ПЕВИЦА СЛАВА: ГОЛАЯ ПРАВДА

Существует несколько проверенных способов добиться популярности. Записать пару альбомов стопроцентных хитов. Сняться в главной роли в блокбастере. Появиться обнажённой в мужском журнале (при необходимости повторить). Эпатировать публику на каждом светском мероприятии. А если попробовать всё сразу? Получится яркая звезда российского шоу-бизнеса по имени Слава.
 

Беседовала Анна Гоголь

«МАМ, КУПИ МНЕ БЕЛЫЙ АВТОМАТ»

— О том, как много вы работаете и тусуетесь, известно всем. Чем ещё вы нас удивите?
— Я ещё очень много путешествую, уже большую часть мира объездила. Вообще у меня полно других увлечений, но они скоротечны, быстро меня­ются. Я занималась конным спортом, волей­болом, рисовала, играла в покер, языки учила, играла на гитаре и фортепиано, но я человек взрывной, поэтому не могу привязывать себя к каким-то курсам или к определённому графи­ку. В обычной жизни я расслабляюсь. Для меня обязательны всякие детские мероприятия: дни рождения, родительские собрания…

— Ваша дочь Саша с кем дружит?
— С обычными детишками. Мы сейчас переехали на дачу, од­нажды она говорит: «Мам, мне скучно», а сама смотрит в окошко, как детишки у соседних до­мов играют. Я взяла бутылку вина, пироги (они по пути рассыпались, пришлось нести обрат­но) и постучалась к соседям. Сейчас уже весь посёлок знаем. Саша быстро находит контакт с незнакомыми детьми.

— А какой вы были в детстве?
— На самом деле я была очень несчастной, всё время плакала, мама мне говорила: «Будет когда-нибудь день, когда ты не будешь плакать?» У меня были огромные глаза и огромные синяки под глаза­ми. Я была худенькая, страшненькая, с корот­кой стрижкой под горшок, потому что неког­да было косички заплетать. Я всегда очень лю­била папу, а они с мамой расстались. Для ме­ня это было большим несчастьем. Я была такая творческая натура: мне надо было, чтобы кто-нибудь меня пожалел, обратил на меня внима­ние, всё время доставала всех. В детстве я уже пела, танцевала, рисовала, мечтала стать балериной, актрисой, певицей. Ещё очень любила играть в войну. Меня спрашивали, что мне по­дарить на день рождения, а я отвечала: «Мам, купи мне, пожалуйста, белый автомат». В мага­зине был такой, стоил бешеных денег, нажима­ешь на курок, и там красная кнопка светится. (Смеётся.) Мама всё-таки купила мне его.

— С отцом сейчас общаетесь?
— Да, конечно, мы всегда общались. Я каждое лето проводила с от­цом: то в Сочи к родственникам, то в Красно­дар (папа вообще из Краснодара). Мы с ним вместе на карате ходили.

— Это правда, что ваш прадед был конокра­дом?
— Да, у нас есть цыганская линия в роду. Он из-за этого бежал в Краснодар, только откуда бежал — не помню. Вообще вся эта история по­крыта мраком. Я сейчас хочу поднять архивы, генеалогическое древо выяснить. Папину ли­нию хорошо знаю: там были и художники, и актёры, и балерина, то есть творческие очень люди. Папа у меня такой рыжий, усатый, коно­патый, причём он резко весь покрылся коно­пушками, когда ему исполнилось 15 лет. Я со страхом ждала 15 лет: думала, что со мной то же самое произойдёт, потому что я очень на не­го похожа, но Бог миловал.

«У МЕНЯ ДИРЕКТОР ВКУСНО ГОТОВИТ»

— В детстве вы занимались пением, танцами, волейболом…
— Волейболом я занималась, мож­но сказать, профессионально: была капитаном команды в школе. Я хорошо занималась, мне очень нравилось, а потом меня перевели в спортивную школу, где я в первый же день по­била всех мальчиков в классе. Они меня обли­ли из водных пистолетов на уроке математики, а я не выдержала и начала их бить. После это­го пришла домой вся рваная, мокрая и сказала маме, что в спортивную школу больше не вер­нусь.

— С высшим образованием у вас тоже не за­ладилось…
— Где я только не училась! Нача­ла учиться на психолога, потом перевелась на лингвиста, потом меня взяли в институт куль­туры без экзаменов, но я отказалась и пошла в Российскую академию международного туриз­ма. Вот так скакала с курса на курс, и всё это были какие-то вечерние, заочные занятия. Потом надо было идти работать. В последнем уни­верситете, где я училась (Университет эконо­мики, статистики и информатики), мне оста­валось только написать диплом, но тут я по­знакомилась с продюсером Кальварским, ко­торый сказал: «Ты будешь петь». Через неделю я встретила Толю (гражданский муж Славы. — Авт.), соответственно в мой проект ещё день­ги влились. Я решила: как замечательно, пошло оно все к чёртовой матери; бросила учёбу и на­чала петь.

