"Рвались года", поэт переживал роман за романом и вышучивал свой донжуанский опыт. Его душа искала чистоты и духовной близости, а на плечи вешались "женщины, любящие мое мясо". С уст поэта срывается тоска: "Я искал ее, невиданную душу, чтобы в раны-губы положить ее целящие цветы".
1. Лиля Брик.
История любви «символа социализма» и замужней женщины настолько удивительна, что даже не верится, что такое могло произойти в советское время. Сестра Лили Эльза познакомила Бриков со своим поклонником, начинающим поэтом Владимиром Маяковским, с которым хотела связать свою будущую жизнь.
Он пришел, прочел свое «Облако в штанах»… Именно в тот вечер, как утверждает Эльза, все и случилось: «Брики безвозвратно полюбили стихи Маяковского, а Володя безвозвратно полюбил Лилю». Так начался один из самых громких романов ушедшего столетия, «брак втроём» – необыкновенная троица проживала под одной крышей. Позже Лиля напишет в своих мемуарах: «Я любила заниматься любовью с Осей. Мы запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал».
Их «семья» была более чем странной: у Осипа Брика была постоянная возлюбленная на стороне, Лиля крутила романы с разными мужчинами, Маяковский – с другими женщинами. В своих путешествиях по Западной Европе и США он заводил однодневные знакомства, о которых не стесняясь рассказывал Лиле, она тоже не скрывала от него своих любовников. Тем не менее, в его предсмертной записке были слова: «Лиля, люби меня».
Еще гимназисткой Лиля ощущала свою безграничную власть над сердцами, власть, которая лишала рассудка, казалось бы, трезвых, имеющих жизненный опыт людей. "Жаркие" глаза, волосы с медным отливом, как у библейской Суламифи, и манящая улыбка вызывали благосклонный взгляд самого Федора Шаляпина, внезапный интерес "святого старца" Григория Распутина, а то и страстную влюбленность даже родного дяди!
Возможность выдать замуж "беспутную" дочь за дипломированного юриста Осипа Брика позволила родителям Лили обрести наконец душевный покой и восстановить репутацию в глазах своего окружения. Будущая муза Маяковского была первенцем в московской еврейской интеллигентной семье, дочерью Урия Кагана, юриста, защитника прав национальных меньшинств и книгочея, коллекционера-антиквара, члена литературно-художественного кружка. Матерью Лили была рижанка Елена Берман, музыкант, прекрасно образованная и целиком посвятившая себя семье.
Но об обретении желанного душевного покоя семье Каганов приходилось только мечтать — ведь тем временем подрастала младшая дочь Эльза. Осенью 1913 года, когда ей исполнилось 17 лет, Эльза впервые увидела Маяковского у своей подруги — необычайно большого, в черной бархатной блузе, размашисто ходившего взад и вперед. И неожиданно на ее девичью руку легла его властная рука… Тайные встречи стали явными: Маяковский приходил к Эльзе едва ли не каждый день. Семья отдыхала на даче, здесь-то мать и сообщила Лиле, что у ее сестры появился докучливый ухажер, "какой-то там Маяковский". Ему дали от ворот поворот, но поэт-футурист был не из тех, кто отступается. Узнать дачный адрес труда не составляло.
Респектабельное семейство становилось участником событий, которые, как вихрь, втянули в себя и закружили людские судьбы. Произошло явление, перевернувшее жизнь семейства Брик. Маяковский бродил по пустой малаховской улице в ожидании юной Эльзы и в темноте, на скамейке возле дачи впервые увидел Лилю. Но воспринял ее как "гувернершу" младшей сестры, мешающую их встречам. Он пока не узнал в ней той, с которой начнется новая любовная страсть, воспетая им в поэме "Флейта-позвоночник".
Вскоре они вновь увиделись на петербургской квартире Каганов, где Маяковский читал стихи. Поэт жаловался, негодовал, издевался, требовал, впадал в истерику, делал паузы между частями и… Лиля онемела от неожиданности и восторга, потеряла дар речи. А Маяковский записал в автобиографии "Я сам": "Радостнейшая дата. Июнь 1915-го года. Знакомство с Л.Ю. и О.М. Бриками". Первые издания "Флейты" того же года выходили с посвящением: "Тебе, Лиля".
