70 лет назад, в апреле 1946 года, Сталину доложили о серьезном провале спецслужб: из плена бежал майор вермахта принц Альбрехт Гогенцоллерн, причем обнаружили это лишь через полтора года после побега.
Полоняне голубых кровей
Ссылка на доклад Сергея Круглова, обнаруженная в архиве, выглядела интригующе. Там говорилось, что 12 апреля 1946 года министр внутренних дел СССР сообщил Сталину о бегстве двух военнопленных — майора принца Гогенцоллерна и обер-лейтенанта Крупп фон Болен унд Гальбаха. Получалось, что многочисленные советские спецслужбы умудрились упустить двух представителей самых видных семей Германии. Ведь Гогенцоллерны правили Пруссией, а затем Германской империей до 1918 года и состояли в родстве, наверное, со всеми правящими и свергнутыми династиями Европы. А Круппы по праву считались некоронованными королями германской промышленности.
Особенно странно смотрелся этот побег на фоне развернувшейся в конце второй мировой войны охоты на высокопоставленных пленников. Причем разыскивали не только разведчиков, ученых-атомщиков, ракетчиков и авиастроителей. Архивные дела того периода пестрят докладами о розыске и задержании родственников высокопоставленных нацистских чиновников и прочих представителей немецкой элиты. Оперативники НКВД, например, усиленно искали вдову последнего германского императора Вильгельма II, которая была известна своим одобрительным отношением к национал-социализму. Не менее упорно разыскивали и сына кайзера — принца Августа Вильгельма Гогенцоллерна, который в рядах нацистских штурмовиков дослужился до чина обер-группенфюрера.
Принц Август Вильгельм Гогенцоллерн
Охота шла и на фюреров германской экономики, но они ускользали в американскую и английскую зоны оккупации, и офицерам советских спецслужб доставались лишь брошенные на произвол судьбы управленцы разного уровня, на допросах с удовольствием изобличавшие своих бывших шефов в связях с нацистской верхушкой (особенно яркие показания давали сотрудники Siemens и AEG). О генералах и говорить не приходилось. Арестовывали даже отставников, которые по возрасту и состоянию здоровья явно не могли вынести всех тягот плена в СССР.
Естественно, во всем этом был известный элемент показухи. После того как пришлось поделиться с союзниками контролем над поверженной столицей рейха, нашу победу хотелось сделать более зримой, весомой. Например, показать всему миру, что мы пленили немецких военачальников куда больше, чем французы, американцы и англичане вместе взятые. Советские издания гордо сообщали, что у нас в плену находятся два немецких фельдмаршала, но рассказывали о пленении только одного — Фридриха Паулюса, капитулировавшего в Сталинграде. Имя второго — Фердинанда Шернера — вспоминали куда реже, поскольку он сдался в плен американцам и лишь затем был передан советским властям.
Немаловажной причиной столь масштабной охоты, очевидно, было и то, что не удалось взять живым самого Гитлера. Союзникам рассказывали, что у Москвы нет данных о главном военном преступнике, и при этом отлавливали родственников фюрера и людей из его окружения, включая не только начальника охраны, личного пилота и адъютантов, но и поваров вместе с прочей прислугой. Прежде всего чтобы удостовериться в том, что Гитлер действительно покончил с собой.
Не последним мотивом, надо полагать, была и месть Сталина за погибшего в плену сына Якова. Ведь кузину Гитлера Марию Коппенштайнер, если называть вещи своими именами, уморили голодом в Верхнеуральской тюрьме. Хотя она не виделась с родственником много лет и не имела к его политическим делам ни малейшего отношения.
Но все же в этом санкционированном свыше отлове элиты преобладали рациональные мотивы. Судя по документам, пленники голубых кровей были ценным товаром, с помощью которого решались многие политические проблемы. Нужно было наладить хорошие отношения с каким-либо деятелем новой Германии, и его родственников отправляли из лагеря военнопленных домой. Так, к примеру, сделали другом СССР президента земли Саксония, вернув ему сына. А семью влиятельных польских князей Радзивиллов долго держали в советском лагере, чтобы они не мешали просоветскому правительству Польши.
На этом фоне потеря принца Альбрехта Гогенцоллерна и Гаральда Круппа была для советского руководства настоящей трагедией. Принц был двоюродным братом бывшего короля Румынии Кароля II и дядей занимавшего румынский трон короля Михая. И дополнительный рычаг влияния на этого монарха был бы отнюдь не лишним. А брат стального и пушечного короля Альфреда Круппа вполне мог стать фигурой в большой политической игре. Как же им удалось бежать?
Немецкие пленные
Свои против своих
Побеги пленных из советских лагерей были вполне обыденным явлением. Причем некоторые из них даже могли закончиться удачно. К примеру, интернированный в 1945 году швейцарский подросток Ганс Шори в 1947 году бежал из лагеря, сумел добраться до западной границы СССР и только там был задержан пограничниками. А несколько немецких пленных смогли добраться до западных посольств в Москве в надежде на помощь, но были переданы милиции.