— Любимый мужчина принимает участие в вашей работе?
— Да, причём это он придумал имя Слава. У меня фамилия Сланевская, поэтому он мне всё время говорил: «Ты славная невская девушка». — «Я не невская, я москов­ская!» — «Ну просто славная». Так я и стала Славой.

— Как лодку назовешь, так она и поплывет.
— У нас как-то всё непросто было, мы всё всегда де­лали своими силами. Было тяжело и на радио, и на телеканалы пробиться, потому что всегда начиналось: «Ой, она тёлка богатого мужика! А давайте мы у вас за эфир денег возьмём, а да­вайте мы вас за деньги в журнал поместим». Да пошли вы все! Я интересный человек, от­лично пою, давайте любите меня такой. (Сме­ёся.) Бывают такие песни, которые прямо по­ёшь и плачешь. Сегодня, кстати, пока писала песню, чуть не заплакала. Я вообще такая не­нормальная: если мне хорошо — смеюсь, если плохо — плачу. Я никогда не буду сдерживаться, даже на телепередачах. Такая вот я истеричка. (Смеётся.) Надо выпускать свои эмоции, хотя в последнее время даже не знаю, что лучше. У меня вообще проблема: люди очень часто ме­ня как-то не так воспринимают, думают, что я сволочь какая-то, стерва, а когда начинают об­щаться, меняют своё мнение. У нас ещё не лю­бят, когда правду говоришь. Надо что-то стро­ить из себя всё время.

— Ваша откровенность — часть имиджа? Или…
— Мне пытались придумать имидж, но я отказа­лась. Да и зачем придумывать-то? Для меня пе­ние — это не профессия, а часть жизни, и в ка­кой профессии я бы ни работала, я всегда буду самой собой.

— А как же ваш фирменный эпатаж?
— Это то­же моё. Но если бы вы увидели меня дома, с ре­бёнком… Другой человек. Я очень хозяйствен­ная — у меня дома чисто, никогда нет грязной посуды. И с людьми я всегда нормально обща­юсь, будь то официант или уборщица. Я знаю, как некоторые «звёзды» общаются, — меня это выводит из себя, не могу с такими людьми даже находиться рядом.

— Вы сами готовите?
— Я могу готовить, но мне лень. Я вообще обжора, и если начну сама готовить, то это «до свидания» сразу: колобок такой выкатится из кухни. У меня директор вкусно готовит. Я расскажу, как мы сегодня позавтракали с ней. Купили ба­тон свежей докторской колбасы, огромный такой, отрезали половину куска, граммов 300-400, порезали толстыми квадратами, налили туда кетчупа с майонезом и ели ру­ками. Докторская колбаса, селёдка под шу­бой, картошка — это мои слабости. Картош­ку практически каждый день ем, жить без неё не могу. Если иду в ресторан, то ем то же самое, что и дома. Я вообще люблю заказать очень много блюд, чтобы весь стол был заставлен, из тарелок чужих люблю во­ровать. А когда на гастроли летаем, самолет начинается с чёрного хлеба с маслом. Кста­ти, обожаю самолётную еду. Все говорят, что это говно и есть невозможно, а я очень лю­блю вот эти пакетики распаковывать целлофановые, вилочки, ножички.

— Анатолий составляет вам компанию во вре­мя пира желудка?
— В этом плане мы нашли друг друга. Несмотря на большую разницу в возрасте (мне будет 30, а ему — 58), у нас очень много общего: весёлые, любим танцевать, тусовать­ся, покушать (он тоже обожает заказать це­лый стол еды), ходить пешком. Кстати, я могу очень долго ходить пешком, причём быстро. Я вообще не люблю делать что-либо медленно: я ем быстро, хожу быстро, говорю быстро. И мы оба очень пунктуальные.

«ВОЙНА И МИР» ОТДЫХАЕТ

— Ваша жизнь полна приключений. Расска­жите что-нибудь.
— Я однажды съела горящий уголь. Мы поехали на рыбалку с друзьями, ели шашлыки. Я ужасно хотела есть, взяла шампур (вообще я люблю, чтобы шашлык был подгоре­лый) и с жадностью набросилась на него, а там уголь прилип к мясу. Я чувствую, во рту что-то шкварчит, ощущения непонятные. Выпле­вываю, а там уголь прямо красный, горит ещё. (Смеётся.) Мне все советуют написать книгу. Да сейчас кто попало пишет книги эти дурац­кие. Но если бы я всё-таки взялась за это, «Вой­на и мир» отдыхала бы.

— История про мужские трусы мелькала…
— Мы поехали с подругой в Лондон. Вернулись после записи в отель, заходим в ванную, а там на су­шилке висят огромные мужские трусы. Нам сказали, что это уборщица ошиблась, хотя по­нятно, что уборщица не стирает никому трусы. Нас переселили в другой номер бесплатно, что­бы замять всю эту историю. Мы так смеялись! У меня с трусами всё время какие-то истории происходят. На съёмках клипа украли трусы однажды. А ещё была история, когда я езди­ла одна в Лондон. Когда я одна, я люблю спать с открытыми окнами, не задергиваю занавески, чтобы не страшно было, да и чтобы быть по­ближе к цивилизации. А ещё люблю голая по­ходить. И, значит, ходила я по номеру голы­шом, поужинала, легла уже спать, и тут теле­фонный звонок. Я беру трубку, а там голос как в фильмах ужасов: «Я наблюдаю за тобой». По-английски. И гудки. Я думала, может, Толя при­кололся надо мной, позвонила ему, но он вроде ни при чём. Испугалась, задернула шторы, под­ставила даже стул под ручку двери.

