Приговоры Караджичу и Савченко ставят больной вопрос: почему Россия избирательно относится к поиску и наказанию убийц российских журналистов?
Фото: Виктор Ногин
Караджичу дали 40 лет. Этот приговор — иллюстрация к хорошо известному гегелевскому «крот истории роет медленно, но роет хорошо».
В роли крота на сей раз выступил международный трибунал по Югославии. А само следствие по делу Караджича длилось более двух десятков лет, и в нем участвовали более двух тысяч различных специалистов, причем сам суд шел восемь лет. Очевидно, что ошибка в решении трибунала либо его предвзятость в вынесении приговора фактически исключены.
Приговор — это не сведение счетов, не месть какому-то человеку со стороны государств — членов ООН. В Гааге свершилось Правосудие. Трибунал осуждает не просто преступников, а массовые преступления, убийства, насилие, попрание человеческих прав и человеческого достоинства. Судят абсолютное зло, судят войну… За время существования трибунала на скамье подсудимых побывали многие. Каждый получил свое вне зависимости от национальности, вероисповедания, возраста и статуса. Здесь были хорваты и сербы, боснийцы и черногорцы, молодые и старые, генералы и рядовые. Были осужденные, но были и оправданные. Главное — правосудие вершилось всегда на глазах у мирового сообщества, и никто не смог доказательно, основываясь на конкретных фактах и документах, предъявить суду претензии в необъективности.
Особенно очевидным профессионализм гаагского трибунала стал на фоне проходившего в дни вынесения приговора Караджичу суд над Надеждой Савченко.
О процессе сказано много, и добавить к слову «позор» практически нечего. Печалит вот что. Савченко практически бездоказательно осудили за якобы «пособничество» убийству журналистов ВГТРК Волошина и Корнелюка. Действительно, случилась страшная, непоправимая беда. Погибли наши коллеги и граждане России. Президенту хватило суток, чтобы подписать указ о награждении орденами Мужества погибших при исполнении своего профессионального долга. Государство сделало ровно то, что оно и должно было сделать, — как могло, возместило семьям морально и материально гибель родных и близких. Но почему же тогда за 25 лет три сменивших друг друга российских президента не нашли возможности то же самое сделать для семей других погибших журналистов?
Несколько лет назад на этой же скамье подсудимых в Гааге сидел Милан Мартич — бывший президент самопровозглашенной республики Сербска Краина. За организацию этнических чисток хорватов и других не сербских народов на подконтрольной ему территории, где было уничтожено или депортировано более 78 тысяч человек, он был приговорен к 35 годам лишения свободы. Для нас этот преступник «интересен» еще и тем, что в сентябре 1991 года именно ему, как министру внутренних дел Сербской Краины, был подчинен специальный отряд ОМОНа, чей командир Стево Бороевич, по моей версии, расстрелял наших журналистов — специальных корреспондентов Гостелерадио СССР Виктора Ногина и Геннадия Куринного.
Уже находясь в Гааге, Милан Мартич походя признался в том, что имел непосредственное отношение к гибели журналистов.
Казалось бы, что у власти демократической России появился тогда поистине уникальный шанс дать отпор всем, кто нещадно критиковал Гаагский трибунал и обвинял его в политической ангажированности. Мы могли тогда, используя признание Мартича, стать активными участниками судебного разбирательства, добиться выделения расследования дела наших журналистов в отдельное производство. Но нет, этого сделано не было. Российская власть «не заметила» признания Мартича в убийстве наших граждан. За 25 лет, прошедших с тех пор, российское государство, правопреемник СССР, для того чтобы вернуть на Родину хотя бы их честные имена, не сделало фактически ничего.
Напомню вкратце ситуацию на Балканах начала 90-х. В конце 1991 года начала разгораться война в Югославии. В объявившую о своей независимости Хорватию были введены войска Югославской народной армии, состоящей в основном из сербов, которые заняли более четверти территории республики. Здесь была провозглашена новая республика Сербска Краина и развернуты полномасштабные боевые действия против хорватских сил самообороны.
1 сентября 1991 года Виктор Ногин и Геннадий Куринной выехали из Белграда на линию фронта для съемок очередного материала для программы «Время». Фронт проходил тогда у городка Костайница в 70 километрах от Загреба. Журналисты работали в расположении хорватских частей и для передачи материала в Москву, вероятно, решили ехать именно в Загреб, а не в Белград, так как до него было дальше — более двухсот километров.
