В Ленина, скорее всего, Фанни Каплан не стреляла. Полуслепая, несуразная, она вряд ли попала бы в собственное колено. Есть свидетельства, что покушение организовал Яков Свердлов. Человек честолюбивый, бессердечный, он пер напролом к месту во главе страны.
Впрочем, Ильич тоже был тот еще интриган, стравливая ведомых и убирая соперников. Даже в «Письме съезду», последнем творении, которое Ленин надиктовал перед тем, как навсегда погрузиться в пучину идиотизма, вождь для каждого из друзей нашел нечто гаденькое. Начиная с «двух выдающихся вождей партии», Троцкого и Сталина, он по-товарищески облил помоями всех.
Но он учил не тех. Ученики обладали отменными клыками. Еще не успели забить последний гвоздь во временный, деревянный мавзолей усопшего диктатора, как Сталин, в лучших ленинских традициях, вместе с Зиновьевым и Каменевым бросился травить основателя Красной Армии. Троцкого изгнали, потом убили.
Охота шла без отбоя. Вместе с Бухариным и Рыковым Сталин сожрал Зиновьева и Каменева. Вместе с молодой порослью в лице Молотова-Кагановича-Маленкова схарчил Бухарина и Рыкова. В конце 30-х отстрел знатных заговорщиков пошел без правил, и даже безмозглое начало войны не обошлось без расстрела толики своих генералов.
Война сбросила с доски прежних кумиров. При Жукове никто не смел хвалить «ворошиловских стрелков». Но сразу после Победы взялись за Жукова. И тихо, незаметно для мира, вспучило внутри высшего кремлевского круга непримиримую вражду между кланом Жданова и кланом Маленкова. Маленков, пошатавшись, уцелел, Жданов таинственно помер, но ленинградский (ждановский!) партийный люд оседлал высшие позиции.
Вместо Сталина, который часто болел, заседания политбюро вел в Кремле жестокий, мрачный Кузнецов, выкормыш Жданова, истинный глава блокадного Ленинграда. Заседания Совета министров СССР, тоже вместо Сталина, вел другой воспитанник северной столицы, льстивый и угодливый экономист Вознесенский. Оба они души не чаяли в Сталине, в чем распинались везде, на трибунах и над унитазами.
Никто не знает, как это удалось Маленкову, но в один ничем особым не примечательный день 1949 года оба видных соратника исчезли. Вот прямо так: только что были, а теперь — нет. Без звука и следа. Вместе с ними исчезли десятки высокопоставленных партийно-советских начальников. Их пытали, многих расстреляли, остальных посадили, а за что именно — никто толком не знает по сию пору.
«Ленинградское дело» еще не захлопнулось, а новая группа небожителей впала в немилость кремлевскому Зевсу. Молотову, Микояну, Кагановичу запретили вместе со Сталиным смотреть в Кремле кино.
Это был приговор. Осталось подождать его исполнения. Но тут усатый вождь возьми и помре. Для многих это было шоком, поскольку подавляющее большинство СССР искренне верило в бессмертие лучшего друга физкультурников. (Для справки: слово «ватник» тогда уже было известно, однако еще не употреблялось как эвфемизм нынешних 86 процентов населения.)
Как рыдал над полутеплым трупом Никита Сергеевич Хрущев. Отрыдавшись, сколотил заговор против самого сильного человека в Кремле — Лаврентия Берии. Хитрый менгрел расслабился, как минер — всего раз, но с летальным исходом. Зато героем стал маршал Жуков, отчего спустя полгода Хрущеву пришлось убрать и маршала.
Ну а дальше пошла рутина. Антипартийная группа: Молотов, Маленков, Каганович и примкнувший к ним Шепилов. Дальше пошла стрельба влет и поодиночке: Ворошилов, Сабуров, Шверник, Первухин. Особо отметим изгнание из партийного рая «моего лучшего друга», как Хрущев величал тупого и надутого Булганина. Заодно смахнули с доски и Фурцеву с Мухитдиновым, чтобы освободить места для нового призыва в самый главный президиум.