На весь мир поэт признается, что встретил ту единственную, без которой не мыслит себя самого. События, перевернувшие всю его жизнь, свершились…
В 1967 году, живя на даче в Переделкине, Лиля Юрьевна Брик вспоминала: "Я влюбилась в Володю сразу, можно сказать, моментально, как только он начал читать у нас свою поэму. Полюбила его сразу и навсегда. И он меня тоже, но у него и любовь, и вообще, что бы он ни делал, было мощным, огромным, шумным. И чувства были огромными. Иначе он не умел. Любовь к нему я пронесла через всю жизнь…"
Маяковского называли певцом неразделенной любви, любви-шторма, любви — Б-жьей кары. Романтические отношения поэта с обожаемой им Либри, убежденной в своем всемогуществе, были угаром, туманившим разум, но все-таки стали трагической историей любви с "черствой булкой вчерашней ласки".
Любит — не любит, я руки ломаю,
и пальцы разбрасываю, разломавши.
Так рвутся года, и пускают по маю
венчики встречных ромашек…
Политическая и общественная жизнь страны была драматичной, Маяковский ощущал вокруг себя травлю. Гигант в поэзии и любви, он был экстремалом в игре со смертью: три раза крутил барабан "русской рулетки" и стрелял в себя, и все три раза была осечка!
2. Татьяна Яковлева.
Они познакомились на парижском Монпарнасе в октябре 1928 года и сразу же потянулись друг к другу. Поэт посвятил своей новой возлюбленной два страстных стихотворения: «Письмо Татьяне Яковлевой» и «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви»: «Любить – это с простынь, бессонницей рваных, срываться, ревнуя к Копернику, его, а не мужа Марьи Иванны, считая своим соперником».
До Яковлевой такой чести удостаивалась только Лиля. Татьяна и Владимир были красивой парой. Говорили, что, когда они, взявшись за руки, появлялись в парижских кафе, на лицах посетителей застывала улыбка. Их любовь закончилась трагично. Маяковский уехал в Россию и больше Татьяну так и не увидел. Ходили разговоры, что именно Брик сделала всё, чтобы поэт не получил возможности выехать за границу. А Маяковский прямо говорил: «Если я не увижу Татьяны, я застрелюсь».
3. Вероника Полонская.
С Маяковским ее познакомил в 1929 году Осип Брик, скорее умышленно, зная наверняка, что юная и очаровательная девочка понравится другу их семьи. Так и вышло. Вероника, тогда уже актриса МХАТа, была замужем за Михаилом Яншиным. Отношения с поэтом развивались стремительно. Норик – так звали домашние Веронику. Норкище – назвал Маяковский эту романтичную и нежную пани с холодноватой красотой, которая стала его последней любовью.
«Я никогда не прощу Володе то, как он смотрел на вас!» – выговаривала Полонской уже состарившаяся Лиля Брик. В этом романе были испепеляющая страсть и ребенок, убитый во чреве. Связь поэта и актрисы становилась мучительной, разрушительной для обоих. Финал всем известен – Маяковский застрелился через минуту после того, как Полонская вышла из его квартиры.
Всю свою дальнейшую жизнь она несла это бремя. Ни на что не претендовала, хотя Маяковский сделал ее наследницей, включив в последнее письмо: «Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь – спасибо».
Она была польских кровей, с загадочной родословной. У Полонских вообще сложная биография — сталинский период советской власти был для семьи трагичным. Их корни идут от польской знати. В 1863 году случилось восстание в Польше, которое было жестоко подавлено. Многие участники, в том числе Полонские, были лишены дворянства и в кандалах репатриированы в Сибирь. Позднее объявили помилование, но кто-то уже обосновался в Сибири. В прошлом веке там родились двое братьев Полонских — Витольд и Игнатий.
Судьбы братьев сложились по-разному. Витольд имел склонность к актерству, оставил Иркутск и уехал сначала в Петербург, а затем перебрался в Москву. Он, красавец, актер немого кино, играл роли героев-любовников и был партнером Веры Холодной. Витольд был дважды женат на актрисах — Вере Пашенной, впоследствии народной артистке СССР, и Ольге Гладковой, которая служила в Малом театре и родила дочь Веронику.
