ПРОДАТЬ ЛОШАДЬ

Рассказ

      Как-то в компании зашел разговор о том, что нашего брата, выходца из бывшего Союза, за границей узнают сразу, не успеешь даже рта раскрыть. И я вспомнил рассказ своего приятеля Юры Степановского о его первой в жизни поездке за границу.

      Юра тогда работал завклубом и руководил художественной самодеятельностью на киевском авиазаводе имени Антонова. Немножко писатель, немножко затейник – что еще надо умному человеку, чтобы пользоваться авторитетом у руководства?

    Тогда было очень загадочное время.  Недоразвитый социализм уже корчился в предсмертных судорогах, а следующий этап, ласково названный  «Перестройка», вызвал в народе всеобщее недопонимание. Началась циничная распродажа итогов недоделанного коммунизма вместе с достижениями науки и техники.   Пошли в ход магазины, заводские цеха с оборудованием и, как поётся в песне – леса, дороги и мосты. Крали по мелочам и по крупному. Ленинский субботник по очистке советского союза от социализма набирал силу. Бардак полный.

      Люди спрашивали друг друга, не веря счастью: Что, можно ругать правительство и ничего за это не будет? Не расстреляют?

      Непредвиденного расцвета и наслаждения жизнью не случилось. Внезапно исчезли деньги и продукты питания. Предприимчивые ринулись за товаром  в Польшу, Чехословакию, даже в Китай. В гастрономах вместо продуктов появились бутики. Покупатели рассматривали незнакомые товары. Грамотные спрашивали продавца: Где это мадэ? Тот находил бирку и  читал вслух: Мадэ ин Чина. Покупатель понимающе кивал и говорил, что в Китае научились делать хорошие вещи.

      Производство никому не нужных товаров народного потребления прекратилось в связи с отсутствием спроса у народа. Мадэ ин СССР даже со знаком качества никого не интересовало. Киевский орденоносный завод имени  Антонова остановил производство самолетов на самом интересном месте. Без крыльев  их можно было использовать под дачные домики. Сообразительные пытались выкупить их по сходной цене. На заводе усилили охрану. Знали, что украсть самолет проще, чем картину из Эрмитажа. Руководство завода не знало как выпутаться из этой ситуации – ведь при строительстве капитализма никто  не жил. Рабочим перестали платить зарплату. Оборудование исчезало вместе с фундаментом  и направлялось прямиком в металлолом. В конюшне ржала голодная гордость авационного завода – рысаки и скакуны, которых  надо кормить и вообще куда-то девать.

       Юрий Степановский вспомнил, что в детстве по отцу он был Юзик Штейнгроб, и смело пошел к директору завода с неожиданным предложением. «Наши призовые лошади не имеют аналогов в мире. Если поехать, например, в Италию и показать фотографии этих красавцев, то можно хорошо заработать. У меня, кстати, там обширные связи в мире искусства». Директор тоже хотел в Италию, но не мог бросить остатки родного завода на произвол судьбы.

         Степановский тайно готовился к смене родины. Он знал, что путь в капитализм проходит через Италию и хотел лично выяснить, какие товары нужно купить здесь, чтобы выгодно продать там. Упустить такой шанс он не мог. И своего добился. Ему подобрали фотографии лошадей в анфас и профиль, выдали документы с описанием их заслуг, перечнем призов и отпустили с миром и надеждой.

     Слух о предстоящей поездке разлетелся молнией среди тусовочной элиты. Близкий друг Юры, частый гость сцены авиазавода, исполнитель модного шансона, любитель женщин и заграничных вин, был временно без работы и готов составить другу компанию по такому важному делу. Заодно обещал покорить итальянцев своим неповторимым  бельканто. Продавать, так с музыкой! Аккомпаниатор, талантливый мальчик, студент музыкального  училища, тоже иногда выступал на заводской сцене. Когда родственники из Америки прислали ему в подарок японский инструмент, по внешнему виду похожий на клавиши от пианино, а по звуку на целый симфонический оркестр, он стал вообще незаменим. Такие клавиши в Киеве имели считанные музыканты. Тогда еще не было фонограмм, певцы таскали за собой аккомпаниаторов и платили им зарплату. А тут один человек вместо целого оркестра.

      Папа мальчика сказал своё категорическое: «Через мой труп! В чужую страну да еще с таким дорогим инструментом? А если его украдут нищие итальянцы? Парню всего 16 лет! Но… я бы мог сопровождать». Его уломали быстро – на папу смета не расcчитана, и компания в составе трех человек, в патриотическом экстазе, поехала покорять Италию. Завод имени Антонова горько оплакивал все расходы.

      Италия встретила их с равнодушным пониманием. Хотя гостиница находилась на окраине Рима, но для ребят это была другая, незнакомая планета. Они бродили по Риму, видели Колизей, резиденцию Папы Римского, собор Петра – впечатлило. Когда первый восторг улегся все дружно признали, что Киев красивее. Юра побывал на рынке, даже встретил знакомых, уже покинувших родину. Они что-то продавали и произносили некоторые итальянские слова. Юре было стыдно. Он не хотел торговать на рынке.

     Если не вдаваться в подробности бизнеса, то итальянцы не поняли, что эти русские от них хотят, а посланцы не могли объяснить, что за лошади на снимках и почему они должны переехать в Италию.

     Певец осваивался в новой обстановке. Посещал разные места, откуда слышалась музыка,  сам пытался что-то мычать по-итальянски, с кем-то беседовал, кто-то что-то обещал. Он попивал итальянское вино и безнадежно подмигивал женщинам. Свой талант певец  раскрывал пока только в номере дешевой гостиницы, куда их поселили.  Мальчик красиво аккомпанировал. Инструмент поражал всех своими возможностями. Соседи  вежливо просили их заткнуться. 

    Оставался последний день надежды перед возвращением. Операция «Лошади» ожидаемо провалилась. Юре было жалко рысаков и обидно за державу. Поющих в Италии  много, практически, каждый второй мог бы осчастливить украинскую эстраду или даже оперный театр.

      Друзья  обсуждали результаты поездки, сочиняли отчет. Спать легли поздно. Певец попросил мальчика разбудить его утром старым проверенным способом: стать под окошком и свистнуть.

     Мальчик проснулся рано, вычислил нужное окно на втором этаже и музыкально свистнул. Свист прозвучал неожиданно громко. Где-то открылось окно, заспанная лохматая голова пыталась определить, что за птичка. Определив, послал «птичке» дружеский комплимент, понятный без перевода. Сообразительный мальчик знал и другие способы передачи сигнала, широко распространенных на родине. Подобрал несколько маленьких камешков, прицелился в окно и нежно бросил. Характерный звук был хорошо слышен здесь, внизу, но в окне никто не появился. Следующий удар по стеклу тоже не разбудил приятеля. Еще несколько бросков не увенчались успехом. Мальчик пристрелялся и это занятие ему начало нравиться. Вдруг снова распахнулось окно, из него высунулась знакомая лохматая голова и прокричала: Руссо! Кретино! Кампанелла! Нон чивиле!

      Мальчик не понимал по-итальянски, но смысл уловил: русские кретины, не умеют пользоваться звонком – никакой цивилизации. Ему стало стыдно за весь русский народ. 

      Тогда никто из ребят  так и не понял, как этот итальяшка определил, что они из России?

     С этим вопросительным знаком Юра закончил свой правдивый рассказ. Я ему не поверил. Вот если бы приврал хоть немножко, тогда другое дело.

                                                                                               Яков Ратманский