Как капитан Советской Армии Цзин Жи Чен стал «Великим кормчим» Северной Кореи Ким Ир Сеном. Признание «куратора» вождя, генерала Н.Г. Лебедева…
С доцентом ВГИКа Борисом Криштулом мы знакомы лет 15, и всё это время я не устаю удивляться его остроумию, искристому таланту великолепного рассказчика. А рассказать ему действительно, есть о чём – за плечами без малого сорокалетний опыт работы в качестве директора множества любимых народом фильмов.
Среди них и те, что вошли в золотой фонд отечественной кинематографии, например, первый советский фильм-катастрофа «Экипаж» или изящная рязановская трагикомедия «О бедном гусаре замолвите слово». Рассказчик-то он блистательный, но вот о себе как-то не очень распространялся – всё больше о Гурченко или Гайдае, Леонове или Филатове, Визборе или Шоне Коннере.
Я всё пытался у него выспросить, не собирается ли он написать книгу. Как вдруг Борис сообщает, что в самое ближайшее время состоится презентация его очередной книжки, уже третьей, на которую он меня непременно позовёт. И тут же дарит отлично иллюстрированный томик под говорящим названием «В титрах последний». Естественно, речь о кинематографе, которому посвящена вся сознательная жизнь.
В книжке удивляет и радует многое, правда, тираж, как нынче водится, маловат, а она ведь интересна самому широкому кругу читателей. Потому что все её герои – узнаваемые люди, истинные звезды экрана
Одну из глав книги прочитал с интересом, поскольку посчитал, что она имеет ко мне самое прямое отношение. Дело в том, что мой отец, лётчик-истребитель, принимал участие в странной Корейской войне 1950-1953 гг. в качестве «китайского добровольца» под вымышленным именем Янь Линь. Войне, о которой долгие годы не принято было говорить, хотя она и стала последней для многих советских асов, не успевших ещё приземлить воспоминания о воздушных боях Великой Отечественной.
О них сегодня если и вспоминают, то весьма скудно, как будто бы и не сходились в корейском небе в смертельных схватках наши «МиГи» и их «Сейбры», «добровольцы» сами делали свою судьбу, не спросив на то разрешения у Родины. Им не ставили памятных стел наподобие той, что довелось увидеть в Сеуле, которая увековечила имена погибших там боевых сынов США и Канады, Австралии и Великобритании, Новой Зеландии и Филиппин…
Как известно, та война закончилась перемирием. Победителей не оказалось. Почти все американцы, к примеру, были похоронены на родине. Только советские воины остались лежать в чужой земле, на территории Ляодунского полуострова, в основном в Люйшуне (Порт-Артуре), совсем рядом с могилами участников Русско-японской войны 1904 – 1905 гг. Так за что и за кого воевали мой отец и его однополчане из 676-го истребительного авиационного полка в Корее? Кажется, ответ я нашёл в книге своего доброго друга Бориса Криштула.
Об этом мы с ним и беседуем.
– Борис, в главе своей книги «Как стать вождём» ты очень подробно привёл потрясающий рассказ генерала Н.Г. Лебедева, лично участвовавшего в выборе будущего диктатора Северной Кореи. Во-первых, расскажи, как тебе удалось на генерала выйти, а, во-вторых, факты, приведённые в твоей книге, поражают настолько, что в них трудно поверить. Ты ничего от себя не добавлял?
– Ты удивишься, но рассказ строка в строку соответствует тому, что мне поведал генерал.
– Но, ведь когда делался фильм, на дворе был 1984 год, страной правил Черненко, и генералу за этот рассказ, мягко говоря, могли навалять.
– Об этом нас предупреждал и генерал. Тем не менее он счёл нужным рассказать правду. Возможно, потому, что в те годы нас связывали с Кореей уже не столь тесные, как в сороковых, узы дружбы. Может, и потому, что культ личности Ким Ир Сена принял поистине чудовищные масштабы и уже порядком всем поднадоел.
