За что умер товарищ телефон – в миру Арсений Павлов, бывший автомойщик, приехавший на Донбасс из России и ставший одним из самых известных боевых командиров? Ну, как за что…
За пятьсот баксов, которые ему платил "Лайфньюз" за каждый сюжет; за отжатую у какого-то коммерса машину и за такую же отжатую квартиру. За несколько тысяч или десятков тысяч долларов, которые он сделал за эти два года. Ездил в номера, играл в осажденном Донбассе роскошную новую свадьбу при живой старой жене. В общем жил богато, но недолго.
Но всё это – вторичный результат.
Он думал, что это он делал деньги на «Лайфньюз».
На самом деле всё ровно наоборот.
На самом деле он умер за миллионы баксов и гигантские рейтинги главы медиахолдинга Арам Ашотыча, которые тот сделал на бывшем автомойщике, поверившем, что он и вправду Наполеон. За «кипрский оффшор Кургиняна», открытый на заработанные на товарище телефоне патриотические деньги. За любителя вечеринок в резиденции американского посла Спасо-Хаусе Коротченко, сумевшего, как говорят, превратить свои патриотические истерики в сто пятьдесят миллионов, которые у него не может выцарапать обратно даже прокурор. За гонорары Захара Прилепина на РЕН-ТВ – посконного русского писателя, который рассказывает, что ему на жизнь нужно минимум двести тысяч в месяц. Вот конкретно за эти двести тысяч новоявленного Бонч-Бруевича.
Как и еще за одного замечательного писателя земли русской Митю Ольшанского, который скупой слезой пишет теперь, что Моторола – это новый Василий Теркин. Пишет, а потом идет плакать в кабак. Раньше он любил печалиться о судьбах России в пафосном «Жан-Жаке», сейчас не знаю, где. Но поддержание писательской тоски выпивкой в гламурных кабаках стоит нынче дорого, и тут простаки-автомойщики приходятся как нельзя кстати.
За колонки Эдуарда Лимонова в «Известиях», где тот не так давно хвастал, что благодаря своим призывам отправил на Донбасс две тысячи таких вот молодцов. Сам, правда, почему-то туда не поехал – и никто из них не поехал; удивительно, да? Но молодцов наотправляли.
За Просвирина, насобиравшего тридцать миллионов гуманитарной помощи. За писателя Шаргунова, сумевшего конвертировать свою патриотику в кресло депутата Государственной Думы с зарплатой в восемьсот тысяч рублей. За восемьсот тысяч еще одного депутата – Виталия Милонова, так удачно пофоткавшегося с автоматом.
Ну и, конечно, за старателей рангом повыше – Толстого, Киселева, Соловьева и их совсем уже нездешние доходы, которые они, не покладая рук, куют на новых деревянных чехлах для телефонов.
Вот за благосостояние Эрнста, разве что, он не умер. Константин Львович – это уже такая сияющая недостижимая вершина с такими гигантскими селевыми потоками денег, что с его высоты отдельного автомойщика уже не видно.
Нельзя сказать, что все эти «работники тыла» не грустят об этой потере. Грустят, наверное. Все же с автомойщика кой-какой пользы поиметь и еще можно было. Но грустят не больше, чем на одну рюмочку. Сам понимаешь, старик – дела, дела, некогда. Про тебя уже послезавтра все забудут, а надо еще и твою смерть успеть конвертировать в рейтинги и пиар, все же это самый неординарный повод в твоей жизни, согласись, дружище?
В общем всем спасибо, все свободны.
А из всего русского мира там был только лифт Карачаровского механического завода, в котором грянул последний для героя взрыв…
Говорят, Моторола умер за Новороссию. Да нет, за лютые доходы и рейтинги тех, кто славно делает их как Москве, так и в Киеве. А Новороссия – да Бог с ней, кому из этой публики она по-настоящему нужна?
Источник: publizist.ru