Как свидетельствуют документы Главного управления по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ) НКВД СССР, наиболее часто и успешно из всех военнопленных бежали поляки. Из 130 тыс. польских солдат и офицеров, попавших в плен в 1939 году, 1082 бежали из лагерей и 1834 пропали во время немецкой бомбежки эшелонов, увозивших их на восток в 1941 году. Но этот успех вполне можно было списать на неопытность сотрудников и охраны лагерей ГУПВИ, созданных специально для приема поляков.
Немцы тоже убегали, однако далеко не так успешно. Самым продуктивным для них был 1944 год, когда из 800 беглецов не нашли 111, но, в конце концов, нашли почти всех. При этом 57 было убито, а 632 — поймано. Самое большое число побегов случилось в 1946 году, когда бежал 5761 военнопленный. Однако всего с 1943 по 1948 год из многих сотен тысяч находившихся в лагерях немцев, румын, венгров и японцев попытались бежать только меньше 11,5 тыс. военнопленных и добились успеха лишь 350.
Причина заключалась в том, что за годы существования ГУПВИ система охраны значительно ужесточилась. Я читал отчет о расследовании побега двух немецких военнопленных из лагерного пункта на торфоразработках в Орехово-Зуевском районе Московской области. Одного из них убили при задержании солдаты охраны и помогавшие им местные крестьяне. А второго собственноручно расстрелял перед строем начальник лагпункта. В итоге за такое полное попрание советских законов младший лейтенант получил выговор. Но побегов на этом лагпункте больше не случалось.
Еще одним способом борьбы с побегами стала самоохрана. Часть пленных вооружали дубинками и включали в состав охраны лагеря. При этом нередко немцев охраняли румыны, а румын — сильно не любившие их венгры. Не менее рьяно стерегли соотечественников и немцы, очень ценившие увеличенный паек и особое положение и потому пресекавшие все попытки побегов.
Но самым эффективным методом была внутрилагерная агентура. Завербованные оперативниками пленные сообщали о подготовке к побегам, и все потенциальные участники немедленно водворялись в карцер. К примеру, из лагеря в Свердловской области собиралась бежать группа пленных во главе с бывшим командиром немецкой авиадивизии. По плану они собирались добраться до Казахстана, где с помощью выселенных из Поволжья советских немцев хотели уйти за границу. Но стукачи оказались проворней.
Именно поэтому не было ничего удивительного в том, что и майора Гогенцоллерна с обер-лейтенантом Круппом выдал их собственный сослуживец.
Гитлер и Гогенцоллерны
Забытый полковник
Пленного полковника Ганса Швиккерта, бывшего сотрудника германской военной миссии в Бухаресте, допрашивали в Бутырке не простые оперативники, а начальник 1-го отдела оперативного управления ГУПВИ генерал-майор Дроздов и опытнейший следователь полковник Швейцер, отличившийся при расследовании обстоятельств смерти Гитлера. Причины столь высокого внимания крылись в непростых отношениях советского руководства с румынским королем Михаем. Сотрудничавший с нацистами монарх, чьи войска участвовали в нападении на СССР, в 1944 году объявил войну Германии. Однако в том, что он не желает установления в своей стране просоветского строя, не сомневался никто. И потому любой компромат на короля мог пригодиться руководству румынских коммунистов.
Швиккерт не отрицал, что, попав в румынский лагерь военнопленных, больше всего боялся передачи русским и потому сменил фамилию. Ходили слухи, что младших офицеров оставят румынам, и потому он назвался вымышленной фамилией и понизил себя в должности до капитана. Ни в каких военных или иных преступлениях его не обвиняли. Но Швиккерт вдруг начал рассказывать о том, что кроме него под вымышленной фамилией Гоген в румынском лагере находился его сослуживец по немецкой военной миссии в Румынии принц Альбрехт Гогенцоллерн. И тут же сообщил, что принц вместе с еще одним сотрудником миссии, Гаральдом Круппом фон Болен унд Гальбахом, "до передачи нас командованию Красной армии бежали из румынского плена".
Как следовало из его дальнейшего рассказа, 24 августа 1944 года все сотрудники германской военной миссии были интернированы румынскими офицерами. Однако отнеслись к бывшим союзникам с должным почтением и разместили их во вполне комфортной казарме. К принцу вскоре прибыли два сотрудника румынской полиции в штатском и предложили от имени короля считать себя свободным и поселиться в Румынии там, где ему будет угодно, "поставив лишь в известность о своем местопребывании префекта полиции Бухареста".
Однако принц, как вспоминал Швиккерт, поблагодарил короля за его любезное предложение и "просил передать, что он не хочет пользоваться своим родством с румынским королем и иметь преимущество по сравнению с другими немецкими офицерами–сотрудниками германской миссии, с которыми он решил разделить свою участь".