Так вот, возвращаясь к началу нашего разговора: сначала я прочитал информацию о том, что во время своего визита в Москву северокорейский вождь на встрече с Константином Устиновичем высказал пожелание снять совместный с советскими кинематографистами фильм о событиях сорокалетней давности.
Основой фильма должен был стать героический поступок советского офицера Якова Новиченко, который в 1945 году, накрыв своим телом гранату, спас жизнь Ким Ир Сену, а сам чудом остался жив.
Через шесть дней после исторической встречи двух лидеров меня вызвал к себе директор «Мосфильма» Николай Трофимович Сизов и объявил, что картину будет с советской стороны снимать бригада в составе драматурга Бородянского, режиссёра Уразбаева и меня. Конечно, для подготовки фильма нам нужны были архивные материалы и кинодокументы тех лет, желательно живые свидетели событий – тот же Новиченко, участники боев за освобождение Кореи.
Комитет ветеранов снабдил нас десятком номеров телефонов. Долго набирали номер за номером, пока не услышали особенный, «военный» голос: «Генерал Лебедев слушает».
Из досье
Для Советского Союза война на Дальнем Востоке началась 9 августа 1945 года, а уже вечером 11 августа части 25-й армии 1-го Дальневосточного фронта пересекли китайско-корейскую границу в районе Кенхына.
В течение нескольких последующих дней сопротивление японских гарнизонов к северу от 38-й параллели Корейского полуострова было подавлено, и 15 августа японское командование объявило о капитуляции своих войск в Корее, хотя локальные столкновения с отдельными вражескими частями и подразделениями, не подчинившимися приказу о капитуляции, продолжались ещё несколько дней.
Практически все боевые действия на территории Корейского полуострова вели части 25-й армии, и поэтому нет ничего удивительного в том, что именно на эту армию и была возложена задача установления контроля над занятой территорией и создания там временной оккупационной администрации.
Командующим 25-й армией был генерал-полковник И.М.Чистяков, членом военного совета – генерал-майор Н.Г.Лебедев. В апреле 1947 года командующим армией вместо И.М.Чистякова был назначен генерал-лейтенант Г.П. Коротков. Из этих генералов, однако, северокорейскими делами всерьёз занимался один Н.Г.Лебедев – профессиональный политработник, умный, энергичный, с большим вкусом к политической деятельности. (Информация приведена в книге А.Ланькова «Северная Корея: вчера и сегодня».)
Рассказ Генерала Лебедева: «Я отвечал за марксизм-ленинизм»
«Летом 1945-го наши части громили японцев на севере Корейского полуострова. Я был членом военного совета 25-й армии, которой командовал генерал-полковник И.Чистяков. Как-то командующий вызвал меня и вручил шифровку, в которой нашей разведке вменялось подыскать, а нам, политработникам, подготовить нескольких корейцев на посты руководителей страны, в том числе и на пост Генерального секретаря партии.
Шифровка содержала ещё и длинный перечень требований к кандидатам: социальное происхождение, образование, политическая платформа и даже поведение в быту и вредные привычки. Мы назвали этот перечень ГОСТом.
Разведуправление выполнило задачу очень скоро и подсунуло несколько кандидатур, но ни одна по ГОСТу не проходила. Ссориться с разведкой не хотелось, затягивать выполнение важного приказа было опасно, поэтому мы решили пренебречь парой пунктов и приступили к воспитанию кадров.
С каждым кандидатом занимались семь инструкторов. Я отвечал за самое главное — за марксизм-ленинизм. Ежедневно по десять часов и без выходных шла учёба, и вдруг за несколько дней до окончания войны с Японией мы получили шифровку от Сталина: нашего кандидата на пост Генерального секретаря отставить и срочно готовить капитана Советской Армии Ким Ир Сена.