— Когда в любой поисковой системе набира­ешь «Слава», первым делом выскакивают заголовки «голая Слава», «Слава показала грудь» и т.п. Не обидно?
— Нет, мне не обидно, у меня отличная грудь — пусть смотрят. (Сме­ётся.) Все говорят, что когда на церемонии на­граждения музыкального канала я показала грудь, то это было специально, этакий пиар-ход. Но на самом деле действительно я первый раз надела платье, запуталась в нём, начала поправлять, и у меня упала лямка. Мне ничего не надо придумывать, со мной всё время происхо­дят какие-то курьёзы.

ТЕХНОФОБИЯ И ДИСЛЕКСИЯ

— Съёмки в обнаженном виде одобряете?
— Ес­ли бы по моим параметрам у меня была идеаль­ная фигура, я бы голая по улице ходила на вы­соких каблуках. В последнее время я и не сни­маюсь обнаженной. Если предложат — снимусь, но чтобы грудь закрыта была.

— Возраст не позволяет?
— Да, не хочется обна­жённой сниматься. От меня всегда ждут эпата­жа, чтобы я покричала на кого-нибудь, попла­кала, а в последнее время мне совершенно не хочется ни кричать, ни плакать. Такой пери­од наступил: хочется ещё детей родить. Кризис тридцати лет, наверное. Хотелось бы сразу дво­их, близнецов, чтобы они вместе играли.

— Дочку балуете?
— Да, покупаю всё, что она просит. Ей неинтересны шмотки, игрушки, она с ума сходит по новым компьютерам, телефо­нам и так далее. Я, например, вообще не умею компьютером пользоваться. Для меня это тём­ный лес, и я даже не хочу туда залезать, потому что это раздражает.

— Может, у вас технофобия?
— Вполне может быть. Но когда мне нужно, я могу разобраться. У меня ещё дислексия: не могу читать. В школе меня вечно мучили, так как не знали, что та­кая болезнь вообще существует. Учительница, если хотела меня наказать, то говорила: «Сланевская, читай вслух!» И тут у меня начиналось всё вот это «пэ-кэ-лэ-мэ-нэ»… Мне было стыд­но, я думала, что я дура: все же читают, как нормальные люди, а я не могу. А потом в институте мне сказали, что у меня такая болезнь. Поэто­му я люблю общаться с умными людьми, что­бы «черпать от них» информацию, либо кино смотреть, особенно советские фильмы. Книжки читаю только на отдыхе, на пляже.

— А как складываются отношения с автомоби­лем?
— Просто обожаю, с ума схожу по машинам! Как только права получила (причём я бе­ременная сдавала экзамены в ГАИ), сразу села за руль. Машина для меня как второй дом. Ког­да мне Толя подарил новую машину, я целую ночь каталась по МКАДу, наворачивала круги.

КРЕЙГ ДЭВИД И РУССКАЯ ВОДКА

— Вы по-прежнему часто бываете в Лондо­не?
— Нет, больше не езжу туда. В Лондоне мы пытались сделать английский проект, но у нас, конечно, ничего не получилось. Краси­вые англоязычные песни так и лежат на полке, и ничего с ними не происходит.

— Только дуэт с Крейгом Дэвидом (британский поп-певец. — Авт.) получил огласку.
— А он так и не вышел в ротацию. А Крейг Дэвид скорее делал себе пиар: ему нуж­на была скандальная натура, и тут мы подвернулись. Грубо говоря, ему и дуэт этот не был нужен.

— Говорят, в Москве вы с ним хо­рошо «зажгли».
— Отожгли так, что он признался: «Эми Уайнхаус (скандальная британская певица. — Авт.) отдыхает! Если при­едешь в Лондон, все забудут про неё». Он позд­но прилетел в Москву, и мы закончили запись на студии в час ночи, потом поехали в ресто­ран. Он предложил выпить. Я отказалась, пото­му что на следующий день интервью, фотосес­сия — все эти три дня, что он был в Москве, у нас были прописаны с утра до вечера. Он начал сразу: «Как же так? Русские, и не пьют?». Нель­зя же было ударить в грязь лицом, ну мы и на­учили его пить водку и чёрным хлебом закусывать. Все эти три дня мы были пьяные с ним везде — на интервью, на радио, в передачах. Вообще, он парень такой спортивный, творческий, к работе подходит серьёзно, но водку глушит э-ге-гей! Мы всё время были в таком тумане, что меня на Красной площади укусила за руку милицейская лошадь. Мы даже плакали, когда он уезжал, сроднились с ним за эти три дня. В принципе, все артисты в Лондоне без «понтов», у них нет, как у наших звезд, пренебрежения к кому-то, они ведут себя как нормаль­ные воспитанные люди. Это радует.