Новый призыв и подвел Хрущева под монастырь, впаяв ему за свежий партийный грех: волюнтаризм. Новый начальник был знаменит бровями и тем, что никогда, ни по-трезвому, ни впьянь, не рассказывал анекдоты с тематикой выше пояса. Но мощного карьериста Шелепина по прозвищу «железный Шурик» сковырнул быстро и ловко, после чего проводил только санитарные зачистки.
Впрочем, и в самые застойные брежневские времена, когда, казалось, в советском прокисшем болоте не шевелилась ни одна тростинка, внутривидовая борьба не затихала ни на миг. Члены высшего руководства СССР, как и завещали Ленин со Сталиным, жили в привычном мире взаимной ненависти, подозрительности, подсиживания и сплетен. Главные вожди успокаивались душой, когда в кругу их ближайших соратников царили жестокость и коварство.
Перестройка принесла много облегчений, но не на самом верху. Напротив, вечное правило «В Кремле пленных не берут» обрело новое дыхание. Горбачев выгонял брежневских стариков пачками. Паника охватила высшие учреждения, умножая традиционные и производя на свет новые формы коммунистического приспособленчества и цинизма.
Я совершенно убежден, что мимолетный ГКЧП мог бы надолго овладеть страною, если бы не рознь и врожденная подозрительность, которые в считаные часы разъели жидкие ряды заговорщиков.
С приходом Ельцина многим, включая, каюсь, и меня самого, показалось, будто старые кадровые нравы сгинули вместе со старой системой их подготовки и выдвижения. Но вот Ельцин выгнал Старовойтову, Ковалева, избавился от критиков чеченской авантюры, и стало ясно, что черного кобеля не отмоешь добела. Передача власти мелкому жулику из числа несостоявшихся шпионов стала знаком цековской реставрации.
По велению вороватой президентской «семьи», щедро наложившей в штаны задолго до изгнания из Кремля, в распоряжение обладателя «чудесной Володиной улыбки» (цитата из последней книги Б. Ельцина) были переданы: Кремль, ядерный чемоданчик, государственные машины восславления «первого лица» и подавления миллионов за пределами первой тысячи. Подполковник с бегающим взором получил в приданое также кадры проверенных в деле негодяев типа Чубайса, скверно прописанную, заикающуюся конституцию и миллионы порядочных людей, которые просто не смогли за считаные дни осознать, «какой, оказывается, дурак наш ребе».
После энергичной очистки кремлевских кущей от ельцинского кадрового сухостоя, на самом верху не осталось ни единого человека, который не был бы верным членом КПСС. Но это еще ничего. На всех мало-мальски важных вершинках были расставлены дважды, если не трижды, компартийцы. Поскольку все они принадлежали к «вооруженному отряду партии», к «ордену коммунистических меченосцев», к особой биологической конструкции с «горячим сердцем, холодным разумом и чистыми руками».
Наряду с этими характеристиками, взятыми из знаменитых цитат, я искал в первоисточниках что-нибудь, что бы подкрепило нынешние реалии, когда к «чистым рукам» прилипли миллионы и миллиарды долларов, принадлежащих народу России, но — не нашел.
Звиняюсь, дядечка.
Или, как говорят на языке долларовых миллиардеров, ай эм вери сори.
Но неужто кто-нибудь из нас полагает, будто давний принцип «В Кремле пленных не берут» вдруг сменился чем-нибудь более гуманным? Вы посмотрите, как они рассаживаются по своим местам за длинным столом. Какие у них отчужденные, недобрые физиономии! Как неинтересно, а может, и противно им быть друг с другом! И как они друг друга боятся.
Зато каким восторгом наполняются эти пустые глаза, когда быстрым шагом входит «первое лицо», что-то наспех дожевывая на ходу. «Я здесь, мой повелитель! — изливаются необоримой лояльностью их подобострастные позы. — Одно ваше слово, и я исполню всё. Зарезать маму родную? Вернуть в казну четыре миллиарда, украденные машинально? Плюнуть в харю Обаме? Эчеленца, прикажите!»
Впрочем, и начальники, от Ленина до Путина, знают истинную цену этой холопьей верности. С марта 1918 года, когда советское правительство тайком улизнуло из Питера в Москву, Кремль ни дня не жил иначе, чем в ожидании покушений и дворцовых переворотов. Здесь пристрелян каждый кирпич. Охрана первых лиц всегда была главной заботой бюджета, обогнав по приросту дворцовых вооруженных сил все, без исключения, страны мира.