Сейчас я понимаю, что эту операцию провернул Берия. Вначале, дабы не подставиться, он уговорил Сталина поручить поиск кандидата ГРУ (Главному разведуправлению армии), а сам параллельно дал команду своим искать корейца на территории Союза. Они и нашли. Берия не упускал случая подставить ГРУ, которое ему не подчинялось, и возвысить Лубянку. Он, конечно, доложил Сталину, что кандидат ГРУ не дотягивает до Генерального, а вот его капитан Ким Ир Сен – то, что надо, и в очередной раз удостоился похвалы генералиссимуса.
Вскоре доставили Кима. Смешно, но Ким был в форме капитана Советской Армии с орденом Красного Знамени на груди, а его сопровождающий – в штатском. Плотный круглолицый кореец хорошо говорил по-русски, зато в смысле политической подкованности оказался дремучим – Берия подсунул-таки свинью, – и контрольную по основам марксизма-ленинизма Ким Ир Сен провалил мне начисто.
Но делать было нечего – Сталину не доложишь, что его выдвиженец не тянет! Пришлось лепить Генерального из того, что было. Занимаясь теорией, мы параллельно проводили так называемое внедрение: знакомили Кима с «нужными» корейцами из влиятельных государственных и общественных структур. Ким должен был сам осознать значение своей миссии, и вот в этом он преуспел быстрее всего – распухал от гордости, как на дрожжах.
Жили мы в строго охраняемой гостинице, и я махнул рукой на его привычку постоянно красоваться орденом Красного Знамени, которым его наградили за терпеливое ожидание в нашем тылу войны с Японией. Ким только что не спал при ордене.
Как-то вечером говорю ему:
– Завтра едем на митинг, будешь выступать. Веди себя, будто ты уже большой руководитель. Оденься поскромнее, а орден сними! Понятно?
– Понятно, – послушно ответил Ким и ушёл спать. Утром, когда я зашёл за ним, то увидел, что орден он всё же нацепил.
– Ты соображаешь, что делаешь? – разозлился я. – Ты ни в нашей армии не служил, ни вообще в СССР никогда не был. Забыл?
А он вдруг:
– Разреши оставить, народ ведь не поймёт, что это такое…
Признаюсь, в этот момент я больше всего испугался за себя, но, к счастью, представитель разведки ждал нас внизу, и Сталин не узнал, как плохо подготовили его коллегу к исполнению обязанностей главы государства. Я сам снял с него орден, и Ким больше никогда его не увидел.
В выступлениях на митингах мой ученик здорово поднаторел, его популярность быстро росла. Но в американской прессе всё чаще стали проскальзывать намёки, что он никакой не народный выдвиженец, а ставленник Кремля. Время шло, и неотвратимо приближался момент, когда будущему вождю предстояло встретиться с иностранными корреспондентами.
Для такой ответственной встречи была загодя выбрана деревня, которая должна была навсегда стать родиной Ким Ир Сена (и стала, превратившись позднее в грандиозный мемориал). Местные жители «добровольно» («Проболтаешься, расстреляем вместе с семьей!») согласились засвидетельствовать, что Ким родился «вот в этом бедном домике и мальчонкой бегал по этой тропинке».
Путающие дом и тропинку из деревни «выехали», а их жильё заняли новосёлы, которым подарили дома и пообещали спокойную жизнь в обмен на точные знания первейшего дома и важнейшей тропинки.
Несмотря на то, что «Главный Режиссер» находился в Москве, спектакль был поставлен отлично.
Как только Ким въехал в «родную деревню», отовсюду сбежались плачущие от счастья жители и тут же устроили праздник с цветами, песнями и танцами. Объятиям и славословиям не было конца, а один «односельчанин», из уголовных, так стиснул «любимого Кима», что у того остановилось дыхание. Перестарался, переиграл блатной, и его аккуратно вывели из спектакля.