Правда, мужества принцу хватило лишь на эту красивую фразу. Он тут же попросил передать королю, что в случае возникновения опасности передачи русским он просит принять меры для его спасения. А считаные дни спустя, после того как Красная армия вошла в Бухарест, Альбрехт Гогенцоллерн занервничал уже не на шутку. Он стал настоятельно просить румынских офицеров, занимавшихся пленными немцами, узнать о решении короля относительно его судьбы. Но королю в это время было совсем не до двоюродного дяди. Гофмаршал Михая обещал, что принца вот-вот вывезут в один из королевских замков. Но машина за ним так и не пришла. Принца и его спутников несколько раз перевозили из одного места содержания пленных в другое. Но на свободу так и не отпустили.
В октябре 1944 года Гогенцоллерна, Круппа и Швиккерта фиктивно положили в румынский военный госпиталь. Но принц нервничал все сильнее. Отчаявшись, он написал письмо шведскому послу фон Ройтерсверту, защищавшему интересы Германии в Румынии, и просил его о помощи. Но помощи так и не получил. Посол попытался поговорить с американским офицером связи в Бухаресте о возможности спасения одной важной персоны, не называя имени принца. Но американец отказался предпринимать что-либо без ведома русских.
От отчаяния принц написал письмо матери короля Михая, королеве Елене, и гофмаршалу двора. И лишь после этого в судьбе принца и его спутников произошли изменения. Принца и Гарольда Круппа отправили в отдаленный румынский лагерь военнопленных, а оттуда увезли в неизвестном направлении. "Об этом,— рассказывал на допросе Швиккерт,— мне сообщил в январе 1945 года в плену, в советском лагере в Фокшанах, бывший командир пехотного полка германской армии майор Худца". На вопрос, куда могли уехать Гогенцоллерн и Крупп, полковник ответил: "Этого я не знаю, и майор Худца также ничего по этому поводу не говорил. Полагаю, что Гогенцоллерн и Болен были доставлены в один из замков королевской фамилии. Возможно, в поместье королевы-матери Елены".
Исчерпав тему побега, Швикерт охотно рассказывал о друзьях и знакомых принца, в частности о его связи с румынской певицей Лизет Попеску.
Гаральд Крупп
Прачечный обер-лейтенант
Причина откровенности полковника объяснялась элементарно. Принц и Крупп спасли свои шкуры, бросив командира на произвол судьбы. Это было вдвойне обидно еще и потому, что Гаральд Крупп был адъютантом Швиккерта. Протокол допроса полковника в тот же день, 30 марта 1946 года, отправился в путь по инстанциям. Руководство ГУПВИ отправило его руководству МВД СССР, а 12 апреля доклад о побеге получил Сталин. В нем говорилось: "Допросом содержащегося в Бутырской тюрьме военнопленного, бывшего полковника германской армии Швиккерта Ганса, сотрудника германской военной миссии в Бухаресте, установлено, что румынский король Михай оказывал содействие в побеге из плена в Румынии в октябре 1944 года своему родственнику, майору германской армии принцу Гогенцоллерну и сыну немецкого промышленника Круппа — обер-лейтенанту фон Болен унд Гальбах".
Собственно, никакими доказательствами причастности короля к организации побега следствие не располагало, но министр внутренних дел Круглов ничем не рисковал. Ответственность за просчет ложилась на его давнего недруга — министра госбезопасности Виктора Абакумова. Ведь это его люди занимались Румынией. И машина немедленно завертелась. В Бухаресте давно заседало народное правительство во главе с коммунистом Петру Гроза. И потому поиск вели, широко раскинув сети. Однако принца Гогенцоллерна поймать так и не удалось. Его, видимо, уже успели переправить в Германию или Бельгию, где также правили его близкие родственники.
А вот Круппу помочь было некому. Глава семьи — его старший брат Альфред — сидел в тюрьме за сотрудничество с нацистами (его судили в 1948 году и дали минимальный срок). Гаральд Крупп был схвачен и отправлен в СССР. Сначала он находился в лагере в подмосковном Красногорске. Ценность его в связи с арестом брата упала практически до нуля. Но отпускать добычу не хотелось. И потому его отдали под трибунал как военного преступника. Ему поставили в вину личное знакомство с главарями нацизма и работу на германскую разведку, поскольку после поездки в Одессу во время войны он докладывал об увиденном там коллегам-разведчикам. За эти злодеяния Крупп получил 25 лет лагерей. Отбывать срок его отправили на Урал, где назначили старшим лагерной прачечной команды. Как свидетельствуют документы, он справлялся с этой работой и с усердием выполнял все указания начальства. Родных он увидел только в 1955 году, когда после визита в СССР германского канцлера Аденауэра немецких военных преступников стали отпускать домой. Вернувшись, он вел настолько замкнутый образ жизни, что удалось найти его единственную фотографию и почти никаких сведений о том, чем он занимался в Германии до своей кончины в 1984 году.
Не менее скромно жил и принц Альбрехт Гогенцоллерн. Он играл на скрипке и сочинял музыку в старинном стиле. Иногда концертировал вместе с женой, считавшейся неплохой пианисткой. Он умер в 1977 году, не оставив мемуаров и, видимо, постаравшись напрочь забыть всю историю своего бегства из плена.
Евгений Жирнов ("Коммерсантъ-Власть")
02:30 04/04/2016
