Как «революционер» – он был исключен из царской гимназии, как «врангелевский шпион» – уехал от большевиков в Европу, где неожиданно для всех стал «золотым пером» советской пропаганды. Позже нацисты называли его «домашним евреем Сталина», он же в ответ рисовал плакаты «Убей немца!»: только его заметки с фронта солдаты не решались пускать на самокрутки. Он получал одну Сталинскую премию за другой, но сразу после смерти вождя написал прогремевшую «Оттепель». Сегодня исполняется 125 лет со дня рождения писателя и публициста Ильи Эренбурга.
Илья Эренбург родился 27 января 1891 года в Киеве в зажиточной еврейской семье. Деньги в дом приносил отец, инженер и купец второй гильдии, мать же была домохозяйкой. Исходя из этого строилось и постоянное противостояние родительских характеров – набожного материнского и резкого отцовского. Впоследствии окажется, что юный Эренбург впитает в себя и то, и другое, в будущем отличаясь, с одной стороны, непримиримостью суждений, но с другой – хладнокровным спокойствием и умением гасить в себе самые сильные эмоции.
Сладко-хмельное детство – вполне себе в прямом смысле этого слова, потому что в возрасте четырех лет Эренбург переехал с семьей в Москву, где отец стал директором Хамовнического пиво-медоваренного завода – плавно перетекло в степенную жизнь гимназиста. Здесь-то на Эренбурга и обрушился пласт революционных идей. Так что во время революции 1905-1907 годов Эренбург вместе со своим лучшим другом Николаем Бухариным – будущим членом Политбюро ЦК КПСС – уже строил баррикады возле Кудринской площади и принимал участие в студенческих демонстрациях. После же подавления восстания Эренбург продолжил распространять листовки с революционными призывами. Его, 17-летнего и неопытного, быстро заметила полиция – он был арестован как «районный агитатор» и отчислен из гимназии. Отсидев полгода в тюрьме, Эренбург вышел на свободу благодаря залогу, который за него внесли родители, и тут же уехал во Францию. Поселившись в Париже, Эренбург встречался с Лениным, Луначарским и другими видными большевиками, однако вскоре жизнь парижской богемы поглотила его. Эренбург отошел от революционной политической жизни и стал писать стихи, за несколько лет выпустив сборники «Стихи» (1910), «Я живу» (1911) и «Будни» (1913).
Во время Первой мировой войны Эренбург устроился корреспондентом русских газет «Утро России» и «Биржевые ведомости», описывая увиденные им людские страдания на франко-германском фронте. В феврале же 1917 года вернулся в Москву, с критикой обрушился на большевиков, уехал в Крым, а при повторном возвращении был уже арестован как «врангелевский шпион». От расстрела его спасло заступничество Бухарина, в то время уже видного политического деятеля. Тем не менее из страны Эренбург решил опять уехать: в 1921 году он эмигрировал в Европу, сохранив при этом советский паспорт.
Год во Франции, год в Бельгии, три года в Берлине. Одна за одной начали выходить его книги: «Лик войны», философско-сатирический роман «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников…», в котором дана мозаичная картина жизни Европы и России времен Первой мировой войны и революции, роман «Трест», рассказы «Тринадцать трубок». Стиль и идеи молодого писателя пришлись по душе советской пропаганде – Эренбург становится постоянным корреспондентом «Известий», участвует в международных конгрессах, выступая на них как советский писатель-антифашист, под впечатлением увиденных во время визита на родину строек первых пятилеток пишет романы «День второй» и «Не переводя дыхания». Тем не менее возвращаться в Союз Эренбург не спешил: участвовал в гражданской войне в Испании, после вновь жил в Париже вплоть до захвата его немцами. Именно тогда писатель опять переехал в Москву, где буквально сразу же опубликовал роман «Падение Парижа», за который вскоре был удостоен Сталинской премии.
В годы Великой Отечественной войны Эренбург уже считался лицом сталинской пропаганды. Он писал по нескольку антифашистских статей в день, работая военным корреспондентом газеты «Красная звезда», и именно ему принадлежало авторство лозунга «Убей немца!». Нацисты называли его «домашним евреем Сталина», а Гитлер лично давал распоряжения поймать и повесить писателя. На фронте же его заметками и статьями зачитывались. Как позже вспоминал Константин Симонов, во многих партизанских отрядах существовали даже официальные приказы: «Газеты после прочтения употреблять на раскурку, за исключением статей Ильи Эренбурга». «Это поистине самая короткая и самая радостная для писательского сердца рецензия, о которой я когда-либо слышал», – писал Симонов.
Именно из его материалов советское население узнавало о злодеяниях фашистов, о фактах уничтожения нацистами еврейского населения. В 1942 году Эренбург вошел в печально известный Еврейский антифашистский комитет, вел активную деятельность по сбору и обнародованию материалов о Xолокосте на территории СССР. Вместе с Василием Гроссманом вписывал еврейские судьбы в годы войны в знаменитую «Черную книгу», которая при жизни авторов так и не была опубликована. «Я – русский писатель, но покуда на свете будет существовать хотя бы один антисемит, я буду с гордостью отвечать на вопрос о национальности: “Еврей”. Мне ненавистно расовое и национальное чванство», – часто говорил Эренбург. В 1944 году писателя наградили первым орденом Ленина (второй он получит в 1961 году), а вскоре генерал де Голль вручил ему орден Почетного легиона – за творчество о Франции в годы войны, за вдохновенные статьи, перепечатываемые французскими подпольными изданиями.