Норик — так звали домашние Веронику Полонскую. Норкище — назвал Маяковский эту романтичную и нежную пани с холодноватой красотой, которая стала его последней любовью. "Я никогда не прощу Володе то, как он смотрел на вас!" — выговаривала Полонской уже состарившаяся Лиля Брик. Литературный бомонд знал об этом романе и даже то, чего не было. А были испепеляющая страсть и ребенок, убитый во чреве. Связь поэта и актрисы становилась мучительной, разрушительной для обоих.
Но для Маяковского это был не только очередной крах любви. В зеркале он с тоской рассматривал свое отображение — глубокие складки, идущие от губ к подбородку, жесткая межбровная морщина и пристальный, всевидящий взгляд человека, осознавшего перерождение людей и идей, понимающего приближение трагического финала. А на дворе стоял апрель 1930 года…
12 апреля Маяковский ходил по комнате, как затравленный зверь, а потом сел и написал прощальное письмо, в котором были странные слова: "Если любит — то разговор приятен. Если нет — чем скорей, тем лучше…" В этот и следующий день, общаясь со знакомыми, он с пугающей иронией называл себя "покойником" и все ждал, ждал свое Норкище. И она пришла 14 апреля сказать ему, что уходит. Произошел грозовой разряд последнего объяснения. Маяковский плакал, стоя перед ней на коленях: "Ну что ж, девочка, иди, раз решила!" Она развернулась, вышла в прихожую, но вдруг услышала выстрел и закричала…
Этот трагический миг, оборвавший жизнь Маяковского, Полонская описывает в воспоминаниях. Она опубликовала свою версию любви к поэту и его смерти: "Я не преувеличиваю своего значения в жизни Маяковского. Скорее всего, я та самая соломинка, за которую он хотел ухватиться в последний момент…"
Последние часы
Последний вечер своей жизни он провел в гостях у Валентина Катаева. Хозяин вспомнит потом: «Никогда еще не видел я Маяковского таким растерянным, подавленным…» А появился он там потому, что знал: должна прийти Вероника. И рассчитывал на решительное объяснение с ней.
Она пришла с мужем и увидела Маяковского пьяным. Весь вечер они, сидя рядом за столом, писали друг другу записки. Он требовал, чтобы Вероника сейчас же объявила мужу о разрыве. Она обещала, что скоро сделает это, – просила только два дня. Он настаивал на своем. Уединившись в соседней комнате, Маяковский выхватывает пистолет и объявляет, что застрелит ее и себя. Полонская испугалась, ушла.
14 апреля в половине девятого он заехал за ней на такси, и вид его ей показался ужасным. Ночью он не спал: сосед слышал, как поэт вздыхал, даже стонал. Он привез ее на Лубянку, запер дверь и не хотел отпустить в театр. Вероника напишет потом: «Я ответила, что люблю его, буду с ним, но не могу остаться здесь сейчас, ничего не сказав Яншину… И театра я не брошу никогда». Он кинул: «Ну тогда уходи, уходи немедленно, сию же минуту!». Потом успокоился. Вероника опаздывала на репетицию, и он дал денег на такси.
Она едва дошла до двери на лестницу, как услышала выстрел. «У меня подкосились ноги, я закричала и металась по коридору: не могла заставить себя войти…»
И все же вошла. Он лежал на спине, широко раскинув ноги. На груди она увидела маленькое алое пятнышко. В комнате витало облачко сизого дыма. Часы показывали 10 часов 15 минут.
– Что же, – спрашиваю Стриженову, – личная драма, которая для человека уравновешенного вовсе не драма, могла убить его?
– Он воспринимал происходящее слишком эмоционально, гораздо сильнее, чем обычные люди.
– Правда, что он уже однажды стрелялся?
– Да. Он пытался покончить с собой из-за любви к Лиле Брик. Но тогда это было похоже на игру в русскую рулетку: в револьвере был один патрон, и он не сработал.
– И сейчас один патрон. Только осечки не было…
– Именно это обстоятельство и дало повод Агранову утверждать, что Маяковский и теперь сыграл с собой в рулетку. Он не хотел себя убивать.
63 элементов 1,145 сек.