Контрреволюция Макаренко

Вопреки официальному мифу, Макаренко никогда не был членом партии и умер беспартийным. Произошло это в 1939 году, в поезде, по дороге в Москву. На вокзале его ждали чекисты. Ждали, чтобы арестовать. Знал ли об этом Антон Семенович – неизвестно. Он прилег на скамейку, почувствовав себя нехорошо, и до прихода врача скончался. После вскрытия тела оказалось, что сердце его, как яблоко, разорвано на две половинки…

«Издержки революции» – миллионы беспризорников

В начале 1920-х годов, когда на Украине установилась советская власть, под Полтавой был организован детский дом. Руководить им назначили 32-летнего учителя Антона Макаренко.

Прибыв на место, Макаренко сначала растерялся. Его встречали не маленькие дети, а парни и девушки, успевшие побывать в вооруженных бандах. Они сознательно занижали свой возраст, чтобы не попасть под расстрельную статью за бандитизм. Встретили его недоброжелательно. Макаренко пришлось проявить немало мужества, чтобы завоевать доверие ребят.

Вскоре несколько человек, с которыми он выдержал противостояние при первой встрече, станут его главной опорой – главами отрядов, лидерами коллектива. Они составят ядро, орган самоуправления – совет командиров. А детский дом «для дефективных» получит более благозвучное название – Трудовая колония имени Горького.

Воспитательный трюк длиною в восемь лет

Педагогическая программа воспитания трудных подростков появилась не сразу. Много времени провел Макаренко в раздумьях, пока не вспомнился ему педагогический опыт, который он приобрел совместно с родным братом Виталием.

В 1917 году кадровые офицеры царской армии, вернувшиеся с фронтов мировой войны, оказались не у дел. В их числе – и Виталий Макаренко. Антон из-за близорукости не воевал.

Братья Антон и Виталий Макаренко. Конец августа 1914 г.

Виталий рассказывал брату, например, что у них в полку были оркестр и знамя. Казалось бы, ничего особенного, а вот в педагогической практике такое нововведение Макаренко очень помогло.

В Антоне Семеновиче ребята видели не просто воспитателя, а командира отряда. Они с удовольствием принимали участие в игре в военных, которая способствовала укреплению дисциплины. Хотя метод Макаренко давал положительные результаты, его запретили.

Из письма Макаренко будущей жене Галине Салько:

«Читали “Комсомольскую правду” от 17 мая, как меня Крупская разделала? Я начинаю приходить в восторг – шельмование во всесоюзном масштабе… Мне это надоело. Они добьются-таки того, что меня посадят так, за здорово живешь, только потому, что я не хочу кланяться всяким сумасшедшим».

К этому он добавил: «Ни один человек не знает, какой это исключительный трюк – один день “позаведовать” колонией Горького. А этот трюк продолжается восемь лет».

Система воспитания – не советская

Весной 1928 года наркомпрос начал предъявлять Макаренко нелепые обвинения. Чекисты были им явно недовольны. Резолюция звучала как приговор: «Система воспитательного процесса есть система не советская».

Макаренко писал своим друзьям: «К нам приводят запущенного парня, я делаю из него человека. Я поднимаю в нем веру в себя… говорю ему о человеческой и рабочей чести. Но, оказывается, все это ересь – нужно воспитывать классовое самосознание, то есть научить трепать языком по тексту учебника политграмоты».

Макаренко решил обратиться за помощью к Максиму Горькому и написал ему письмо в Сорренто, где Горький жил в то время.

«Посреди общего моря расхлябанности и дармоедства наша колония стоит, как крепость, но все же меня едят. Критикуется в особенности военное обучение, которое очень нравится детям и которое благотворно действует на поддержание дисциплины», – писал Антон Семенович.

Горький принял большое участие в судьбе и колонии, и самого Макаренко. Много лет колонисты переписывались с Алексеем Максимовичем, гордясь интересом Горького к их жизни. Каждое письмо от Горького зачитывалось ребятами до дыр.

Когда тучи над Макаренко сгустились окончательно, Горький, используя свое влияние среди руководства ОГПУ, устроил ему перевод в новую коммуну под Харьковом, созданную чекистами в память Ф.Э. Дзержинского. Чекисты любили и опекали свое «детище». Коммунары были сыты, одеты, обуты и ни в чем не нуждались. Среди всеобщего голода коммуна имени Дзержинского была островком благополучия.

Назначение Макаренко заведующим этого учреждения являлось знаком огромного доверия. Правда, он автоматически должен был стать штатным сотрудником ГПУ. Антон Семенович согласился, но поставил условие: безоговорочное принятие его системы воспитания. Чекистам нужен был скорый результат. Голод и коллективизация на Украине поставляли все новых беспризорников, и чекисты дали «добро».

Травля и доносы

Но вскоре история повторилась. На Макаренко участились доносы. Антон Семенович знал, что в личном деле у него есть много темных мест: это и обвинения в связи с братом – белым офицером, эмигрировавшим из России, и претензии к методам воспитания, которые называли белогвардейскими штучками.

Летом 1935 года Макаренко неожиданно перевели в Киев, в Главное управление НКВД Украины. Теперь он мог контролировать одновременно 12 трудовых колоний Украины. Но только не коммуну имени Дзержинского. Здесь уже был новый начальник – Вениамин Берман, который вытравлял оттуда всю «макаренковщину».

Их отношения особенно обострились после того, как коммунары в отместку за травлю любимого Антона Семеновича вытащили у пьяного Бермана из кармана партбилет.

Недруги ждали подходящего повода. И он представился. 5 сентября 1936 года на выпускном вечере в одной из коммун Макаренко произнес фразу: «Все мы работаем под руководством партии и товарища Сталина. И если даже товарищ Сталин сделает тысячу ошибок, мы все равно должны идти за товарищем Сталиным».

8 сентября на Макаренко был составлен новый донос. Однако за Макаренко вступился комиссар госбезопасности 1-го ранга, нарком внутренних дел Украины Всеволод Балицкий. Ареста удалось избежать, хотя на доносе уже стояла резолюция: «Это – контрреволюционер»…

Александр ЕВТЕЕВ