Иностранные журналисты щёлкали камерами без особого энтузиазма, зато наши фотокоры плёнки не жалели».
Как выбирали лидера
Сталину на роль лидера Северной Кореи было предложено пять групп кандидатов? Там были и агенты Коминтерна, засланные в Корею ещё в 1920-1930 годах, и коммунисты-корейцы, прошедшие специальную подготовку в Яньани – штаб-квартире китайских коммунистов, и местные националистические лидеры, и корейцы – советские граждане, хорошо проверенные органами НКВД, главным образом коммунисты. Ким Ир Сен входил в пятую группу – лидеров корейского партизанского движения.
Его знали как боевого командира. Из всех кандидатур Сталин (а именно за ним было последнее слово) остановил свой выбор на не известном общественности офицере Советской Армии – командире батальона капитане Цзин Жи Чене (этнический кореец, носивший китайское имя) – Ким Ир Сене (корейская транскрипция имени). Указанный батальон входил в состав 88-й отдельной стрелковой бригады, дислоцировавшейся тогда недалеко от Хабаровска.
Разумеется, кандидатура Цзин Жи Чена должна была получить «добро» со стороны органов государственной безопасности. В служебной характеристике на капитана Цзин Жи Чена было сказано: «…имеет хорошую военную подготовку. Неоднократно поощрялся командованием. Пользуется авторитетом среди подчинённых. Награждён орденом Красного Знамени. Делу Ленина-Сталина предан».
Бывший заместитель командира этого батальона капитан Пак Сен Хун впоследствии рассказывал: «…Нам было ясно, что при всех прочих положительных качествах, которые учитывали в Москве, у Ким Ир Сена были ещё два преимущества перед многими из нас. Он был наиболее заражён фатальной преданностью к Сталину, боготворил его и всячески демонстрировал эту свою любовь на словах». ( Из книги А. Ланькова)
О 13 визитах Лебедева в Корею
– Итак, Борис, кандидатура вождя была определена, он приступил к своим высоким должностным обязанностям. А что генерал Лебедев? Довелось ему потом встречаться с ним?
– Да и об этом он тоже рассказал нашей съёмочной группе .
«Каждый год, начиная с 1967-го, в апреле, посол КНДР вручал мне личное приглашение Ким Ир Сена на празднование дня его рождения. В Пхеньяне, прямо у трапа самолёта, меня ждал «Мерседес», который отвозил на одну из загородных правительственных резиденций, где я проводил около недели в роскоши и ни в чём не знал отказа.
В каждый приезд я виделся с Ким Ир Сеном только один раз. Вождь обычно появлялся к вечеру, мы часок гуляли по парку, предаваясь воспоминаниям, потом ужинали вдвоём и расставались до следующего года. Так было двенадцать раз. А на тринадцатый ритуал нарушился. Ким Ир Сен неожиданно предложил поездку по Пхеньяну.
Мы немного покружили по городу, а затем оказались возле аккуратной ограды с мемориальной табличкой, за которой росло большое дерево. Я не сразу узнал это место. В сорок пятом мы были здесь с Кимом, и тогда то ли шальная, то ли прицельная пуля просвистела над нашими головами. Кима тогда ещё не охраняли – с нами был только мой ординарец, – поэтому пришлось на всякий случай залечь и отползти в укрытие за дерево. Выстрелов больше не было. Отлежавшись с пару минут мы поднялись и отряхнулись.
Это даже и происшествием назвать было нельзя, случались и более серьёзные нападения противников нарождающегося коммунистического режима – иногда по несколько на дню, но мы с Кимом сочинили из этого пустяшного происшествия героическую легенду.
В тот же вечер он рассказал её в узком кругу советских генералов: «Опытный снайпер несколько минут поливал нас свинцом. И плохи были бы наши дела, если бы не Родина-Мать, обернувшаяся деревом. Она укрыла собой меня и моего советского друга Лебедева невидимым щитом, а я вспоминал в это время мать, отца и награждение меня орденом Красного Знамени».