Ни советский, ни постсоветский человек никогда не знал, во что обходится ему содержание вышколенного, вооруженного по последнему слову техники, ни в чем не знающего нехватки, самого мощного военного округа России под названием Федеральная служба охраны (ФСО). Страшнее тайны Родина не знала.
Права ФСО прописаны на какой-то бумаге, но это ерунда. На деле права охраны ничем не ограничены. Она отбирает костыли у безногих, бьет исподтишка по печени журналистов, сносит зазевавшуюся малолитражку инвалида. Ей можно все.
Но даже это беспредельное «всё» не может обеспечить покоя первых лиц. Стоит любому начальнику назначить себя всенародным водилой, как в сердце его немедленно свивает себе гнездо неумолимый и ненасытный страх. На яхтах и во дворцах, в дождь и вёдро, без праздников и выходных, 24 часа в сутки этот страх расклёвывает сердце и душу узурпатора власти. Даже те из них, кому удается дожить до собственной естественной смерти, становятся мёртвой оболочкой самих себя.
Увы, дожить до своей нормальной смерти удаётся лишь скромной малости диктаторов. У всех своя доля: кому плаха, кому табакерка, кому чай с горчинкой. Бессмысленны полчища стражей: у народа, что пьян он, что трезв, руки всё равно коротки.
Настоящую опасность являют только ближние. Причем чем ближе — тем жутче. Ближние любят, когда властитель осыпает их милостями, но не прощает разорений. «Брюхо — злодей, вчерашнего добра не помнит», — напоминает известная поговорка.
Благодаря внутриполитическим и зарубежным новациям Путина, от Москвы до берега турецкого, лично я, весьма экономно оплачиваемый сочинитель-надомник, потерял за последний год не менее 200 тысяч рублей. Это только за счет обесценения рубля, ни в какие финансовые авантюры вместе с красавицей Набиуллиной я не входил. Минус возник исключительно за счет курсовой разницы и падения помидорных цен. Если вы тщательно пошарите у себя по карманам, то и вы обнаружите незримую дыру, куда уплыла, самое малое, треть ваших обычных доходов.
Впрочем, нас можно сбросить со счетов. На нас есть непобедимая ФСО — между прочим, с дальнобойной артиллерией, танками и боевыми самолетами.
Есть, однако, люди, которые теряли даже не миллионами — миллиардами. Это народ серьезный. Каждый потерянный миллиард окровавленной стрелой торчит из их измученных сердец. Страсти Ромео и Джульетты — погасшая спичка на фоне огненных страстей, терзающих душу человека, у которого было целых десять миллиардов долларов, а остались какие-то крохи: ну, миллиардов девять, а то и меньше.
А тут еще самый первый начальник, то ли сгоряча, то ли в забытьи, поминает всуе ядерное оружие. То есть звучит прямая угроза всем трудовым накоплениям: что замку в Лондоне, что поместью в Красновидово. И если вы не миллиардер, вам просто не понять, как это всё по-человечески обидно.
Я могу выстроить список из дюжины людей, обычно вхожих к первому лицу, у которых убытки последних лет исчисляются десятью и более цифрами. Люди сильной воли, они умеют смотреть на благодетеля с тем же песьим обожанием, как и в старые добрые времена сказочного обогащения. Но поди знай, какая пакость зреет в их ловких, молниеносно всё просчитывающих мозгах.
Гайки закручиваются и будут закручиваться. Но совсем не потому, что мы с вами на ровном месте потеряли по деревянной сотне тысяч. Кремлевские башни никогда не дружили между собою. Сегодня они нахохлились, выпустили когти, защелкали клювами. Красные звезды придали стенам багровый предгрозовой оттенок. Кто из миллиардеров, грабивших родину, ринется в освободительные приключения?
Они сами об этом пока не знают. Как Хрущев, искренне рыдавший над свежим трупом усатого тирана, не знал, что спустя каких-то пару лет он взорвёт мир докладом о сталинских злодеяниях. А ведь у Хрущева не было даже паршивого миллиона долларов.
