализма с человеческим лицом». Евтушенко в своём творчестве преподносил себя миру как советский,  русский патриот и  как абстрактный  гуманист, как пламенный носитель либеральных ценностей. Не всякий поэт рискнёт, без вреда для себя связать поэзию с политикой, но Евгений Евтушенко не побоялся  замочить свои ноги в мелкой и грязной «маркизовой луже» большой политики, и выиграл!  Оба поэта   были гедонистами. Евтушенко с юных лет, а Бродский только  в конце жизни, сполна испытав   нищету и  гнетущую  бесприютность. Оба поэта на деле  были эгоцентристами, и по-настоящему любили только себя. Бродский совмещал  этот эгоизм с чувством глубокого человеческого достоинства, а Евтушенко с  эпатажным нарциссизмом. Евтушенко хотелось, чтобы его популярность в стране  никогда  кончалась, он был  отравлен ею до конца жизни.  Ему хотелось  навечно остаться  в сердцах   соотечественников  непогрешимым кумиром,   культурным героем своего времени.  Примерно так, действовал и рассуждал Маяковский, но всё  кончилось  для «горлана-главаря»  пролетарской культуры трагически. Евтушенко   умело избежал его участи, сделав  главную ставку на  идеологию Большого Запада. Бродский   же был убеждённым  мизантропом, и никогда  не скрывал этого. Тоталитарную власть, в любых её формах и одеждах Бродский ненавидел и презирал. А  Евтушенко старался увещевать её, просил умерить  свою свирепость и насилие над своим народом, просил её стать добропорядочной вегетарианкой. «Государство, будь человеком!» –  вот его политическое кредо. Над ним не раз  горько иронизировал великий наш философ и логик Александр Зиновьев, который считал, что государство состоит  из разных, далеко не лучших живых людей, а не из одних  только роботов, обладающих высоким искусственным интеллектом, о которых  в конце 60-х  годов  печально пела Майя Кристалинская: «Робот, прошу тебя,  стань  человеком!». Уже тогда многие мыслящие советские  люди заметили повсеместное  окаменение людских сердец, что   на фоне  тотального  материального дефицита зловеще проступает   дефицит человечности.

     Бродский, как и Евтушенко,  видел  Россию  как ойкумену  западной цивилизации, как  глухую евразийскую провинцию, и без  особых раздумий избрал  Запад своей последней  родиной. «Жить и умереть в Париже или в Венеции».        Евтушенко   стал жить на две Родины сразу же после  развала СССР. Он не пожелал жить в новой, свободной и демократической России, и «лихие» 90-е и бездуховные  «нулевые годы» затяжной  Русской  Смуты провёл в благополучных США в комфортных, человеческих условиях. И за это глупо его осуждать. Многие из пожилых людей, пережив  все   мытарства и хождения по мукам, мечтают о такой тихой и благородной старости. Там, за океаном, в Оклахоме ему  было хорошо и комфортно. Там он писал свой новый роман, продолжение романа «Не умирай прежде смерти» (М.1993). Но ему там  катастрофически не хватало прежней, громкой славы и  прежнего, бесконечного триумфа. И он  разные годы (и 2002 году тоже) периодически приезжал в новую Россию вкусить новой порции  своей популярности, но она уже была  далеко не той, шумной и массовой как прежде.  Союз писателей СССР развалился на несколько  «некоммерческих творческих» союзов, «толстые» литературные  журналы стали заповедными «элитными огородами» по  интересам, поэзия ушла в  поэтические «клубы», или стала  в руках умелых доильщиков Пегаса  довольно прибыльным делом, бизнесом на больном тщеславии  нуворишей, богатых графоманов  и версификаторов.  

       Поэт Евгений Евтушенко – это  знаковое культорологическое  имя второй половины ХХ века. Он один из главных свидетелей нашей трагической и  бесчеловечной эпохи, один из её глашатаев и трубадуров, гений  советской богемы и западного либерализма, гений своего времени и пространства, гений  своего места под солнцем в стране, где нам «светит  солнышко  одно, но греет только разно» (Анатолий Апостолов «Из глубины нездешней»,М.1998)  Евгений Евтушенко  – не просто  выдающийся  советский  поэт, прозаик, лицедей    и режиссер, он больше чем поэт.   ОН – ВИТИЯ И ГЕНИЙ, ЕВТУШЕНКО  ЕВГЕНИЙ! 

      В блаженном успении вечный покой, досточтимый  и незабвенный наш Евгений Александрович!  Все мы уходим во тьму. Плохи наши дела – мы все стали  умирать  прежде смерти. И многих из нас, ещё живых свидетелей эпохи,  алчная власть безжалостно   вычёркивает из главной Книги Жизни.Каждый из нас живёт и умирает по-разному. Кто-то живёт в беспрестанных  трудах  и заботах, болеет и страдает, кто-то живёт праздно и безмятежно и строит своё благополучие на страданиях  других. Кто-то умирает во сне (как, например, Вы), кто-то в беспамятстве, А кто и в полном сознании, как Лев Толстой, видя себя  как бы стороны, жалкого и ничтожного: «Плохо дело. Плохо твоё дело…Прекрасно, прекрасно».     Пушкин перед смертью прощался со своими верными друзьями –  книгами. Лев Толстой, прежде чем шагнуть во тьму, звал   на помощь  любимую свою дочь, покойницу Машу (в замужестве Оболенскую).    Плохи наши дела, Евгений Александрович!  Ещё хуже обстоят они в стране. Одна новость страшней  другой. И каждый раз душу тошнит от омерзения. Оскверняются святыни, попирается закон, разлагается совесть. Тотальное насилие над личностью продолжается в более жестоких, изощрённых формах. Реальный коммунизм  сменил глобальный монетаризм и люди стали терять человеческое лицо и человечность. «Всё благородное страждет, одни скоты блаженствуют!» (Виссарион Белинский). Плохо дело. Плохи наши дела, досточтимый Евгений Александрович! Наш русский  мир не терпит оптимизма.  Во всем плохо в нашей  стране. Хорошо, очень даже хорошо, что Вы прибыли из города Талса (штат Оклахома) к нам  в Москву в  иной ипостаси, в  глухом  футляре Господа, и больше  никогда не увидите   во всём  своем торжестве  и  великолепии  все  уродства  и безобразие  нашей жизни. В блаженном успении вечный покой. Как грустно, как печально и как бесприютно… Светлая  память.

2017-04-04

Автор: Анатолий Апостолов


63 элементов 1,482 сек.