Один из старших генералов, выслушав рассказ, посоветовал про отца, мать и орден забыть начисто, зато остальное распространить в массах. В устах старшего по званию совет – тот же приказ, а приказы на войне принято выполнять.
В течение месяца Ким, выступая на собраниях и митингах, непременно рассказывал эту историю, всякий раз добавляя новую порцию собственной отваги. Так, число снайперов дошло до двух десятков, и стреляли они из автоматов, а затем и из пулеметов, не несколько минут, а добрый час. В последующих версиях Ким уже не просто лежал за деревом, а отстреливался, причём каждая пуля из его верного пистолета поражала врага точно меж глаз, и ни один из снайперов не ушёл.
Тридцать лет прошло, и вот мы с Кимом оказались у легендарного дерева. Вышли из машины, молча постояли у ограды с табличкой, на которой был воспроизведён самый красочный вариант героической истории. Трава за оградой была аккуратно подстрижена, а под деревом лежали свежие цветы. Вокруг было пусто и тихо – весь район оцепила охрана, и в этой тишине на меня накатили воспоминания.
– Ким, – тут в порыве чувств я забылся и… крепко хлопнул вождя по плечу, – надо же.., вот здесь мы с тобой лежали, ты помнишь? Молодые, глупые…
Я увидел, как дёрнулись телохранители и дружно полезли руками подмышки, а вождь побледнел.
– Да, – сказал он, придя в себя, – ты был такой молодой… и совсем глупый…
На следующий год звонка из Корейского посольства не последовало, и моя четырнадцатая поездка накрылась. Вот и не верь после этого в магию числа тринадцать!»
– Естественно, всё, о чём рассказал Лебедев, в фильм, наверное, не вошло…
–А ты как думал? Он, кстати, мне тогда сказал, что даже обращался в ЦК партии с просьбой разрешить ему опубликовать мемуары о тех событиях – ведь почти никого не осталось из участников тех событий, а ему уже было под восемьдесят. Естественно, в ЦК отказали.
Помню, вспоминая о Ким Ир Сене, он меня предупредил: «Все, что я вам расскажу, все равно в фильм не войдёт, вам не позволят показать правду». И не вошло ведь – мы даже попыток не делали. А опубликовал я это в своей книге, как ты понимаешь, уже много лет спустя. Теперь этим рассказом, пожалуй, людей и не удивишь.
– Фильм всё-таки вышел на экран?
–Это было такое мученье, что о нём и вспоминать не хочется. Корейские товарищи «возили» нас много месяцев, внося необходимые «поправки» в эту сентиментальную до глупости картину. Результат? Фильм «Секунда на подвиг» установил рекорд «Мосфильма» за 1986 год – по игнорированию его зрителями.
– Зато корейские товарищи вас, наверное, соответствующим образом наградили?
– Да, режиссеру, оператору и директору вручили значки с изображением Ким Ир Сена. Смысл этой награды во всей её красе проявился однажды. Как-то я оказался вместе с группой корейцев в троллейбусе и незаметно для них нацепил этот значок. Ты бы видел, как изменились их лица. Я вышел, оставив их в сильнейшем волнении.
– Ты знаешь, Борис, а я вспоминаю, как мой отец на очередной День Победы вышел прогуляться в парк, надев китель с боевыми орденами и медалями. Среди медалей на его груди красовалась и та, что вручал «китайским добровольцам» из СССР в Порт-Артуре Мао Цзедун. Ты бы видел его лицо, когда он вернулся домой. Он тоже пребывал в страшном волнении.
С него пытались медаль сорвать – как раз в то время происходили события на острове Даманском. История – всё-таки страшная штука. С ней надо быть поосторожнее…
После прочтения рассказа Лебедева уж и не знаю, как объяснить внукам, за что же наши предки воевали там, на Корейском полуострове.