Однако после победного завершения Великой Отечественной войны над беспартийным Эренбургом нависла грозовая туча. Причем случилось это, как ни абсурдно, после выхода в свет его романа «Буря». «Я предлагаю товарища Эренбурга из Союза советских писателей исключить за космополитизм в его произведениях», – четко обозначил повестку дня на одном из собраний писатель Алексей Сурков. «Да, согласен, во время Отечественной войны он писал нужные, необходимые для фронта и тыла статьи, – поддержал его писатель Николай Грибачев. – Но вот в своем многоплановом романе “Буря” он похоронил не только основного героя Сергея Влахова, но лишил жизни всех русских людей – положительных героев. Писатель умышленно отдал предпочтение француженке Мадо. Невольно напрашивается вывод: русские люди пусть умирают, а французы – наслаждаются жизнью?» «Да Эренбург – еврей! – продолжил Михаил Шолохов. – По духу ему чужд русский народ, ему абсолютно безразличны его чаяния и надежды. Он не любит и никогда не любил Россию. Тлетворный, погрязший в блевотине. Запад ему ближе. Я считаю, что Эренбурга неоправданно хвалят за публицистику военных лет. Сорняки и лопухи в прямом смысле этого слова не нужны боевой советской литературе…» И так далее.
В конце обсуждения слово для «покаяния» предоставили самому Эренбургу. Он, выйдя на сцену и взглянув на «сотоварищей», сказал: «Вы только что с беззастенчивой резкостью, на которую способны злые и очень завистливые люди, осудили на смерть не только мой роман “Буря”, но сделали попытку смешать с золой все мое творчество…» Далее он зачитал несколько положительных отзывов о последнем романе, в том числе и от рабочих, которые, по задумке разоблачителей, должны были быть оскорблены, но вместо этого читали роман Эренбурга вслух во время обеденных перерывов и перекуров, в кругу друзей по вечерам. После этого писатель выдержал многозначительную паузу. Но потом вновь заговорил: «Разрешите мне свое выступление закончить прочтением еще одного письма, самого дорогого из всех читательских отзывов, полученных мной за последние 30 лет. Оно лаконично и займет у вас совсем немного времени». Расправил бумажку и продекламировал: «Дорогой Илья Григорьевич! Только что прочитал Вашу чудесную “Бурю”. Спасибо Вам за нее. С уважением, И. Сталин».
Те, кто только что на чем свет стоит ругали Эренбурга и готовы были единогласно проголосовать за его исключение, преобразились, посветлели лицом и без всякого стыда стали ему аплодировать. «Товарищи! Подытоживая это важное и поучительное для всех нас совещание, я должен сказать со всей прямотой и откровенностью, что писатель и выдающийся журналист Илья Григорьевич Эренбург действительно написал замечательную книгу, – взял на себя ответственность итогового слова Алексей Сурков. – Он всегда был на переднем крае наших фронтов в борьбе за социалистический реализм. Мы с вами обязаны осудить выступающих здесь ораторов. “Буря” Эренбурга – совесть времени, совесть нашего поколения, совесть и знамение эпохи…»
В 1948 году за роман «Буря» Эренбург получил Сталинскую премию первой степени. А в 1952 году писатель стал первым из всего двух лауреатов – советских граждан, кто получил Международную Сталинскую премию «за укрепление мира между народами». Через много лет после смерти Сталина он писал о том времени: «При Сталине наш народ превратил отсталую Россию в мощное современное государство… Но как бы мы ни радовались нашим успехам, как бы ни восхищались душевной силой и одаренностью народа, мы не могли жить в ладу со своей совестью и тщетно пытались о многом не думать…»
Эренбург всегда отличался своей принципиальной позицией по многим вопросам. Например, после провала проекта по созданию Еврейской республики в Крыму (местные украинские и татарские общины ни в какую не желали делиться землей) была найдена альтернатива. Нашли ее тогда на Дальнем Востоке, но быстро о ней забыли. На фоне же создания настоящего государства Израиль Биробиджанский проект решили реанимировать, чтобы не допустить роста сионистских настроений у советских евреев. Эренбурга же, как главного еврея, «просто попросили» подписать «Воззвание к евреям СССР», в котором евреев призывали к «добровольному» переселению в Биробиджан. Эренбург отказался. Мало того, впоследствии писатель давал определение Еврейской автономной области как новому гетто и заявлял, что при Сталине он выжил по чистой случайности: «Я выжил не потому, что был сильнее или прозорливее, а потому, что бывают времена, когда судьба человека напоминает не разыгранную по всем правилам шахматную партию, но лотерею».
После смерти Сталина обстановка в стране изменилась. В 1954 году Эренбург пишет произведение «Оттепель», где подробно расписывает ужасающие факты недавнего прошлого – например, провокационного «дела врачей» – и высказывает надежды на перемены. Именно по названию повести и стали именовать «оттепелью» недолгий период послаблений в начале правления Никиты Хрущева.
С 1959 года Эренбург начал работу над мемуарами «Люди, годы, жизнь», считая их «последним заданием жизни». Отдельными готовыми частями мемуары стали почти параллельно публиковаться в журнале «Новый мир». Поначалу их активно цензурировали эксперты отдела культуры ЦК КПСС, однако после личной встречи Эренбурга с Хрущевым правки сошли на нет.
Воспоминаниями писателя, где были четко очерчены портреты многих деятелей культуры – как отечественной, так и зарубежной, советская интеллигенция будет зачитываться еще несколько десятилетий подряд. Сам же Эренбург, закончив мемуары, стал постепенно уходить в тень на фоне затяжных болезней. В марте 1966 года он подписал письмо против реабилитации Сталина, еще чуть более чем через год – скончался от обширного инфаркта миокарда. На его могиле на Новодевичьем кладбище был почти сразу же установлен памятник. На нем виднеется профиль Ильи Эренбурга, выбитый на камне по рисунку его друга Пабло Пикассо.
Алексей Викторов
1
