“ЗОВ ОЗЕРА” Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ

Еврейская трагедия и сердце поэта Андрея Вознесенского, которому 12 мая исполнился бы 81 год 

Я во Львове, 
Служу на сборах, 
В красных кронах, 
Лепных соборах… 
(А.Вознесенский, 1965 г.) 

Тогда в стране была "оттепель", какие-то проблески свободы пьянили головы, особенно молодые, "Литературка" опубликовала "Бабий Яр" Е.Евтушенко, возвращались из лагерей немногочисленные еще живые политзаключенные, а на страницы учебников — фамилии и даже фотографии уничтоженных в сталинские времена известных деятелей, литераторов, ученых. 
В один из моих приездов в Москву я попал на вечер в Политехнический музей, где с восторгом и провинциальным удивлением слушал тогдашних поэтических кумиров — А.Вознесенского, Р.Рождественского, Е.Евтушенко и других. Потом мы пару раз всей командой ходили на площадь к памятнику Маяковскому, где выступали перед тысячами слушателей поэты и барды — Б.Окуджава, Ю.Визбор и другие, ставшие потом известными и знаменитыми. С некоторыми из них нам даже удалось познакомиться. 
После возвращения во Львов мы еще долго обсуждали услышанное и увиденное, рассказывали знакомым, доставали сборники стихов, по много раз прокручивали тоненькие пластинки из журнала "Кругозор". 
И вдруг летом 1965 года знакомые ребята из армейской команды сообщают нам новость: на военных сборах в нашем Прикарпатском округе находятся Андрей Вознесенский и еще несколько поэтов. Они ездят по гарнизонам, носят офицерскую форму. Правда, боевой подготовкой не занимаются, да и живут не в казармах, а в гостинице. Но, самое главное, скоро они будут выступать в окружном доме офицеров. Конечно, друзья — спортивные соперники — провели нас на встречу с москвичами (помню, что там были еще Костров, Куняев — тогда он не проявлял свою будущую юдофобскую суть — и еще один поэт, чью фамилию я забыл). Они по очереди читали свои произведения, отвечали на вопросы переполненного зала. 
Вознесенский был с погонами лейтенанта, он тоже прочитал несколько своих стихов. Среди прочитанных было и потрясшее меня "Зов озера". 
После окончания выступления я подошел к поэту, поблагодарил за стихи и предложил гостям провести экскурсию по своему любимому городу. А на следующий день во время прогулки попросил Андрея Андреевича рассказать историю "Зова озера". И поэт рассказал. 
Попал он недавно в один из гарнизонов в Ивано-Франковской области, выступил. И гостеприимные хозяева пригласили на рыбалку. Поехали, половили, развели костер, начали варить уху, конечно, выпили немного. И тогда один из "местных товарищей" рассказал, что озера этого раньше здесь не было, а был глубокий большой овраг. Именно в него в 1942 году нацисты и их добровольные местные помощники загнали евреев из гетто и расстреляли. Там же уничтожили и арестованных подпольщиков. А чтобы скрыть следы своего преступления, затопили овраг водой из недалекой речушки. 
"И как здесь рыба ловится!" — потирал руки рассказчик. 
Потрясенный этим рассказом, поэт написал стихотворение "Зов озера", которое было сразу напечатано в окружной военной газете. А через несколько лет Вознесенский опубликовал поэму "Ров" — проклятье негодяям, которые раскапывали возле Симферополя ров — место расстрела 12 тысяч евреев и плоскогубцами вырывали у трупов золотые коронки. Поэма вошла во все сборники поэта, а "Зов озера" (насколько мне известно) — только в некоторые. 
Прочитай его, читатель, оно того стоит. 

Андрей Вознесенский и Владимир Высоцкий. Оба близко к сердцу приняли трагедию еврейского народа. Второй отчасти по зову крови. Первый — по зову души 
Использованы воспоминания львовского военного журналиста Б.Комского.

ЗОВ ОЗЕРА 
Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ 
Памяти жертв фашизма: Певзнер 1903, Сергеев 1934, Лебедев 1916, Бирман 1938, Бирман 1941, Дробот 1907… 
Наши кеды как приморозило. 
Тишина. 
Гетто в озере. Гетто в озере. 
Три гектара живого дна. 
Гражданин в пиджачке гороховом 
зазывает на славный клев, 
только кровь 
на крючке его крохотном, 
кровь! 
"Не могу, — говорит Володька, – 
а по рылу — могу, 
это вроде как 
не укладывается в мозгу! 
Я живою водой умоюсь, 
может, чью-то жизнь расплещу. 
Может, Машеньку или Мойшу 
я размазываю по лицу. 
Ты не трожь воды плоскодонкой, 
уважаемый инвалид, 
ты пощупай ее ладонью – 
болит! 
Может, так же не чьи-то давние, 
а ладони моей жены, 
плечи, волосы, ожидание 
будут кем-то растворены? 
А базарами колоссальными 
барабанит жабрами в жесть 
то, что было теплом, глазами, 
на колени любило сесть…" 
"Не могу, — говорит Володька, – 
лишь зажмурюсь – 
в чугунных ночах, 
точно рыбы на сковородках, 
пляшут женщины и кричат!" 
Третью ночь как Костров пьет. 
И ночами зовет с обрыва. 
И к нему 
Является 
Рыба 
Чудо-юдо озерных вод! 
"Рыба, 
летучая рыба, 
с огневым лицом мадонны, 
с плавниками белыми 
как свистят паровозы, 
рыба, 
Рива тебя звали, 
золотая Рива, 
Ривка, либо как-нибудь еще, 
с обрывком 
колючей проволоки или рыболовным крючком 
в верхней губе, рыба, 
рыба боли и печали, 
прости меня, прокляни, но что-нибудь ответь…" 
Ничего не отвечает рыба. 
Тихо. 
Озеро приграничное. 
Три сосны. 
Изумленнейшее хранилище 
жизни, облака, вышины. 
1965