На выезде из города их ждала засада. Автомобиль был обстрелян и остановлен. К нему подбежали люди из засады. Это была группа спецназа, подчиненная тогда непосредственно Милану Мартичу.
Журналисты были ранены, но живы. Виктор Ногин, управлявший машиной, выполнил требование нападавших и отдал свои паспорт и аккредитацию. Изучив их, командир отряда Стево Бороевич сказал своим подчиненным: «Это хорватские шпионы. Огонь!» И сам достал пистолет.
«Не стреляйте, мы ваши братья!» — успел крикнуть Виктор, но был застрелен выстрелом в голову. Вторым выстрелом был убит сидевший на заднем сиденье оператор Виктор Куринной. Затем милиционеры, убедившись, что журналисты мертвы, разграбили машину, взяли телевизионную технику, деньги, документы и личные вещи, а пленки с видеоматериалом отправили в штаб наступающей армии. Вероятно, именно эти пленки и стали причиной преступления. Сербы наступали, и видеоматериалы хорватских укреплений, а также интервью военнослужащих были прекрасным разведывательным материалом.
Все это мне удалось узнать в ходе многолетнего расследования и опросов многочисленных свидетелей тех событий. В распоряжении нашей комиссии оказались многие сотни уникальных документов, собранных работниками нашего посольства, разведчиками, российскими и иностранными журналистами, работавшими на Балканах в те годы. Огромную помощь в расследовании и обеспечении нашей безопасности оказал тогда лично руководитель СВР Евгений Примаков. Казалось, мы близки к цели. И тайна исчезновения наших журналистов будет, наконец, раскрыта.
Но события октября 93-го года поставили на официальном расследовании крест. Все мои попытки восстановить статус нашей комиссии и продолжить дело наталкивались на холодное равнодушие, а то и на откровенное хамство высокопоставленных чиновников. В МИДе и в администрации президента, в ФСБ и МВД, в Совете безопасности, и даже от некоторых коллег-журналистов я слышал одно и то же:
ты расследовал убийство, доказал, что наших ребят убили сербы. Можешь забыть о своем расследовании, сербы — наши братья,
и любой негатив о них может существенно повредить нашим политическим, а главное — экономическим интересам, то есть нашему бизнесу на Балканах… Мои доводы о том, что нас как государство должна интересовать не национальность убийц, а правда о преступлении и судьба семей погибших журналистов, никого не интересовали.
Сегодня все материалы, собранные по делу, мертвым грузом уже более 20 лет лежат в Генеральной прокуратуре РФ. Мои бесконечные обращения во все властные инстанции, в том числе к президенту РФ с просьбой завершить расследование, возбудив уголовное дело по факту исчезновения в Югославии наших журналистов и поставить, наконец, точку в этой трагической истории, не привели ни к чему. Государство предало своих граждан.
Когда меня спрашивают, почему столько лет эта история не дает мне покоя, почему мешает жить и даже разводит «по разные стороны баррикад» с иными коллегами и друзьями, я всякий раз теряюсь с ответом. Что тут сказать? Что один из пропавших журналистов Виктор Ногин был моим близким другом, что я долгое время «бился» над югославским делом, надеясь найти ребят пусть в плену, в концлагере, искалеченными, но живыми?.. Конечно, это было главной причиной. Но отчего теперь, спустя целую жизнь, я, вопреки всем и всему, продолжаю поиски? Да, все уже быльем поросло. И давно закончилась не наша балканская война. И нет уже Гостелерадио СССР, которое отправило Ногина и Куринного в последнюю в их жизни командировку. И страны той тоже нет… Но для меня все эти доводы — вот беда — каждый раз звучат «за», а не «против». За то, чтобы довести расследование до конца и добиться, насколько это возможно, окончательной ясности. И самое главное, я убежден, — у дружбы и памяти не должно быть срока давности.
Последние полгода я пытаюсь попасть к председателю Следственного комитета Российской Федерации, чтобы передать ему те предложения, которые мне удалось выработать совместно с руководством Генеральной прокуратуры и МВД Хорватии для завершения этого расследования. К сожалению, мои попытки пока оказались тщетными.
Правда, с помощью руководства «Новой газеты» мне удалось встретиться с официальным представителем СК господином Маркиным. Он пообещал, что контакты по этому делу будут продолжены. Надеюсь, так и произойдет… «Крот истории роет медленно…»
Владимир Мукусев
Новая газета
